Хроноагенты за работой - Владимир Добряков

— Ну, Николай, — спросил Пелудь, — как считаешь, имеет ли всё это писание хоть какой-то смысл?

— Смеёшься, Женька? А зря. Какой-то смысл! Скажешь тоже! Андрей сделал мне комплимент, когда сказал, что я провозился бы с этим год. Года два, а то и три, не меньше. Да и то, потом ещё лет пять сомневался бы и перепроверял себя. Андрей, неужели всё это истина и уже проверено на практике? Хотя, что я спрашиваю? Само твоё появление здесь подтверждает это.

Я пожал плечами, словно подтверждая последнюю фразу. А Пелудь облегченно вздохнул.

— Слава Богу! А то я, было, подумал, что Борис или рехнулся, или фантастики на досуге перечитал. Теперь я верю, что вы действительно не Борис. Борису такая математика явно не по зубам.

— Ха! Такая математика по зубам лишь гению, — ответил Бакаев, — Андрей, вы — гений!

— Николай Петрович! — не выдержал я, — И Ньютон, и Эйнштейн, и Дирак, и Максвелл, и многие другие, несомненно гении. Но никто же не считает гениями студентов и инженеров, которые пользуются их открытиями и могут изложить их в виде формул и уравнений. Меня просто хорошо научили пользоваться этим, не больше. Моих заслуг в этом нет никаких.

— Извини, Андрей, я неправильно выразился. То, что вы написали, гениально! Это — открытие эпохи! Я ползал вокруг этого давно, сомневался, нюхал, щупал, пробовал на вкус и снова сомневался. Явились вы и положили конец моим сомнениям. Теперь ясно, что я был прав. Но теперь я не могу, не имею права опубликовать это под своим именем.

— Почему же? Имеете полное право. Неужели вы думаете, что мы стали бы вам помогать, если бы сомневались, что вы сами способны дойти до этого? Вопрос только: когда? А разве сегодняшнее покушение для вас не аргумент? Стали бы наши противники планировать и осуществлять акцию по вашей ликвидации, если бы не были уверены, что открытие уже созрело? У них есть дела и поважнее, чем убийство никому не известного ученого. А мой акт рассматривайте как помощь, подсказку, прояснение туманных мест.

— Кстати, — заметил Пелудь, — я тут связался с прокуратурой и МУРом. Этот тип, действительно Владислав Чесноков, профессиональный киллер. За ним восемь убийств, и он числится в федеральном розыске. Но, тем не менее, показания и объяснения, тебе завтра давать придётся.

— Не мне, — поправил я, — а Борису Гришину.

— Вот так номер! — удивился Пелудь, — А что он будет говорить? Он же ничего об этом не ведает.

— Почему? Он всё это знает так, как если бы он всё проделал сам. Одно исключение. Если я знал, что киллер будет ждать Николая Петровича на одной из станций метро, и пошёл туда намеренно; то для Бориса получается так, что он встретил Николая Петровича в переулке случайно и решил его незаметно сопровождать.

— Пусть будет так. Но, Андрей, откуда у вас такая уверенность, что после опубликования открытия они оставят Николая в покое? А что если они захотят ему отомстить? Вряд ли мы сможем остановить их.

— Нет, майор, они не будут мстить, они выше этого. Во всяком случае, за всё время нашего противоборства мы таких случаев не наблюдали. Повторить попытку они могут. Но махать кулаками после драки не станут. Это не в их правилах. Просто, после опубликования открытия они утратят всякий интерес и к Николаю Петровичу, и к вашей Фазе. Вот мы, другое дело. Они отлично знают, кто сорвал им операцию, и обязательно постараются отыграться. За мной они охотятся уже второй год. Но пока безуспешно, — я вздохнул, не всем так повезло, как мне.

— Кошмар! — охнула Вера, — Второй год жить под таким прессом… Это же рехнуться можно!

— Мы — хроноагенты! — я многозначительно поднял палец, — Это — наша работа и её издержки, увы, неизбежные. Но мы заболтались, а мне пора домой. Я своё дело сделал.

— А когда и как вы будете возвращаться? — поинтересовался Бакаев.

— А очень просто. Вот сейчас отвезём вас домой, вернёмся на предприятие, и я часок вздремну. Проснусь уже Борисом Гришиным без всяких примесей. А Андрей Злобин в это время будет уже у себя. Да, стоит ли вас предупреждать, что о моём визите и об этом разговоре распространяться не нужно? Особенно, девоньки, это относится к вам. До поры, до времени, разумеется.

Меня заверили, что никто ничего не узнает, мы попрощались и покинули квартиру Золотаревых. Когда мы спускались по лестнице, Пелудь поинтересовался:

— А сколько лет вас готовят к такой работе? Наверное, с детства отбирают и воспитывают в специальных училищах, вроде кадетских корпусов.

— Вот тут ты ошибаешься, майор. Готовят нас, конечно, основательно, но весьма интенсивно и быстро. Меня на экстракласс готовили всего около года.

