Тайна Катыни, или Злобный выстрел в Россию - Владислав Швед

В отношении судьбы 7305 заключённых из тюрем Западной Украины и Западной Белоруссии, фигурирующих в «записке Шелепина», Главная военная прокуратура РФ предполагает, что все эти люди были во внесудебном порядке расстреляны сотрудниками НКВД СССР в апреле-мае 1940 г.

Никакими официальными сведениями о результатах польских раскопок и эксгумаций 1994–1996 гг. в Козьих Горах, Медном и Пятихатках ГВП РФ не располагает. К материалам уголовного дела № 159 данные этих польских эксгумаций не приобщались, как и данные более поздних польско-украинских эксгумаций на спецкладбище в Быковне (г. Киев).

В ходе беседы в ГВП была сделана попытка установить, каким именно образом сотрудниками Главной военной прокуратурой в ходе следствия была «абсолютно достоверно» установлена гибель 1803 польских граждан из числа 14 552 военнопленных, содержавшихся в лагерях. После длительных и упорных расспросов сотрудники ГВП, не уточняя деталей, были вынуждены признать, что прозвучавшая 11 марта 2005 г. на пресс-конференции Главного военного прокурора РФ А. Н. Савенкова сенсационная цифра «1803» была получена в результате простого сложения официальных данных о количестве трупов, эксгумированных комиссией Бурденко в 1944 г. и следственной бригадой ГВП РФ в 1991 г.

Во время беседы выявилась односторонность правовой позиции Главной военной прокуратуры в Катынском деле. Это обусловлено тем, что расследование уголовного дела № 159 с самого начала сотрудниками прокуратуры проводилось в очень узких временных рамках (весна 1940 г.), а также, как отмечалось, в рамках единственной, заранее заданной следствию версии о безусловной вине руководства СССР в катынском расстреле.

Расследование этой версии проводилось при соблюдении целого ряда формальных юридических ограничений со стороны российского уголовно-процессуального законодательства, весьма несовершенного в вопросах исследования и последующей правовой оценки противоречивых исторических и политических проблем.

В результате следствие не рассмотрело один из основных эпизодов Сообщения специальной комиссии Н. Н. Бурденко 1944 г. Речь идет о переводе весной 1940 г. части осужденных польских военнопленных в три лагеря особого назначения под Смоленском.

Также не была исследована информация о фактах расстрелов немецкими оккупационными властями в районе Козьих Гор и в других местах западнее Смоленска в конце лета, осенью и в начале декабря 1941 года нескольких тысяч польских граждан, одетых в польскую военную форму.

Следователям российской военной прокуратуры было запрещено в рамках уголовного дела № 159 увязывать расстрел части польских военнопленных в 1940 г., с военными преступлениями, совершенными польской стороной в ходе польско-советской войны 1919–1920 гг., а также с гибелью в польском плену большого количества военнопленных и интернированных советских граждан в 1919–1922 гг.

В результате это существенно ослабило позиции российской стороны в российско-польском катынском конфликте.

Польский взгляд на исторические реалии

Преодоление Катыни в польско-российских отношениях осложняется не только ритуально-идеологическими, но и упрощенно обывательскими аспектами восприятия катынской проблемы польскими политиками, историками и общественностью. И хотя это проявляется в мелочах, понятно, что именно такие мелочи свидетельствуют об особенностях глубинного восприятия в Польше этой болезненной проблемы.

Так, один из главных польских специалистов по катынскому вопросу, бывший руководитель следственного направления Института национальной памяти, председатель Главной комиссии по изучению преступлений против польского народа профессор Витольд Кулеша в связи с отказом Главной военной прокуратурой России в иске о признании жертв Катыни «жертвами сталинских репрессий» заявил, что на решении Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. рукой Сталина сделана пометка, которая якобы гласила:

«Рассмотрение дел провести особым порядком, без вызова арестованных и без предъявления обвинений, без формулирования обвинительных заключений и закрытия дел».

