Другая Белая - Ирина Аллен

Жениться — не жениться, этого не касались. Марина уже хотела замуж (так воспитана каждая советская женщина), но не озвучивала свое желание. В воздухе возникло и повисло столь популярное здесь слово «партнеры». Марина представила, как скажет маме, что живет с партнером, то есть с «сожителем», как мама называла по-старинке, — это будет для нее ударом. Но от добра добра не ищут, Марина решила отложить рассмотрение этого вопроса на будущее, тем более что предложение он ей все-таки сделал… не днем, правда.

Тони не хотел жениться в принципе и сыновей своих так настраивал. Его можно было понять. Несколько лет назад его бывшая жена пожелала быть финансово самостоятельной, ни дня в жизни не проработав, и свободно пользуясь общим с мужем банковским счетом. Два года она мотала его по судам, хотя все было ясно сразу: по законам Британии, все, что семья накопила за долгую жизнь, делилось пополам. Но экс-жене все чего-то не хватало, а адвокат, заработок которого был прямо пропорционален времени тяжбы, послушно включал в материалы развода все ее требования — например, о том, чтобы дом родителей Тони в Девоне включить в совместно нажитое имущество. Этого судья не одобрил. Но ей удалось отсудить половину пенсии, которую Тони тридцать лет зарабатывал в большой нефтяной кампании. Это «форменное безобразие», как сказала мама Марины, в прошлом — судья, вошло в практику разводов не так давно. Начало этому положила одна предприимчивая особа, несомненно имевшая дар убеждать. Юридическая система в этой стране всегда основывалась на прецеденте: есть пример, на него и равняются.

У Тони был дом — тот самый викторианский. Как-то удалось его отспорить при разводе, взяв кредит в банке и выплатив свою долю. Дом и сад с сараем. Сарай он любил. Мог в нем часами пропадать, что-то стругать, мастерить. Сад ненавидел за неуемную в своем стремлении к свету траву, которая, если вовремя ее не скосишь, и тебя съест и еще соседям сорняки подбросит. Вот и косил…

В викторианском доме жили два его сына — мальчики-погодки двадцати с небольшим лет. Но даже, если бы дом и был свободен, Марина ни за что не стала бы там жить — даже не потому, что он был страшно запущен, и не верилось, что на протяжении долгих лет в нем обитала женщина, — дом был чужой, а в чужих домах, как Марина уже убедилась, она жить не могла — задыхалась. Сколько европейских границ перешла-перелетела, Ла-Манш переплыла, а пространство ей, видите ли, свое нужно! Где у женщин логика? А логика у Марины была: «Да, земля может быть далекой и необжитой — обживем, но свой маленький мир должен быть персональным и индивидуальным, как предмет первой необходимости, тобою обустроенным. Чтобы никаким чужим духом в нем не пахло».

И тут вмешалась мама Тони, та самая, которая жила в далеком Девоне на берегу Атлантического океана. Мама оказалась очень милой старушкой, бодрой и всегда веселой, как маленький воробушек. Свою предыдущую невестку мама почему-то не жаловала, а к Марине сразу же прониклась доверием: «и шьет, и вяжет, и на фортепьянах играет, и Тони — видно же, этого не скроешь, — любит». Мама сказала сыну:

— Мальчики должны уйти!

Это при том, что «мальчики» были ее единственными любимыми внуками. Когда Тони передал это Марине, та немедленно почувствовала себя злой мачехой, выгоняющей пасынков из родного дома на мороз. Такая же реакция была и у сыновей Марины, когда она им эти слова передала.

Оказалось, однако, что женщина озвучила то, над чем Тони думал уже давно: нужно продать дом и купить квартиру чтобы жить в ней вместе с Мариной.

Марина, рассуждая по-русски, сказала, что она в такие игры не играет. Тони, рассуждая по-английски, ответил, что любит и никогда не оставит своих сыновей, но все, что он был им должен, он уже выплатил, теперь они должны жить самостоятельно во всех отношениях.

— Как же можно жить самостоятельно, не имея работы, как платить за съемное жилье? — не успокаивалась Марина.

— А бенефит? Эд (безработный сын) получает бенефит, который будет покрывать и плату за жилье.

