«Если», 1996 № 02 - Уильям Гибсон

Но, кажется, ему удалось себя реабилитировать — с помощью птички-коприт.

— Если нам суждено стать добрыми друзьями, — сказала Тогло, — обещайте мне только одно.

— Что? — спросил Рэднал, вдруг насторожившись. — Честно говоря, не люблю дружбу с условиями. Это слишком напоминает мне наш последний договор с Моргафом. Да, вот уже некоторое время мы с островитянами не воюем, но и не доверяем нм — как и они нам. Лучший пример — события в Низине.

Тогло кивнула.

— Верно. И все же я надеюсь, что мое условие вас не слишком обременит.

— Продолжайте. — Он сделал глоток искрящегося вина.

— Что ж, ладно, Рэднал вез Кробир… Учтите, если мне еще раз доведется увидеть вас в спальном мешке с парочкой голых узкоголовых девиц — или даже широкобровых! — можете считать нашу дружбу законченной!

Немного вина попало ему в нос, и от этого Рэднал закашлялся еще судорожнее. Жадно ловя ртом воздух и вытирая платком лицо, он выиграл несколько сердцебиений, чтобы к нему вернулось присутствие духа.

— Тогло вез, считайте, что мы договорились, — торжественно произнес Рэднал.

И они пожали друг другу руки.

Гарри Тартлдав

PEAЛЬНОСТЬ ВЫМЫСЛА

Повесть «В низине» в 1994 г. была удостоена премии «Хьюго». Однако автор — один из именитых зарубежных писателей нового поколения — мало известен отечественному читателю. Поэтому мы решили предложить аудитории журнала выдержки из интервью c Г. Тартлдавом, опубликованного в журнале «Locus», дабы сам автор рассказал о своих литературных пристрастиях.

Но об одном любопытном факте, связанном с историей нашего журнала, хотелось бы упомянуть.

Книгой, во многом определившей писательские интересы Г. Тартлдава, стал ромам Л. Спрега де Кампа «Да не опустится тьма». Роман был переведен на русский язык В. Бакановым и опубликован в «Если» № 2, 1992 г. С тех пор известный переводчик всерьез увлекся издательским делом и практически оставил перевод. Однако, ознакомившись с повестью Г. Тартлдава, согласился перевести ее для журнала «Если».

Наверное, вас часто спрашивают, как вы придумали такой прелестный псевдоним?[3]

— Хотите верьте, хотите нет, но Гарри Тартлдав — мое настоящее имя. А вот как я стал Эриком Айверсоном — это разговор особый. В 1979 году издательство «Белмонт Тауэр» напечатало мой роман о мечах и колдовстве; попутно меня перекрестили в Эрика Айверсона. И не то чтобы книга была так уж связана со скандинавской мифологией, просто, по их мнению, никто не поверил бы, что у человека может быть фамилия Тартлдав. Были две причины, почему я некоторое время оставался Айверсоном. Во-первых, под настоящей фамилией я продолжал печатать научные работы. Кроме того, у меня тоже была ошибочная гипотеза — что кому-то и взаправду взбредет в голову читать «белмонттауэровскую» книгу.

Так вот я и получил этот псевдоним. Работая для журналов, я обзавелся еще и средним инициалом «Г», что означало «Годдэм»[4] Иногда я даже ставил на книгах автограф «Эрик Годдэм Айверсон» — своеобразный комментарий к навязанному мне псевдониму.

— Ваши произведения обычно строятся на реальном историческом материале. Например, цикл «Видессос». Эго как-то связано с вашим образованием?

— Действие цикла «Видессос» разворачивается в некоем фантастическом аналоге Византийской империи. Я получил докторскую степень за работы по византийской истории, стае таким образом чуть ли не самым безнадежным безработным в истории человечества. А вот историком (а позже и литератором) меня сделало пристрастие к чтению научной фантастики. Я действительно собирался посвятить себя наука, но скорее уж астрономии. Однако где-то в старших классах я прочитал роман Л. Спрэга де Кампа «Да не опустится тьма». Прежде такая литература мне в руки как-то не попадала. Я начал выяснять, что там правда, а что де Камп выдумал — и не сумел разобраться. Потом я поступил в Калифорнийский технологический институт и вылетел в конце первого курса, в немалой степени потому, что все больше интересовался историей и все меньше — физикой. Ну и, конечно же, потому что как раз тогда вышло известное издание «Властелина Колец» в мягкой обложке, и я прочитал его раз эдак восемнадцать — вместо того чтобы грызть гранит науки.

Дальше меня занесло в Лос-Анджелесский университет на отделение византийской истории. Я защитил докторскую и тут же обнаружил — собственно говоря, это начало проясняться уже где-то к середине аспирантуры, — что имею две возможности получить постоянную научную работу: почти нулевую и нулевую. Два года я преподавал в Лос-Анджелесе, замещая своего бывшего руководителя, пока тот стажировался в Афинском университете. В середине 79-го он снова занял свое место, и я тут же решил, что не желаю возвращаться к жалкому статусу почасовика.

К этому времени в «Белмонт Тауэре» вышел тот самый мордобойно-магический роман; кроме того, я получил деньги за несколько рассказов, принятых, но еще не напечатанных: покупают — значит, не так уж плохо они написаны. На этом основании я устроился в отдел образования Лос-Анджелесского округа техническим писателем. Это означало, что я писал технические тексты, газетные заметки и опросники, подвизался в ролях корректора и редактора, а по большей части — машинистки. Когда я еще сидел без работы, я начал то, что стало впоследствии четырьмя книгами «видессосского» цикла. Работать и одновременно Писать было труднее, но я кое-как справился и даже начал регулярно продавать свои произведения. В июне 91-го я решил, что теперь могу рискнуть отправиться в свободный полет, в каковом состоянии я и пребываю по сию пору.

Насколько можно понять, многие теперешние писатели-фантасты больше интересуются историей, чем физикой, отчасти, возможно, потому, что сейчас будущее выглядит далеко не так привлекательно, как лет двадцать — тридцать назад, и людям стало интереснее заглядывать в прошлое, нежели смотреть вперед.

— Не потому ли таким популярным стал жанр альтернативно-исторической фантастики, в том числе и в вашем творчества?

— Получив историческое образование. я вижу не только существующее положение вещей, но и интересные повороты в прошлом, которые могли бы сделать мир совершенно иным. Я отношусь к своим альтернативным историям как к мысленным экспериментам, имеющим целью осветить не столько иные исторические аспекты, сколько современное общество. Изображение, даваемое зеркалом альтернативной истории, не получить никаким иным способом: в нем возможны столкновения крайностей, так никогда и не столкнувшихся в истории реальной — столкновения, бросающие новый свет на события дней сегодняшних. Исходной точкой написанного мною несколько лет назад рассказа «Последняя статья» была победа Гитлера и противостояние немецкой армии, захватившей Индию, Махатме Ганди и его ненасильственному сопротивлению. Мысленный эксперимент, ставящий своей целью осмыслить, при каких условиях непротивление может быть эффективным, а при каких оно ведет к катастрофе. Эти две крайности никогда впрямую не сталкивались — и слава тебе, Господи! Получилась бы мясорубка.