Князь без княжества - Анатолий Минский

Под руководством Алекса мальчик первый раз поднялся в воздух, вопреки мнению домашних воспитателей, твердивших – рано. В жарком июльском небе он впервые в жизни описал неровный круг вокруг родового замка. Наставник не отпускал его ни на шаг, готовый подхватить в любую секунду – ребенок забрался на совершенно недетскую высоту.

Амелия встретила их обоих на башне.

– У меня сердце замерло...

– Иначе невозможно, синьора. Мужчина должен рисковать, в противном случае не вырастет настоящим теем.

У нее еще один сын, годовалая кроха, родившийся после гибели мужа.

– Мои мальчики остались без отца.

– Я его не заменю, синьора. Обучение бою и полетам – далеко не все.

– Понимаю... Но и выйти замуж повторно не могу.

– Отчего же? – улыбнулся Алекс, отстегивая крыло. – Вы красивы, годы позволяют...

– Разве в этом дело? – Амелия недовольно глянула на стражника, имеющего возможность разобрать долетающие обрывки фраз. – Я обречена быть несчастной. Как принцесса совсем не имела права выбирать, выбор сделал отец. Не самый худший, но... Вы видели свекровь и даже вкушали, так сказать, плоды ее стряпни. После окончания траура я не то что завести роман – посмотреть в сторону не смела, постоянно слышала – не смей! Какой растлевающий пример подаешь! Я же – живая, я – женщина...

– Но Хлория в изоляции.

– Спасибо, тей. Остается последняя проблема, самая сложная. Мне нужен мужчина не просто для ложа, для брака. Такой у меня уже был. Я хочу принадлежать любимому и любящему меня!

Последние слова Амелия практически выкрикнула, хоть громкость ее голоса осталась прежней. Подобрав юбки, вдова быстро направилась к лестнице вниз, прихватив по пути Филлиса.

К концу июля Алекс решился вызвать Иану. Гвардейский фалько-офицер, его заместитель и очевидный преемник, сын графа Малены, чье поместье в часе лета от Винзорского дворца, гарантировал ей безопасность в отцовской резиденции. Не имея возможности самому оставить Восточную Сканду, князь собрал целую экспедицию из десяти теев, написал пространное письмо с множеством извинений, почему не мог отправить за семьей раньше, и велел отряду вылететь в Шанхун.

Вскоре, в первых числах августа, лакей с поклоном вручил письмо от Евы и Терона, перенаправивших послание Горана. Оно путешествовало долго – из морского порта Восточной Сканды в Винзор, но не попало к Алексу, адресованное в Леонидию синьору Мэю, улетело в столицу. Потом вернулось оттуда, имея шанс затеряться на очередной пересылке.

«Дорогой друг! – писал Горан. – Управляюсь с пером не без труда. Пустяковая рана от пиратской пули сильно загноилась, боялся – руку отнимут. Обошлось. Помогли уроки Дживы и его собратьев, благослови их Всевышний.

В Табе мало что удалось выяснить. Хелена настаивает – нужно срочно двигаться в Ламбрию. Она желает разобраться в возможностях техники нашего мира, нанять кого-то из тамошних инженеров, ибо сама в технике не понимает».

Далее он сообщал о расчетном времени прихода в Злотис, до которого на поезде пять дней пути.

Алекс отменил занятия с гвардейцами и засел у себя в комнате, обдумывая ситуацию. Как следовало из письма, в Злотисе Горан и Хелена сойдут, дожидаясь подходящего судна до Арадейса. Денег у них в обрез. У Хелены нет сведений, собранных здесь казначеем Нейтосом, поэтому разведка в Ламбрии пройдет вслепую.

Совершенно необходимо быть в Винзоре, когда гвардейцы сопроводят Иану. Но поезд быстрее. Если без задержек, Алекс успеет обернуться в Злотис и вернуться назад к ее прилету...

Если у Всевышнего нет других планов.

Глава двадцать первая

Он пришел в сумерках. Лицо невозмутимое, непроницаемое как обычно. Но Иана почувствовала фальшь. Именно из-за закрытости. С неделю в глазах Дживы проскакивало нечто живое, вполне человеческое. Если бы не красный балахон да голова без растительности, был бы похож на заурядного обывателя из Кетрика. Что он задумал сейчас?

После нескольких приветственных слов и обмена распечаток на свежие, монах уселся напротив. Из складок балахона появился блестящий шарик на веревочке. Очень знакомый предмет, Алекс показывал такой. Его мерное покачивание способно ввести в транс, в странное состояние, когда человек попадает под влияние владельца с шариком, воспринимает на веру его слова, выполняет команды... Но доверить себя разумно только очень близкому существу. Мужу или отцу, например. Гуру не такой, им никогда не станет.

– Сегодня покажу одну технику самопознания. Она очень пригодится, когда покинете монастырь.

Совсем странно. Познание через внушение? Одна из основ проповедуемого в Шанхуне учения заключается как раз в сознательности и добровольности принятия наставлений учителей, через опыт и разум послушника.

– Давайте воздержимся, учитель. Я не в настроении.

Но он уже начал раскачивать шарик. Одновременно завел напевный монолог.

...– Веки тяжелые, опускаются. Руки тяжелые, теплые...

Иану охватил гнев. Захотелось ударить. Она сдержалась – сила женщины не в умении драться, а в возможности перехитрить самца, более крупное и мощное существо.

Покорно опустила ресницы и расслабилась, при этом полностью отключилась от болтовни Дживы. Вызвала перед внутренним взором образ Алекса, держащего на руках Айну, улыбающегося дочке, улыбающегося матери... Да кто посмеет лезть в душу Иане, когда у нее есть ребенок и такой супруг!

Мысленно удерживаясь за мужа, она позволила себе вслушаться в слова монаха, уверенного в полном контроле. О, какие это были слова...

– Ты уверена, что Джива – единственный близкий тебе человек. Ты любишь Дживу! Ты любишь его всем естеством! Тебе больше не нужен никто! Ты хочешь ребенка от Дживы!

Понимая, что уверение в необходимости зачать ребенка предвещает действия, Иана решила прекратить сцену. Она широко распахнула глаза.

– Не хочу. Мысль о близости с тобой отвратительна. Убирайся.

Ну, и где же невозмутимость, самообладание, пестуемое десятилетиями?

Бритое лицо перекосила такая гримаса, что на секунду показалось – сейчас оно треснет. Джива вскочил на ноги. Красная хламида слетела через голову. Серые холщовые штаны оттопырились на причинном месте.

Иану бросило на спину жестоким ударом Силы. Так бьют в смертельной схватке, но обезумевший монах, похоже, не соизмерял усилие. Он упал сверху, прижимая к циновке, сорвал с себя остатки одежды.

Резко запахло мужским естеством.

Жалобно захныкала Айна в колыбели.

Похотливая рука скользнула Иане в шаровары, дернула завязки домашней куртки.

Холод мужской руки на ее бедрах словно спустил какую-то пружину внутри.