Нет сомнений, что В. Кулеша понимает, насколько важна точность, даже в мелочах, при рассмотрении любых аспектов Катынского дела. Тем не менее обывательское желание ещё раз подчеркнуть бесчеловечную сущность тирана толкнула его на явную фальсификацию исторического события.

Следует заметить, что Сталин в проект решения Политбюро внес лишь одну поправку — зачеркнул фамилию «Берия» и написал «Кобулов». Вышеупомянутая спорная фраза о «Рассмотрении дел…» слово в слово, без всяких изменений, вошла в решение Политбюро из известной записки наркома НКВД Л. Берии. Поэтому Сталину не было необходимости ее дописывать.

Сама фраза в записке Берии и решении Политбюро была сформулирована несколько иначе, поэтому ее смысл тоже был иной:

«Дела о находящихся в лагерях для военнопленных…, а также дела об арестованных… рассмотреть в особом порядке… Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствии и обвинительного заключения».

Эта формулировка достаточно определенно говорила о наличии в делах арестованных поляков и обвинительного заключения, и постановления об окончании следствии. Известно также, что следователи НКВД более полугода интенсивно готовили следственные дела на всех пленных поляков из Осташковского лагеря «для доклада на Особом совещании НКВД СССР» и на часть пленных из Козельского и Старобельского лагерей для направления их в военные трибуналы.

Дело дошло до того, что 31 декабря 1939 г. (в новогоднюю ночь!) Берия поручил начальнику Управления по делам военнопленных П. К. Сопруненко вместе с группой следователей НКВД СССР немедленно выехать в Осташковский лагерь для:

«…перестройки работы следственной группы с таким расчетом, чтобы в течение января месяца закончить оформление следственных дел на всех заключенных полицейских».

Документы, подтверждающие факт проведения следствия по делам польских военнопленных в лагерях и арестованных в тюрьмах, присутствуют в сборниках катынских документов, опубликованных на польском языке. Однако профессор В. Кулеша или не удостоил вниманием эти документы, или поступил так же, как его коллега 3. Карпус при написании предисловия к сборнику документов «Красноармейцы в польском плену в 1919–1922 гг.», т. е. стал на путь фактического подлога.

Невероятными подробностями «украшают» весьма уважаемые в Польше люди факт передачи в 1992 г. представителем российского президента главным архивистом Р. Пихоей катынских документов польскому президенту Л. Валенсе. Известный польский знаток Катыни, председатель (в настоящее время бывший) Института национальной памяти профессор Леон Керес, в интервью журналу «Новая Польша» заявил:

«О том, что катынское преступление совершили Советы, впервые официально сказал Горбачев в 1990 г., а два года спустя Ельцин привез в Варшаву относившиеся к Катыни документы с предложением Берии расстрелять военнопленных — офицеров польской армии, а также гражданских лиц».

Ему вторит ещё один профессор, главный редактор журнала «Новая Польша» Ежи Помяновский, который также утверждает, что исторические документы в 1992 г. Леху Валенсе вручил Борис Ельцин (Новая Польша. № 5/2005). Здесь также проявилась характерная польская особенность — придать максимальную значимость историческому событию, даже ценой банальной лжи.

Польские профессора от истории также весьма своеобразно читают исторические документы. Так, профессор истории Чеслав Мадайчик в статье «Катынь» утверждает, что:

«…2 ноября 1940 г. Берия направил Сталину письмо, в котором предложил сформировать польскую дивизию под командованием подполковника 3. Берлинга».

Утверждение, что инициатором формирования польской военной дивизии был Берия, является домыслом Ч. Мадайчика. Чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно прочитать начало письма Берии Сталину, где четко сказано:

«Во исполнении Ваших указаний о военнопленных поляках и чехах нами проделано следующее…».

Абсолютно ясно, что идея о создании польской воинской части принадлежала Сталину.

Вышеперечисленные ошибки носят вроде бы не принципиальный характер, но… становится ясно, что подобный подход существенно усложняет общение и дискуссии с польскими историками и публицистами. Сложно спорить с людьми, которые при виде трех пальцев могут заявить, что этих пальцев два.