Бес Славы - Юлия Еленина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бабушка.
Оглядывается по сторонам и замечает меня. Бодрой походкой, совсем несвойственной возрасту, женщина направляется ко мне, улыбаясь. На ведьму совсем не похожа, скорее, на бабулю из рекламы пельменей.
– Здравствуйте, – говорит она звонким голосом.
Я киваю в ответ, отвечая:
– Добрый вечер.
Протягиваю упаковку, женщина забирает и представляется:
– Я Агафья Ильинична.
– Матвей.
– Матвей, не стой здесь. Пойдем в дом.
– Нет, – отрицательно качаю головой. – Я подожду.
Но это не просто проявление вежливости со стороны бабушки Славы. Агафья Ильинична настаивает, берет меня под руку и ласково говорит:
– Я тебе такой чай заварю… Поверь, Матвей, в магазине такого не найдешь.
Сбрасывать со своего локтя руку пожилой женщины как-то неприлично, и мы не спеша доходим до калитки, а потом заходим во двор.
– Это неудобно, – все еще пытаюсь отказаться, хоть уже и сдался.
Ее прикосновение такое уютное и доброе. Не знаю, откуда такое взялось в моей голове, но я вспоминаю маму. Она так же до меня дотрагивалась. И почему в прикосновении посторонней женщины я чувствую… Любовь?
Наваждение какое-то...
Мы поднимаемся по ступенькам, да еще таким, что мне кажется – они раскрошатся в труху от нашего веса. Но нет, ступеньки выдерживают, и вскоре мы входим в дом.
Здесь пахнет свежестью и травками. Тонко, изящно и так уютно. Похожий запах у волос Славы. Ее, кстати, в этом помещении нет. Вижу еще две двери, одна закрыта, вторая чуть приоткрыта. Меня тянет заглянуть...
– Присаживайся, – говорит вполголоса хозяйка дома, кивая на один из стульев, стоящих у большого круглого стола.
Я слушаюсь, сажусь. Агафья Ильинична включает электрический чайник, а потом достает с полки шкафа заварной и несколько металлических коробочек. Открыв их, женщина начинает насыпать в чайник по горстке ароматных травок. Я наблюдаю за этим как завороженный.
– Бабуль... – вдруг слышу я голос Славы. Оборачиваюсь, она стоит в дверях той комнаты, что была приоткрыта. Увидев меня, девушка сначала теряется, а потом вся бледнеет.
– Вы...
– Я, – зачем-то киваю я. – Твоя бабушка пригласила меня выпить чай.
– Зачем? – обращается Слава к бабушке.
– Ну, Стася, некрасиво же, молодой человек тебе помог, – отвечает женщина внучке, а потом обращается ко мне: – Ты не обращай внимания, она сейчас сама не своя, – и без перехода спрашивает:
– Марта уснула?
– Нет.
– Хорошо, пойду дам ей лекарство, – произносит бабушка, наливает в заварной чайник только что вскипевшую воду. – А ты поухаживай за Матвеем.
Охренеть. Я чувствую себя ледяной глыбой среди теплоты, которая царит в этом доме. Слышу за стенкой приговаривания Агафьи Ильиничны:
– Мартушка, моя девочка… Вот так, да, открывай ротик. Вкусно же? Да, моя девочка.
Я все это слышу, потому что в кухне стоит гробовая тишина. Слава даже не шевелится, только с каждой секундой все больше и больше бледнеет. За дочку так переживает? Наверное, все-таки зря я сюда пришел.
– Матвей Георгиевич… – начинает Слава, запинаясь.
– Я могу уйти, – поднимаюсь из-за стола.
Вот что за хрень вообще происходит? Я себя чувствую мальчишкой. Таким зависимым, беззащитным, которому не хочется уходить из крепости. Да, дом этот крепостью не назовешь – слишком ветхо выглядит, а вот в каком-то эмоциональном плане чувствуешь себя защищенным.
И эти кружевные занавески на окне, и немного потертая скатерть, и недавно побеленная печь, и вообще вся атмосфера – все так мило и уютно. Блядь, да мне хочется прослезиться. Когда я плакал в последний раз? Лет в семь, когда разбил колено так, что почти кости были видны. Или хрящ. Не помню, что там находится. Остальное все преодолевал сквозь стиснутые зубы, рассекал воду, но эмоциям не давал волю. И что сейчас? Чувствую себя беременной бабой, подверженной эмоциям.
– Куда это ты собрался? – появляется в дверях Агафья Ильинична с ребенком на руках.
Она так трепетно держит этого маленького человека, что мне становятся понятны слова Славы. Да, с такой бабушкой оставить ребенка не страшно.
Под взглядом этих гипнотических, но слегка выцветших серых глаз я опускаюсь обратно на табурет, у которого одна ножка шатается, и говорю:
– Спасибо.
Это единственное слово, которое нашлось в моем лексиконе.
Агафья Ильинична подходит ближе, и я вижу, что Слава вообще меняется в лице. Что с ней такое? Думает, что я ее уволю после такого знакомства?
– Матвей, держи ребенка. А мы пока на стол накроем.
Что?! Да я в жизни детей на руках не держал.
– Извините, но…
– В этом нет ничего сложного. Она сейчас должна уснуть, – говорит Агафья Ильинична, ловко держа одной рукой ребенка, а второй – складывая мои руки правильно.
– Бабушка… Я сама могу… – подает голос Слава.
А я смотрю на этого человека, который опускается мне на руки и открывает полусонные глаза. Офигеть! Они цвета… О! Как бассейн. Точно. Голубые омуты, в которые хочется окунуться. Глаза фокусируются на моем лице, а потом на детском лице появляется улыбка.
– Ты ей нравишься, Матвей, – слышу Агафью Ильиничну.
Девочка смотрит на меня внимательно. Вяло шевелит ножками. Но на руках лежит спокойно, словно ей удобно и комфортно... Внутри меня вдруг что-то екает. Такая маленькая, такая миленькая. Славная. Да, Славная – дочка Славы.
Что за бред лезет мне в голову? Чего это я за этот вечер так растрогался?
Кошусь на женщин – они суетятся, накрывая на стол. Печенье, конфеты, мед в деревянной плошке, его я узнал по ложке для меда, у нее необычная форма. Слава разливает заварку и кипяток по трем керамическим кружкам. Руки у нее слегка трясутся, но она не проливает ни капли на скатерть. А бабушка ставит на стол румяные пирожки. Очень аппетитные на вид.
– Мы ненадолго... – произношу я.
– Ничего, перекусить успеете, – с улыбкой говорит Агафья Ильинична.
Закончив, они садятся за стол. Ребенок так и лежит у меня на руках. Причем я не чувствую ее веса. И не чувствую отторжения. Малышка опять мне улыбается и начинает закрывать глаза. Медленно, забавно при этом зевая. Я смотрю на нее и чувствую – улыбка расширяется на моем лице.
Буквально через полминуты девочка засыпает. Мы слышим ровное и спокойное сопение ребенка. Хотя я ощущаю – ребенок горячий, температура еще не упала.
–
