Нефертити и Эхнатон - Кристиан Жак

Уже простое прочтение этих имен позволяет констатировать, что до девятого года царских детей посвящали Атону. Магическим защитником имен тех девочек, что родились позже, является Ра. Такая эволюция заслуживает внимания и противоречит гипотезе, согласно которой «нетерпимый» и «фанатичный» Атон исключал присутствие всех других богов.

Во всех шести именах фигурирует божественный Свет – сначала Атон, потом Ра. Это – главный элемент каждого имени, который и гарантирует вечное существование его обладательнице.

С царскими дочерьми связано несколько тайн. Самая интригующая из них касается физического облика девочек. На некоторых изображениях маленькие принцессы обнаруживают характерную физическую черту: выраженную долихоцефалию, то есть совершенно необычную удлиненную форму черепа.

По этому поводу предлагалось много интерпретаций. Думали, например, что художники, движимые эстетическими побуждениями, намеренно преувеличивали анатомическую особенность, свойственную царской семье; говорили, что изображены, возможно, вовсе не удлиненные черепа, а большие тесно прилегающие шапки или какие-то иные модные головные уборы. Выдвигалась даже гипотеза о хирургической операции, делавшейся якобы в ритуальных целях, – искусственном удлинении черепа, который затем должен был бы символизировать высокую духовность своего обладателя. Некоторые африканские народы действительно производили подобные «растягивания», и именно по религиозным соображениям.

Мы не верим, что все дочери Эхнатона страдали патологической деформацией черепа; «хирургическая операция», как нам кажется, плохо согласуется с египетской ментальностью времени XVIII династии. Напротив, сама символика удлиненного черепа могла привлекать Эхнатона – что, вероятно, и побудило царя запечатлеть ее художественными средствами.

Со второй тайной, кажется, разобраться легче. Почти во всех текстах, где упоминаются дети царствующей четы, уточняется, что шесть принцесс являются дочерьми Нефертити, однако имя их отца не называется. Некоторые исследователи делают на основе подобных умолчаний грубый вывод: учитывая «патологическую» внешность царя, они утверждают, что Эхнатон был не способен иметь детей, и что имя настоящего отца шести принцесс тщательно скрывалось.

Однако амарнское искусство противоречит такой интерпретации, опирающейся на ложную гипотезу о болезни царя. Оно свидетельствует о непритворной нежности Эхнатона к его детям. Проявления отцовской любви фараона можно отнести к числу самых явных и искренних.

Рождение каждого ребенка в царской семье воспринималось как божественное благословение, как манифестация божественного Света. Потому даже жителям Ахетатона милостиво предоставляли возможность созерцать сцены так называемой «частной» жизни царственных супругов. Эхнатон и Нефертити всячески подчеркивали свои роли отца и матери. Художники должны были запечатлевать многочисленные счастливые моменты, когда родители выказывали глубокую нежность к своим дочерям.

До эпохи Эхнатона царская семья считалась воплощением священного достоинства; любая фамильярность или сентиментальность в ее изображениях или текстах о ней были совершенно неуместны. Эхнатон не отказался от древних ценностей, но изменил средства их выражения. Ведь если семья действительно священна, то почему не показать любовь мужа к своей жене, любовь отца к своим детям?

Амарнская формула клятвы хорошо передает подобное состояние духа. Чтобы подкрепить свои слова, царь говорит: «Это так же верно, как то, что мое сердце радуется царице и ее детям».

На одном поврежденном барельефе сохранилась трогательная сцена: царица, сидя на коленях царя, держит на руках одну из своих маленьких дочерей. Скромная статуэтка запечатлела другой интимный эпизод: Эхнатон ласково обнимает невысокую женскую фигурку. Долгое время исследователи видели в последней одну из его дочерей; но, может быть, правильнее было бы отождествить ее с самой Нефертити.

В гробницах влиятельных придворных встречаются изображения не только царственных супругов и их детей, но также родителей фараона, Аменхотепа III и Тийи. Сколь новаторскими ни были бы используемые здесь художественные средства, не стоит забывать, что сама тематика изображений – ритуальная и вполне традиционная для Египта.

На очень многих стелах концепция семьи выражена с помощью всего трех персонажей, поклоняющихся Солнцу: Эхнатон (самая большая фигура), позади него – фигура поменьше, Нефертити, и, наконец, самая маленькая фигурка – одна из их дочерей. Одна из рук, которыми заканчиваются солнечные лучи, подносит к устам царя и царицы знак жизни; другая рука «намагничивает» голову Нефертити. Подобные композиции имеют строго геометрическую структуру, что акцентирует идею божественного единства, которое воздействует на мир людей через посредство семейной триады.

Реконструкция фрагмента настенной росписи из центрального дворца в эль-Амарне. Принцессы играют у ног своих родителей. Пунктирными линиями обозначены предполагаемые восстановления. Именно эту сцену описал В. Набоков в «Лолите» (часть первая, глава 5): «Вот две из еще несозревших дочек Ахнатона и его королевы Нефертити, у которых было шесть таких – нильских, бритоголовых, голеньких (ничего кроме множества рядов бус), с мягкими коричневыми щенячьими брюшками, с длинными эбеновыми глазами, спокойно расположившиеся на подушках и совершенно целые после трех тысяч лет».

Маленькие принцессы получили традиционное образование, представлявшее собой чередование игр и работы. У Макетатон были примечательные игрушки: миниатюрная писцовая палетка, каламы для письма. Вообще в Египте девочки, как и мальчики, учились читать и писать. Некоторые из них даже осваивали «культуру» писцов.

Чересчур поверхностное знакомство с амарнским искусством может навести нас на мысль, что Эхнатон, этот крайний индивидуалист, отказался от блеска, окружавшего древних царей, и предпочел вести жизнь простого человека, банального отца семейства. Думать так – значит забыть, что Эхнатон был, прежде всего, фараоном, то есть царем, ритуальным образом возведенным на престол, инициированным в мистерии и облеченным всем духовным наследием своих предков. Эхнатон превосходно сознавал, что не является индивидом, как другие, и что все его действия имеют значение моделей поведения.

Обилие изображений царской семьи было обусловлено метафизической концепцией, а не субъективным вкусом: ведь, с точки зрения царя, божественный поток изливается на землю только через семейную общность.