Марина узнала, что зарегистрированные безработные не голодают и не бедствуют, они получают приличное пособие по безработице. Правда, чтобы его получать, нужно не только искать работу без устали, но и посылать в соответствующие органы доказательства своих поисков: проходить определенное количество собеседований в месяц, не отказываться от работы на общественных началах, от курсов повышения квалификации и всего такого прочего. Жизнь безработного, живущего на пособии, наполнена делами. Тем не менее ребята приняли новость о предстоящем самостоятельном проживании с огромным энтузиазмом и вскоре нашли то, что им понравилось: верхний этаж дома, подобного родительскому, но выделенный в отдельную квартиру, где каждый получил по своей комнате (до этого они жили в одной и спали на двухъярусной кровати), плюс общая гостиная, кухня и ванная. Вместе с отцом они перевезли-перенесли туда нужную им мебель, и дом Тони был готов к тому, чтобы выставить его на рынок. Нашлись покупатели, но вдруг грянул кризис. Покупатели тут же отказались от своих намерений, потому что банки перестали выдавать кредиты под жилье.

Но… «Every cloud has a silver lining»[158]. Нет худа без добра. Худо пришлось не только покупателям, но и застройщикам, которые стали искать способы продать уже построенное или строящееся жилье. Марина и Тони пересмотрели множество вариантов и однажды получили предложение, отказаться от которого было трудно, — выбрать любую квартиру в почти построенном доме в милом им обоим Бромли на выгодных условиях part exchange[159]. Это означало, что стоимость дома Тони покроет две трети стоимости новой квартиры, и ему не придется мучиться с его продажей: эту тягомотину возьмет на себя агентство. Тони согласился и купил квартиру. Она, как это здесь принято, продавалась не как в Москве для DIY[160], а с полным «евроремонтом». Рецессия благоприятствовала любви!

А потом случилось… Нет, Марина больше не посылала своему любимому необдуманных сообщений. Случилось, что Тони пригласил Марину в Брайтон. Шел апрель. Они снимали квартиру с одной спальней в Бромли, ожидая окончания строительства, и готовились к переезду. Марина была рада, но подумала, что эта поездка могла бы случиться и попозже — настоящего тепла еще не было, а гулять вдоль моря в пальто… Хотя… гулять вдоль моря в пальто — пожалуй, это то, о чем она мечтала всю жизнь! И согласилась. Но гулять не пришлось, потому что Тони прямиком привез ее в ресторан с видом на море. Выглядел он непривычно серьезным. В машине почти не разговаривал, смотрел на дорогу. Предчувствие? Нет, никакого предчувствия у Марины не было… Сели за стол и сделали заказ — оба проголодались за полтора часа пути. Тони молчал, откашливался и, как всегда, извинялся за это.

— Знаешь, — Марина решила прервать непонятное молчание, но Тони прервал ее:

— Марина, я тебя люблю.

«Кажется, он собирается делать предложение?» — Марина ущипнула себя за руку под столом, чтобы убедиться, что ей это не снится.

Тони опять надолго замолчал.

«Нет, конечно, нет, он же мне все объяснил… нам и так хорошо». Марина посмотрела в окно, за окном был знаменитый пирс. Сейчас он залит солнцем, но очень скоро солнце сядет, и зажгутся огни, и она будет гулять по пирсу за руку с человеком, который только что признался ей в любви. И этого мало?!

— Марина, в сложившихся обстоятельствах я не считаю, что у нас есть препятствия для официального оформления наших отношений. Я хочу провести с тобой остаток моей жизни. Will you marry me?[161]

Потом, когда гуляли по все еще освещенному солнцем пирсу, Тони остановился и очень серьезно произнес:

— Только дай мне слово, что ты никогда не будешь смотреть «EastEnders»[162].

Об этом Марину просить было не надо. Она пробовала начать смотреть этот долгоиграющий и очень популярный среди домохозяек сериал ради того, чтобы схватить особый восточно-лондонский акцент (хотя слышать его из уст профессиональных артистов — не то), но не смогла: слишком много ругани и склок в пабах, некрасивых домах, на некрасивых улицах этой бедной лондонской окраины.

Препятствий к совместной жизни не было.

Свадьба — первая настоящая свадьба в жизни Марины — имела место быть в Гринвиче в пабе, который стоял на берегу Темзы. Это был первый, если считать от гринвичского меридиана, паб в Западном полушарии планеты, о чем этот паб с гордостью всех оповещал. Приехали сыновья с женами, пришли Ник, Джулиан и Роз, добрались друзья из Москвы, друзья и дети Тони, был и best-man[163], который вел свадебное торжество по всем правилам, главное из которых было непонятно никому из присутствующих русских: тосты и здравицы предполагались только после полного насыщения гостей едой. Но все обошлось без межнациональных конфликтов. И уж, насытившись, гости отыгрались: сказали все, что они думали о встрече Запада и Востока, о перспективах сближения этих полярных частей света и прочая и прочая…