Техник–ас - Евгений Владимирович Панов

крупой, яичным порошком, сухим молоком, суповыми концентратами, пару банок консервированного жира и с десяток плиток так не любимого лётчиками «Рациона „Д“. Плюс ко всему пол мешка муки и пару килограммов сахара. Как оказалось, они ещё и дров привезли. Когда только успели всё собрать.

— Я не могу это взять, — Света говорила решительно, но при этом не могла отвести взгляда от продуктов, — Вам самим надо, вы наши защитники.

— Светлана Геннадьевна, — во, Гайдар уже и по отчеству знает как величать хозяйку, а я и не спросил ни отчества, ни фамилии, — я, как комиссар нашей гвардейской эскадрильи, ответственно вам заявляю, что мы обеспечены всем, что нам необходимо. А это вам в качестве помощи от нас и благодарность за то, что приютили нашего командира. Считайте, что наша эскадрилья взяла над вами шефство. Я очень вас прошу, примите, не обижайте отказом. Как я потом лётчикам и техникам буду объяснять, что вы отказались принять гостинцы, которые они от всего сердца вам собирали?

— Но тут же всего очень много, — почти сдалась Светлана.

— А ты поделись с той же тётей Дусей, — предложил я, — или с соседями.

— Ой, и правда. Можно я тогда отнесу немного продуктов Константину Эдуардовичу? Он живёт этажом выше и сейчас должен быть дома. Он работает в институте растениеводства и дома бывает редко. У них там какая-то важная работа и он часто так на работе и живёт по несколько дней.

— Конечно отнеси, — обрадовался я, видя, как оживилась Света. И тут меня словно током ударило. Институт растениеводства. Я читал о них и прочитанное меня поразило до глубины души. Сотрудники института всё время блокады всеми способами сберегали огромную коллекцию зерновых семян и картофеля. Это просто пример высочайшего мужества и служения науке и будущему. Люди падали и умирали от голода, а рядом, только руку протяни, сотни килограммов семян, картофель, которые можно просто съесть и тем самым спасти свою жизнь. За всё время блокады не было утеряно ни одного зёрнышка, ни одного клубня. Сотрудники института, шатаясь от голода и слабости, разыскивали дрова и всё то, что может гореть, чтобы поддерживать в хранилище определённую температуру и влажность (РИ)[48].

К Константину Эдуардовичу Ворончихину я пошёл вместе со Светланой. Она сложила в наволочку пару банок тушёнки, банку топлёного жира, несколько пачек суповых концентратов, пачку яичного порошка и несколько плиток „Рациона“ Д». В отдельный кулёк отсыпала сахара и в ещё один муки. Я же напросился, якобы, проводить и помочь. Появилась у меня мысль о том, чтобы хоть как-то помочь сотрудникам института, а для этого надо залегендировать свои знания о положении дел в их учреждении.

Нашему визиту Константин Эдуардович очень обрадовался. Именно тому, что к нему пришли гости, а не тому, что они с собой принесли.

— Света, милочка, конечно проходите, — несмотря на очень худое лицо, улыбка была вполне радушной, — Что же вы совсем забыли старика? Как ваша дочка? Надеюсь с ней всё хорошо? И вы, молодой человек, — это уже ко мне, — проходите. Прошу прощения за свой внешний вид, но в силу сложившихся обстоятельств приходится так спасаться от холода.

Принесённым продуктам он обрадовался, хотя так же, как и Светлана, поначалу отказывался.

— С вашего позволения, молодые люди, я угощу Рудольфа Яновича[49], — Константин Эдуардович с интересом изучал написанное на обёртке «Рациона». Написанное, кстати, на английском.

— Кхм, интересно, — он покачал головой, — В трёх маленьких плитках суточная норма калорий.

— Знаете английский? — спросил я на языке Шекспира.

Ворончихин чуть прищурившись посмотрел на меня;— Всё, вспомнил где я мог вас, молодой человек, видеть. Ведь вы тот самый лётчик, который сбил больше всех немецких самолётов и которого английский король произвёл в рыцари. Ваша фамилия, если мне не изменяет память, Копьёв, и ваше фото было напечатано в газете.

— Вы очень наблюдательны, Константин Эдуардович, — польстил я, — Я действительно тот самый Копьёв и зовут меня Илья.

— О, молодой человек, наблюдательность это у меня профессиональное. Я учёный-селекционер. Попробуйте уследить за крохотными изменениями в растениях не имея такого навыка. А по отчеству, прошу прощения, вас как?

— Ну что вы, Константин Эдуардович, я ещё достаточно молод для отчества. Так что называйте просто по имени.

— Эх, батенька, в наше время возраст давно уже не имеет значения. Реальные заслуги человека, вот что важно. Так что не обессудьте, но я всё же хотел бы называть вас по отчеству в знак моего к вам уважения.

— Ну если для вас это так важно, то Андреевич.

Мы беседовали ещё минут 20, когда Светлана заторопилась домой. Катюшка там осталась одна с незнакомыми людьми. Хотя уверен, скучать ей там без мамы точно не дают.

И точно, не дали. Когда мы вернулись, то в печке уже весело потрескивали дрова, а Катюшка сидела на коленях у Гайдара и слушала какую-то историю.

— Вот, Светлана Геннадьевна, принимайте работу, — Кузьмич довольно улыбался, — Теперь и греть будет лучше и дымить больше не будет.

— Ой, спасибо вам огромное, — Светлана подскочила к Кузьмичу и поцеловала его в щёку, от чего мой механик засмущался, — Мы так с этой печкой намучились. Сейчас поставлю чайник и будем пить кипяточек.

— Мы будем пить какао, — торжественно произнёс Аркадий, жестом фокусника доставая из вещмешка жестяную банку с ленд-лизовским какао.

— И правда, какао, — почти шёпотом произнесла Светлана, открыв крышку и вдохнув аромат, растекающийся из банки, — Я наверное сплю и мне всё это снится.

Больше всего какао пришлось по вкусу, конечно, Катюшке. Вот кто пил бы его не отрываясь.

Отдав должное напитку мы засобирались. Пора и честь знать. Война ещё не закончилась. Уже на выходе Катюшка бросилась мне на шею.

— Папа, а ты ещё плидёс? Плиходи, не блосай меня, — малышка всхлипывала, но сдерживала плачь.

— Конечно приду, мой котёнок, — я поцеловал девочку в щёчку, — если мама твоя не будет против, — я посмотрел на стоящую в дверях в комнату Светлану. Она стояла, прикусив нижнюю губу и теребила руками край накинутой на плечи шали. В глазах у неё виднелись слёзы. На мой вопросительный взгляд она лишь чуть заметно кивнула и улыбнулась одними глазами.

— Она не будет плотив. Я договолюсь, — малышка с надеждой смотрела на меня.

— Значит приду. А ты слушайся маму и помогай ей. Договорились?

Полуторка везла нас по заснеженным улицам города. Мы втроём сидели в кузове и каждый думал о своём, глядя на мрачные дома.

— Кузьмич, как у нас с продуктами и дровами? — я помнил об Ворончихине и его товарищах.

— Кое