Финляндия. Творимый ландшафт - Екатерина Юрьевна Андреева

испорчен, не так ли? Дом надо строить рядом с лужком, но рядом с лужком места для постройки не было! Подумать только: я чуть не стал домовладельцем! А разве домовладелец может быть искателем приключений? Дальше… Я чуть было на всю свою жизнь не обзавелся такой соседкой, как Ежиха! Скорее всего, она из обширного ежового рода, и все они там такого же неприветливого нрава. Стало быть, я избежал трех больших бед и должен испытывать чувство глубокого удовлетворения. Теперь задним числом я смотрю на историю с домом как на свой первый большой жизненный Опыт, имевший величайшее значение для моего дальнейшего развития. Сохранив свободу и самоуважение, я мог брести по ручью и дальше, но мысли мои были прерваны каким-то веселым, коротеньким звуком. Посреди ручья стрекотало красивое водяное колесо, сделанное из колышков и лопастей. Я остановился в удивлении. И тут же услыхал, как кто-то говорит: – Это эксперимент. Счетчик оборотов. Я приоткрыл глаза и увидел, что из черничника высовывается пара длинных-предлинных ушей. – С кем имею честь? – спросил я. – Фредриксон, – ответил обладатель длинных ушей. – А ты сам – кто? – Муми-тролль, – отвечал я. – Беглец, рожденный при самом необыкновенном сочетании звезд. – Каком-каком? – переспросил Фредриксон с заметным интересом. И я очень тому обрадовался, потому что впервые услышал разумный, интеллигентный вопрос. Я вылез из ручья и, сев рядом с Фредриксоном, стал рассказывать ему о всех знаках и предзнаменованиях, сопровождавших мое появление на свет. Он ни разу не прервал меня, слушая мой рассказ о красивой маленькой корзиночке и газетной бумаге, в которой меня якобы нашла Хемулиха, и о моем ужасном детстве в ее ужасном доме, где меня никто не понимал. ‹…›

– А хемули просто отвратительны, – заявил Фредриксон и, рассеянно вытащив из кармана пакет с бутербродами, отдал мне половину, пояснив: – Ветчина. – Потом мы с ним немного посидели, глядя, как заходит солнце. За время своей долголетней дружбы с Фредриксоном я не раз удивлялся тому, как он может успокаивать и убеждать, не произнося сколько-нибудь значительных и громких слов. ‹…›

Когда в лесу совсем стемнело, мы с Фредриксоном вернулись на мой зеленый лужок и легли спать. Мы провели ночь на веранде моего дома, хотя Фредриксон об этом и не подозревал. Во всяком случае мне стало совершенно ясно, что дом готов и мне больше не надо думать об этом. Единственное, что имело значение, – я нашел своего первого друга, и для меня началась настоящая жизнь. ‹…›

В то утро, проснувшись, я увидел, что Фредриксон закидывает в ручей сеть. – Привет! – поздоровался я. – Здесь водится рыба? – Нет! – ответил Фредриксон. – Это подарок ко дню рождения. – Реплика была совершенно в духе Фредриксона. Он просто хотел сказать, что рыболовную сеть получил в подарок от своего племянника, который сам сплел ее и очень огорчится, если сеть не побывает в воде. Слово за слово, и я узнал, что племянника зовут Шнырек (Маленький зверек, который шныряет, то есть: необыкновенно торопливо и легкомысленно снует туда-сюда, опрокидывая и теряя по пути все, что можно. – Примеч. авт.) и что родители его погибли во время генеральной уборки. Этот зверек жил теперь в банке из-под кофе, ну, той, что голубого цвета, и коллекционировал главным образом пуговицы. Рассказ Фредриксона не отнял у меня много времени. Фредриксон был скуп на слова и никогда не тратил их особенно много за один раз. Затем он поманил меня легким движением уха и повел в лес. Когда мы подошли к кофейной банке, Фредриксон вытащил свисток и трижды свистнул. Крышка моментально отскочила, оттуда выпрыгнул Шнырек и кинулся к нам. – Доброе утро! – с нескрываемой радостью закричал он. – Вот здорово! Как раз сегодня ты и собирался устроить мне большой сюрприз? Это кто с тобой? Какая честь для меня! Жаль, что я еще не успел прибраться в банке… – Не смущайся! – успокоил племянника Фредриксон. – Это Муми-тролль.

– Здравствуйте! Добро пожаловать! – затараторил Шнырек. – Я сейчас… Извините, мне надо взять с собой кое-какие вещи… – Он исчез в своей банке, и мы услышали, как отчаянно он там роется. Через некоторое время Шнырек снова выскочил с фанерным ящичком под мышкой, и дальше мы пошли уже втроем. ‹…› Тут Шнырек так разволновался, что начал подпрыгивать; шнурок, которым был завязан ящичек, развязался, и на поросшую мхом землю вывалилось все его имущество: медные спиральки, резиновая подвязка, сережки, сушеные лягушки, ножи для сыра, окурки сигарет, куча пуговиц и среди прочего открывалка для минеральной воды. – У меня был такой хороший шнурок, но он потерялся! Извините! – пропищал Шнырек. – Ничего, ничего, – успокоил его Фредриксон, складывая все обратно в ящичек. Потом он вынул из кармана обрывок веревки, перевязал ящичек, и мы пошли дальше. Поглядев на уши Фредриксона, я понял, что он переполнен своей тайной и очень волнуется. Наконец мы остановились возле зарослей орешника, и Фредриксон, повернувшись, серьезно посмотрел на нас. – Твой сюрприз там? – благоговейно прошептал Шнырек. Фредриксон кивнул. Мы пробрались сквозь заросли и очутились на поляне. Посреди поляны стоял пароход, большой пароход! Широкий и устойчивый, такой же надежный и крепкий, как сам Фредриксон. Я ничего не знал о пароходе, но меня тут же охватило какое-то доселе незнакомое мне сильное чувство, можно сказать, возникла идея парохода; мое сердце – сердце искателя приключений – гулко забилось[37].

В 1952 году для клуба-отеля «Сеурахуоне» в Хамине Туве Янссон написала две фрески. В кабинете изображены три юных кадета из хаминской военной школы, где с 1882-го учился Маннергейм и откуда его выгнали за самоволку. А Хамина – и теперь город-крепость с большим военным училищем, с памятником 4000 офицеров, погибших в обеих войнах с СССР в 1940-е, наконец, с офицерским собранием прошлого и позапрошлого веков, где под портретами героев и мраморными досками можно неплохо поесть, когда уже кадеты и офицеры утолят свой голод пятью закусками, супом и тремя горячими. Здесь присутствие военных бодрит и украшает жизнь парадами военных оркестров, как вдохновляют военно-морской парад на Неве и красавицы-израильтянки с автоматами «узи» в Иерусалиме.

В полной форме, с киверами, спустившись на дно морское, встречают юноши-кадеты русалочку – счастливую и преображенную Филифьонку. Психоделические кораллы и косяк мелких рыбешек деликатно скрывают русалочий хвост. Удивительные глубоководные существа, грациозная змея и рыба-молот – вот истинная