История моей юности - Дмитрий Петров-Бирюк

Хутор словно вымер. На улицах — ни души. Люди где-то прятались.

Выехав на окраину хутора, мы с Андреем поднялись на высокий сторожевой курган, откуда перед нашим взором раскинулась великолепная панорама долины с изумрудным лугом, займищами и голубыми озерами, с роящейся над ними птицей.

Темной лентой вилась среди луга дорога из станицы. За этой-то дорогой нам и нужно было следить. Но она, как и все вокруг, была сейчас пустынна.

Наши лошади не стояли на месте. Их больно жалили оводы. Жеребчик мой брыкался, мотал головой, отхлестывался от мух хвостом. Но мы с Андреем, наблюдая за дорогой, терпеливо ждали сигнала с колокольни.

— А может, подъедем вот к этому дому? — нерешительно взглянул на меня Андрей. — Попросим молока да хлеба…

— Поедем, — сказал я. — Какие там, к черту, белые, они и не подумают сюда ехать…

Мы галопом направились к крайнему куреню, крытому железом. Привязав лошадей к палисаднику, повесив свои берданки на луки седел, вошли в дом.

— Здравствуйте, хозяева! — весело сказал Андрей, оглядывая кухню. У стола сидела пожилая казачка, вязала чулок.

— Здравствуешь, ежели правду гутаришь, — насмешливо взглянула женщина на маленького невзрачного моего товарища. Потом перевела взгляд на меня: — Что скажете хорошего?

— Да вот, хозяюшка, что скажу? — залебезил перед ней Андрей. — Не можешь ли ты продать нам по кружке молока да по куску хлеба, а?..

— Продать? — усмехнулась казачка. — Продавать не буду, а так могу дать.

— А нам все едино, — смиренно согласился Андрей. — Не хошь продавать, угощай бесплатно… А вообще, могем уплатить.

— Не надо ничего, — отмахнулась женщина. — Все равно молоко-то пропадает зря… Свиньям выливаем… Проходите, молодые люди, садитесь… Посидите тут, а я зараз в погреб слазию, молочка холодного достану.

Хозяйка вышла из комнаты и где-то-запропастилась.

— Как там наши лошади? — охваченный каким-то смутным беспокойством, сказал я и подошел к окну. Лошади стояли неспокойно, лягались, бились, отмахивались хвостами от больших зеленых мух… У ворот с горшком в руках стояла наша хозяйка и тихо разговаривала с каким-то парнем в голубой рубашке, кивая то на наших лошадей, то на свой дом… Видимо, она рассказывала парню о нас с Андреем.

— Андрюша, — сказал я Земцову. — Пойди принеси ружья.

— Зачем?

— Надо.

— Думаешь, кто-нибудь возьмет?

— Да. Там вот какой-то парень вертится у ворот.

Андрей встал и пошел к дверям. У порога столкнулся с хозяйкой;

— Вот вам холодненького, — сказала казачка, ставя на стол горшок с молоком. — Прям со льда. Угощайтесь!.. Вот стаканы!.. А вот хлеб, — положила она на стол румяный пшеничный каравай.

Андрей внес в комнату берданки и поставил их в углу у входа.

— Ешьте на здоровье!.. — сказала хозяйка, метнув взгляд на улицу.

От меня не ускользнул этот взгляд. Беспокойство мое усилилось. Но молоко настолько было соблазнительное, что я решил выпить кружку.

И действительно молоко было чудесное: холодное, густое и вкусное, как сливки.

— И какие же вы молоденькие-то, — глядя на нас, жалостливо причитала казачка. — Господи, боже мой, и зачем же вас, таких молокососеньких, воевать-то забрали?

— Нас никто не забирал, — сказал я. — Мы сами добровольно пошли.

— Что тебе надоело жить, что ли? — закачала головой хозяйка. — Сколько тебе годов-то?

— Семнадцать.

— Ой, родимец ты мой! — всплеснула руками она. — Дите!.. Самое настоящее дите… Материно молоко еще на губах не обсохло. Тоже мне, вояка…

Стоя около нас, хозяйка все время поглядывала на улицу. Не допив молока, я встал и поблагодарил.

— Что ж так мало-то? — удивилась хозяйка. — Допивали б… Все едино некуда девать.

— Спасибо! — сказал я. — Пойдем, Андрей.

Волнение мое росло.

Я вышел на улицу и, вскочив на своего жеребчика, помчался к кургану. Андрей скакал за мной…

Погоня

Мы въехали на курган.

— Что-то долго не звонят с колокольни, — сказал Андрей.

— Может, уже звонили, — ответил я, — да мы не слышали. Проугощались у казачки.

— Мы б и в хате услышали, ежели б звонили.

Взглянув на дорогу, за которой нам нужно было наблюдать, я вскрикнул:

— Смотри!

Пустынная до этого дорога из станицы сейчас была заполнена всадниками. Их было много, может быть, целый полк, а то и больше. Дозорные уже подъезжали к роще, разросшейся у хутора. Навстречу им бежал какой-то человек в голубой рубашке и размахивал руками. Это был, наверное, тот парень, с которым разговаривала наша хозяйка.

Если б мы задержались у «гостеприимной» казачки еще пять минут, то белые захватили б нас в хате.

Выстрелив по разу из берданок вверх, как и было условлено с нашими дружинниками, собиравшими хлеб в хуторе, давая этим знать о надвигающейся опасности, мы, предварительно снова зарядив ружья, помчались к ним. Орава свирепых собак с хриплым лаем сопровождала нас по улице.

Но дружинников уже не оказалось там, где мы надеялись их встретить. Мы растерялись, не зная, что делать — искать их по хутору или уезжать отсюда, пока еще белые не подоспели. Появления же их можно было ждать каждую минуту.

— Дяденька! — подбежал к нам мальчуган лет десяти, белоголовый, с веснушками на лице. — Я вас жду… караулю…

— Чего ты нас ждешь? — спросил я.

— Да жду вот сказать, что те дяди, что собирали тут у нас хлеб, вот уже с полчаса, а може, и целый час, как уехали… Я им помогал…

— А они звонили на колокольне?

— Нет, — замотал головой мальчишка. — Когда они собрали целый воз хлеба, то велели мне залезть на колокольню и два раза ударить в большой колокол… Я было полез звонить, да меня сторож увидал, с палкой погнался за мной, не пустил.

Мы с Андреем переглянулись: вот беспечность-то какая. Такое отношение наших товарищей к нам было равно предательству. Но для рассуждений мы уже не имели времени. Надо было уезжать, а то белогвардейцы могли с минуты на минуту появиться здесь.

Дав лошадям шенкеля, мы вихрем вылетели из хутора.

Проехав с километр, я вдруг заметил, что мой жеребчик стал припадать на правую ногу.

— Андрей! — крикнул я Земцову, скакавшему впереди.

— Чего ты? — придержал он свою лошадь.

— Жеребец мой захромал.

Земцов остановился.

— Посмотри, может, камешек под подкову забился, — сказал он.

Я соскочил с лошади и осмотрел ее больную ногу.

В одном месте из-под подковы просачивалась кровь.

Видимо, подковочный гвоздь вонзился в ногу лошади и причинял ей боль. Надо сорвать подкову. Но разве я мог это сделать здесь, в степи, безо всякого инструмента? Я был бессилен чем-либо помочь своей лошади. Между тем надо было ехать.