— Ну, значит, до этого солидная подготовка была.

— Тоже неверно. Я — выходец из Советского Союза образца 1941 года. В миру был лётчиком-истребителем.

— Постой, постой! Это получается, что ты родился и жил в обычном Мире, таком же, как и наш. Как же ты стал этим, как его, хроноагентом?

— А вот так и стал. У нас подавляющее большинство хроноагентов — выходцы из Реальных Фаз.

— И как же они к вам попадают?

— По разному. Но есть общий принцип, даже два. Их отбирают в Секторе Наблюдения с помощью специальной программы-искателя, которая настроена на соответствующие характеристики Матрицы личности. Когда Матрица с нужными характеристиками обнаружена, включается программа тестирования. Если тесты дали положительные результаты, сведения о субъекте передаются в специальный отдел. Там ведут за ним постоянное наблюдение и в соответствующий момент считывают его Матрицу личности. И у нас становится одним человеком больше. Второй принцип: этот человек никогда и ни при каких обстоятельствах не может вернуться назад, даже временно. Это — закон.

— Интересно, а мою Матрицу проверяли этой программой или нет? — задумчиво сказал Пелудь.

— Что-то вы, майор, больно заинтересовались этим делом. Обещаю, что, как только вернусь, в первую очередь проверю вашу Матрицу. Уверен, вам у нас понравится, а такие личности, как вы, нам безусловно подойдут.

— Постой, Евгений! — возмутился Бакаев, — Ты что, хочешь меня бросить?

— А что, Коля, мне здесь делать, если я тебя через несколько месяцев передам под опеку более компетентных органов? В ОМОН податься? Частное охранное агентство открыть? Или самому в криминал пойти? Ни одно, ни другое, ни третье меня не привлекает. Хотя, на всех этих поприщах я добился бы успеха. А у них работа подходящая, как раз для меня. Как я понял, параллельных Миров существует бесконечное множество. Значит, и работа никогда не кончится. Верно?

— Верно, майор. Передохнуть будет некогда. А вы, Николай Петрович, за друга не переживайте. Вы же не знаете, что из себя представляет «соответствующий момент». Он, как правило соответствует гибели человека, с которого считывается Матрица. Мы все прошли через свою смерть. Я погиб в случайной уличной стычке. Два моих друга, тоже лётчики, погибли в воздушных боях. Мой шеф взорвал вместе с собой лабораторию, чтобы ценное открытие не досталось неофашистам. Ещё один был сожжен на костре, а двое других посажены на кол. Как правило, Матрица считывается, когда наступает такой критический момент. Но бывают и редкие исключения. Матрицу считывают с живого человека и делают дубликат. Но это бывает крайне редко, так как между Матрицами в этом случае остаётся связь, и происходит непроизвольный обмен информацией. Тут недалеко до помешательства. Приходится человека постоянно обследовать, контролировать его состояние. Вас, майор, такие перспективы не отвращают от сотрудничества?

— Нет, не отвращают.

— В таком случае, будем считать, что я вас завербовал.

Я сдержал слово и, вернувшись в Монастырь, протестировал Матрицу Пелудя. Как я и предполагал, она во многом соответствовала требованиям, предъявляемым к хроноагентам. А меньше чем через год разорившиеся предприниматели решились на отчаянный шаг. Они заплатили банде террористов, чтобы те разгромили предприятие Бакаева. Нападение было отбито, но в перестрелке погиб майор Пелудь. Наш спецотдел успел считать его Матрицу, и у нас появился ещё один кандидат в хроноагенты.

Глава IX. Микеле Альбимонте.

Не прыгайте с финкой на спину мою из ветвей, —

Напрасно стараться — я и с перерезанным горлом

Сегодня увижу восход до развязки своей!

— Старый, подъём! — услышал я голос дневального, — Тебя Лука требует. Дуй в штаб!

Я с огорчением прогнал остатки сна, открыл глаза и потянулся. Майор Лукьяненко, начальник штаба батальона, прекрасно знал, что эту ночь я совсем не спал. И если он не даёт мне отдохнуть, значит, произошло нечто чрезвычайное.

Сидя на койке и наматывая портянки, я про себя посмеивался над своим прозвищем. «Старый». Надо же! Старшему сержанту Лаврову пять месяцев назад пошёл только двадцать пятый год. Но что поделать, если попал на службу на четыре года позже своего срока. Сейчас в глазах двадцатилетних парней, которые и жизни-то ещё толком не видели, действительно выглядишь умудрённым стариком. Недавно в батальон прибыл новый механик-водитель. Выпускник сельскохозяйственного института, в котором не было военной кафедры, он был призван рядовым в двадцать три года. И тоже получил прозвище «Старый». Забавно было услышать в казарме нечто в таком роде: «Эй, Старый! Да не тот Старый, который дембель, а тот Старый, который молодой!»