Женщина из Кентукки - Нора Хесс

Желание обладать ею, иметь с ней постоянную физическую близость – было той движущей силой, которая будила его темными ночами, заставляя подкрадываться к собственному дому, как вору. И все это для того, чтобы застать ее одну.

Когда в течение многих дней Спенсер не мог приблизиться к ней, он становился таким раздраженным и неуправляемо разъяренным, что друзья смотрели на него со страхом и подозрением, как на человека, полностью потерявшего рассудок.

Но все же даже друзья не могли думать о нем так плохо, как думал о себе он сам. Он проклинал себя, в душе признавая, что ведет себя, как последний шакал, используя свой богатый сексуальный опыт на неискушенной невинности, заранее зная, что она будет не в состоянии сопротивляться ему. По сути дела, он просто насиловал ее, даже тогда, когда она становилась в его опытных руках чувственной распутницей. Его до глубины души беспокоило и волновало то, что она уже после того, как утихала страсть, которую он в ней пробуждал, плакала горькими стыдливыми слезами, ненавидя, в первую очередь, не его, а себя. Но глупое упрямство всегда удерживало его оттого, чтобы обнять ее хрупкие плечики и осушить поцелуями эти слезы.

Он хорошо осознавал, что все это давно пора прекратить, чтобы не причинить еще больших страданий и боли ни ей, ни себе. Каждый раз, оставляя ее одну, он чувствовал глубокую горечь и опустошение: казалось, он оставлял с ней частичку себя. Спенсера беспокоила вероятность того, что она может от него забеременеть. Раньше, когда он спал с женщинами, неважно какими, он всегда контролировал свои чувства, не позволяя своему семени излиться в женскую плоть. Но с этой маленькой зеленоглазой девочкой все было по-другому.

И было совсем непонятно: то ли он действительно забывал обо всем на свете в ее нежных объятиях и терял голову, то ли, чисто подсознательно, хотел, чтобы Грета забеременела от него. Но с другой стороны, ведь это обязывало его жениться на ней, а Спенсер никогда не хотел связывать себя по рукам и ногам. Сама мысль о женитьбе пугала его.

Но больше всего поражало то, что он не хотел никакую другую женщину, кроме Греты, хотя у него было столько возможностей. Однако даже мысль о том, что он может быть с другой, вызывала у него тошноту. А ведь он мог иметь сразу нескольких за ночь. И еще была Труди, которая всегда делала все, что он пожелает. Были еще и проститутки из салуна… правда, только за деньги.

Беда в том, что они просто перестали его удовлетворять. Только жутко напившись, он бездумно совокуплялся с ними. И никогда у него не было желания ласкать их тела, целовать их губы и груди, щекотать своим языком соски до тех пор, пока не послышатся стоны удовольствия и наслаждения. Только с Гретой ему хотелось вытворять такие вещи, которых он никогда не допускал в отношениях с другими женщинами.

Хотя положение могло бы измениться. Если его семя прижилось в этом дивном теле, то он должен будет жениться на ней уже через несколько месяцев. А вдруг он устанет от нее и его потянет на сторону? Если он женится и нарушит брачный обет, отец просто пристрелит его, как взбесившуюся собаку.

«Может, ей действительно лучше выйти замуж за молодого фермера? – издевался голос внутри. – И тогда ты вынужден будешь оставить ее в покое. Ведь, кажется, спать с замужними леди не в твоих правилах».

Но от одной мысли о том, что его Грета будет принадлежать другому мужчине, ему стало невыносимо муторно на душе.

– Перестань-ка ты вмешиваться в чужие дела Спенсер, – приказал он себе уже вслух и повернул в лавку, а через нее направился в салун.

Якоб проводил его взглядом, невольно ухмыляясь про себя. Он прекрасно видел, что его друг ведет внутреннюю борьбу с самим собой. Лавочнику было трудно понять, почему Спенсер отказывается жениться на этой маленькой прелестной девушке. Ведь, глядя на молодого Эйткинса, каждый понимал, что тот по уши влюблен.

Глава 14

Тяжелый иней лежал на земле, когда Спенсер вышел из дома. Воздух был неподвижен и холоден. Он глубоко вздохнул, наслаждаясь лесными запахами, дивно пахло сосной и кедром. Морозный воздух приятно холодил лицо.

Во всем чувствовалось приближение зимы. Был еще только сентябрь, но по утрам иней уже покрывал деревья. Пришла пора вытаскивать и проверять ловушки, которые он сгрузил в сарае, где стоял его жеребец. Нужно все тщательно подготовить к сезону, который уже не за горами.

Он не мог дождаться сезона охоты. Проверка ловушек займет все его время и ему некогда будет думать о Грете, и о том, что мечты о ее теле сведут его с ума. Он будет так уставать, что, едва добравшись до кровати, заснет. И, может быть, тогда ее образ не будет мучить его во сне.

– Не похоже, чтобы я вчера выспался, – недовольно проворчал он, возвращаясь в дом.

Смятое одеяло на кровати и сброшенные на пол подушки были доказательством его беспокойного сна. Стоило ему заснуть, как сразу же появлялась она. Он любил ее во сне то яростно, то нежно. Он представлял ее маленькие руки, обнимающие его плечи, ее длинные ноги, обвивающие его, когда ее бедра поднимались, стремясь встретить его пылающую плоть, ее лицо, искаженное страстью. Но как только он достигал наивысшего пика наслаждения, Грета исчезала, и он просыпался, замечая, что вдавливает свои бедра в подушку, зажатую между ног.

Это длилось с тех пор, когда он прекратил приближаться к дому отца. Он больше не сидел в засаде, пытаясь застать Грету где-нибудь одну. Он сказал себе, что грешно пользоваться ее уязвимостью, и поклялся, что этого больше не случится. И он сдержал слово.

Это было подобно смерти. Каждую ночь он умирал, чтобы утром возродиться вновь и терпеливо ждать новой муки.

Он снова попробовал взять Труди в свою постель, но снова опозорился. Ничего не получалось. Он стал таким же бессильным, как старый мул отца. Он пробовал переспать с одной шлюхой из салуна, а потом с симпатичной маленькой индианкой, но результат был тот же. Казалось, что эта зеленоглазая ведьма отворотила его от других женщин. Он понял, что может быть только с ней.

Но он твердо решил держаться подальше от этой колдуньи. Решил забыть ее. Может быть, тогда он сможет вернуться к своим старым привычкам.

Тонко нарезав картошку и зажарив кусок солонины на завтрак, он сел на лавку и угрюмо задумался. Неожиданно снаружи послышался веселый голос.

– Стен, этот одуряющий запах жареного мяса привел к тебе старого и немощного охотника.

Веселый голос, доносившийся снаружи, был ему хорошо знаком. Широко улыбнувшись, Спенсер достал из печи кастрюлю с шипящим мясом, опустив ее на подставку. Сверкая серыми глазами, он направился к двери.

– Вилли Смит, ты, старый охотничий пес, входи! – его голос был теплым и приветливым.