Россия на краю. Воображаемые географии и постсоветская идентичность - Эдит Клюс

продвинуться гораздо дальше в будущее, чем Сталин или сам Советский Союз. Хотя большинства членов семьи поколения Медеи уже нет на свете, их потомки рассеяны по всему Советскому Союзу – Центральной Азии, Прибалтике, Москве и Черноморью. К концу романа семья Медеи расселена по трем или четырем континентам – Европе, Азии, Северной и Южной Америке.

Улицкая добавляет новые слои к структуре мифа о Медее, чтобы усложнить и углубить историческую картину: она накладывает на греческий миф события ХХ века, создавая ощущение, что сталинская история – не более чем эпифеномен. Здесь «миф о происхождении» оказывается на стороне ассимилированного греческого меньшинства. Мифическая Медея происходит из Восточного Причерноморья, с территории современной Грузии (древняя Колхида, теперь Батуми), как и мать Матильда новой Медеи. Мифическая прародительница, похоже, имеет мало общего с ее современной тезкой. Древняя Медея – мудрая женщина и волшебница из Колхиды. Она помогает Ясону завладеть золотым руном и бежать от ее отца. Затем она выходит замуж за Ясона и рожает двоих детей. Когда Ясон бросает ее ради женитьбы на другой, она убивает своих детей, чтобы те не страдали как дети брошенной матери, а затем убивает молодую жену Ясона.

В «Медее и ее детях» такой трагедии нет, хотя другие есть. У самой Медеи нет собственных детей, но она по-матерински относится ко всем вокруг и является сердцем и душой семьи. Она действительно символ – и даже «икона» – и хранительница мифической семейной родины.

Даже при явной разнице между двумя Медеями, само присутствие в заглавии мифа о Медее побуждает читателя рассматривать роман сквозь призму древних тем предательства и убийства. С этой точки зрения роман действительно воспроизводит миф о Медее, хотя и довольно неожиданным образом. В отношениях Медеи с ее мужем, «веселым» евреем, зубным врачом Самуилом Мендесом, ее явным образом «обскакала» ее младшая соперница и любимая сестра, «веселая» Александра. Александра родила от Мендеса дочь Нику. В конце концов старший из четырех детей Александры, Сергей, женится на Тане Гладышевой (дочери Веры Ивановны), и у них рождается Маша. Эти две девочки, Ника и Маша, почти погодки, принадлежат к двум разным поколениям: хотя они и считают себя «сестрами», на самом деле они тетя и племянница.

Именно вокруг этой четверки персонажей, двух пар сестер, развиваются мотивы предательства и убийства из древнего мифа о Медее. Сначала Александра предает свою старшую сестру, затем свою внучку Машу, оставив ее с сумасшедшей бабушкой по материнской линии. Впоследствии Ника, унаследовавшая «веселую» притягательность матери, предает Машу, соблазнив Машиного возлюбленного Валерия Бутонова. В этих сложных отношениях Маша оказывается жертвой. Талантливый поэт с блестящим литературно-философским умом и тонкой душой, она подумывала о самоубийстве как о варианте выхода начиная с мучительных ночей в квартире Веры Ивановны. Теперь, вовлеченная в любовный треугольник с Никой и Валерием, она кончает с собой. Возможно, принципиальное различие между древнегреческой трагедией о Медее и этой постсоветской эпопеей о семье Медеи в том, что ни один из героев не является настоящим злодеем. Конечно, Александра и Ника составляют довольную странную пару как мать и дочь: обе обладают одинаковой силой характера и чувственностью. Обе соблазнительны, но и заботливы, хотя чрезмерно высокое либидо приводит их к бездумным сексуальным связям. При том, что смерть Маши трагична во всех смыслах этого слова, ни Александру, ни Нику нельзя назвать убийцами, хотя, игнорируя хрупкую индивидуальность Маши, мать и дочь некоторыми своими поступками подталкивают ее к самоубийству.

На фоне живости и глубины этой древнегреческой культуры, присутствующей во многих персонажах, фигура Сталина приобретает иной смысл. Для очень немногих сталинская Москва – театральный фон, состоящий из роскошных квартир и «сладкой жизни». Сталин оказывает сильное психологическое влияние на Веру Ивановну, безумие которой порождено голодом, и на мужа Медеи, который лишь под конец жизни осознает, что десятилетиями жил «в глубоком страхе» (М, 190). Хотя Самуил участвовал в Гражданской войне как чоновец, экспроприировал хлеб у крестьян, он вскоре обнаружил, что у него нет желания стрелять в людей, и стал вместо этого «веселым евреем-дантистом» (M, 3). Фальшивая риторика сталинских времен – «жить стало лучше, жить стало веселее» – проникает в греческий мир Медеи через Самуила, впитавшего и повторяющего эти слова, впрочем с немалой долей иронии и тревоги (М, 60). Он почти умоляет Медею выйти за него замуж, иронично перефразируя знаменитую фразу Сталина: «Жизнь, конечно, делается все лучше, но я думаю, что вдвоем нам эту хорошую жизнь будет легче переносить. Вы меня понимаете?» (М, 69). Только взяв Медею за руку, Самуил перестает бояться и успокаивается. Он умирает во время пресловутого «дела врачей» в начале 1950-х годов, которое, если бы не смерть Сталина, вероятно, обернулось бы новым еврейским погромом (М., 190).

Александра тоже косвенно связана со Сталиным. У нее есть жених, который живет в квартире «сталинского покроя» (М, 140). Поскольку она перебралась в сталинскую Москву (как подразумевается, бросив родину и «распродав» ее людям, которые разрушают богатую культуру Крыма), рассказчица в первом же предложении романа отказывается считать ее «чистопородной гречанкой» (М, 3).

Существует важная связь между личной жизнью Медеи, нитью предательства в клане Синопли (через Александру) и предательством, разрушением и страданиями сталинского времени. Медея интуитивно отмечает эту связь во сне, увиденном в день смерти Сталина, примерно через год после смерти Самуила в марте 1952 года. В ожидании «новостей из-за гроба» Медея видит во сне Самуила в его белом врачебном халате:

…это было хорошо, – с руками, испачканными гипсом или мелом, и с очень бледным лицом. Он сидел за рабочим столом и стучал молоточком по какому-то неприятному остро-металлическому предмету, но это был не зубной протез. Потом он обернулся к ней, встал. И оказалось, что в руках у него портрет Сталина, почему-то вверх ногами. Он взял молоточек, постучал им по краю стекла и аккуратно его вынул. Но пока он манипулировал со стеклом, Сталин куда-то исчез, а на его месте обнаружилась большая фотография молодой Сандрочки (M, 197–198).

Хотя Медея не понимает значения сна, интуитивно она связывает Самуила с Александрой и, возможно, в некотором смысле, предательство сестры с предательством тирана Сталина. Для контраста важно отметить, что Медея остается «вполне равнодушной» во время траура по умершему Сталину. Как историческая фигура он практически не имеет никакого отношения к ее жизни.

Цель этого переосмысления истории ХХ века теперь, когда Сталин отодвинут на второй план, становится ясной: это нужно для того, чтобы напомнить нам о вырванном из привычного существования, бессловесном меньшинстве и его истории. В центре