Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965 - Владимир Владыкин

– А что мы для него носильщики? – недовольно пробурчал глухим басом Горшков. – Пусть там не прохлаждается, лишнюю стопку за ворот не опрокинет…

– Значит, моё воздействие на него он мимо ушей пропускает? – воскликнул Корсаков. – Зябликов и Путилин баз чинят, а его почему-то это не касается? Выгоню из колхоза к чёртовой матери! Опять на стружке валяется?

– Да кажись, нет, только что стучал, табурет для Шуры Чернушкиной сбивал. Просила персонально, наша барыня на сносях! – язвительно проговорил Тихон, глядя угодливо-насмешливо на бригадира.

Но Корсаков ничего больше не говоря, качнул досадно головой, махнул рукой и пошагал своей дорогой, глядя на небо, где клубились лохматые серо-чёрные тучи, того и гляди сорвётся, обрушится ливнем дождь.

С того дня, как колхоз лишился самостоятельного управления, Корсаков чувствовал себя не в своей тарелке. Ещё бы, что могло быть отвратительней зависимости от председателя чужого колхоза? И когда воплотятся все его начинания по улучшению жизни колхозников, все заслуги достанутся Павленко, но не ему, Корсакову. К тому же теперь ничего он не мог проводить в жизнь без согласования с председателем, который оказался донельзя требовательным, а то и придирчивым, чего он в бытность своего председательства не делал. Хотя Григорий Карпович всякий раз уверял, что он вовсе не придирается, а замечает только все их упущения. Но Корсаковым, который считал себя хорошим хозяином, это воспринималось, как несправедливые наскоки. И ему думалось, что Павленко хочет сместить его без настоящей, а надуманной вины, и вместо него поставить того, кого давно приметил для удобства управления колхозом.

Павленко считался хорошим председателем, но Корсаков о нём так не думал, потому что тот находил стиль его работы для себя не подходящим. А значит, он, Павленко, не может быть справедливым, а тем более толковым руководителем только потому, что пытался незаслуженно сместить его, Корсакова, не потому, что был никудышным бригадиром, а просто ему он не подходил духовно и психологически.

Но это был его не совсем верный вывод, на взгляд Корсакова, такое неоправданно требовательное, отношение председателя объяснялось довольно просто. Павленко видел в Корсакове гордого, и на всех он смотрел этак свысока, что самому председателю внутренне претило. Но главное, что замечал за ним председатель и что ему крайне не нравилось, это было то, что Корсаков не делился с Павленко своими планами, точно большой ревнивец оберегал их от чужого сглаза. Для него во всём был советчиком вовсе не председатель, а агроном Никита Мефодьевич Зуев. Хотя тот чаще всего находился в правлении колхоза при хуторе Большой Мишкин.

Разумеется, такое отношение к председателю и вызывало поначалу у Павленко антипатию к Корсакову, что одно время он даже подумывал его заменить, поскольку в стиле его работы просматривалось то, что он недооценивал председателя, никак не желая мириться со своей нынешней должностью бригадира. Вот и возникало подозрение, не метит ли Корсаков на его место, а от такого гордеца можно ожидать и такого выпада. Вот потому Павленко, который не норовил к кому-либо попусту придираться, Корсакову высказывал по всякому поводу своё недовольство, которое не стоило того, чтобы разжигать конфликт на пустом месте. И надо было срочно развеять недопонимание друг друга, так как Павленко был вовсе не в восторге от того, что бывших соседей присоединили к нему.

Если с Корсаковым Павленко ещё мог о чём-либо договориться, то с бывшим председателем колхоза «Мировой Октябрь» хутора Александровка Михаилом Ивановичем Самохиным весьма трудно было столковаться, ведь с этим колхозом объединение произошло на три года раньше, то есть ещё при бригадире Иване Гавриловиче Костенко. Тогда выращивали в займище овощи, занимались животноводством, содержали два дойных стада коров, племенных быков, разводили свиней и овец.

С ним легко можно было договориться обо всём. Но вот колхозники не уживались с тем председателем. Решили вернуть Самохина, который стоял у истоков создания колхоза ещё с 1930 года. Тогда Михаил Иванович был парторгом. Народ его полюбил за человеческое отношение и не только потому избрали председателем, он был из двадцатипятитысячников.

Хутор Александровка ведёт свою историю ещё с января 1864 года. Тогда было налажено движение поезда по железной дороге Александровка—Грушевская—Новочеркасск—Аксайская на расстоянии почти семьдесят километров. Этот маршрут был проложен, после того, как началось строительство помещичьих усадеб. Это были барские загородные поместья Варвары Лопушинской, Антонины Севелихиной, Ефимии Барабашихиной, и ещё нескольких важных особ из богатых казаков. Рассказывали старожилы, что после революции, а кто и после гражданской, они уходили вместе с отступающими белогвардейскими частями к морю, чтобы бежать на пароходах за границу…

В те времена барские усадьбы располагались вдоль железной дороги. Построены были красивыми двухэтажными особняками в окружении дворовых построек и с разбитыми садами, виноградниками. Здесь же были вырыты пруды и плавали лебеди.

Была построена железнодорожная станция. Недалеко от помещичьих усадеб. Начальником этого разъезда был поставлен инженер Александр Александров, именем которого барский хутор и был после назван.

Сюда были переселены из одной из станиц несколько семей, которые работали на подворьях барских усадеб. Они также занимались ведением своих надворных хозяйств. Землю обрабатывали волами и лошадями. Крестьяне держали коров, овец, свиней, гусей, уток, кур. Выращивали в основном кукурузу и ячмень.

Зимой крестьянки сами ткали полотно, из шерсти готовили пряжу, вязали носки, кофты, вышивали, шили также одежду и обувь. А мужчины вили из конопли верёвки, плели лапти, занимались ремонтом сельскохозяйственного инвентаря, плотничали, столярничали.

В 1920 году после установления советской власти на бывшей барской земле создали артель «Смена». В домах помещиков поселились артельщики. До начала коллективизации разводили разную живность, домашний скот, свиней. А в займище была устроена овощеводческая бригада.

В 1929 году сельхозартель преобразовали в коммуну «Пролетарская солидарность», тогда председательствовал Дёмин, а парторгом был Михаил Иванович Самохин. В скором временем коммунары получили первый трактор «Фордзон», который намного облегчил полевой труд. А весной следующего года пригнали второй, и совсем стало легче работать. Пахали на тракторах по очереди. Трактористы берегли машины, тщательно чистили, смазывали, что, кажется, навсегда освободились от кос и серпов. Но нет, техники было ещё недостаточно, приходилось косить и ручным способом.

В тот год урожай уродился богатый, все коммунары радовались. Михаил Иванович договорился с начальником станции и весь до зернинки урожай загрузили в товарные вагоны и благополучно отправили на станцию Ольгинская. Так что весь урожай был сохранён, вывезен и сдан государству. Коммунары по выработанным трудодням получили за свой труд зерно. Несмотря на все трудности, жилось уверенно, хотя не всегда вволю ели хлеб, надо было продавать часть урожая, чтобы на вырученные деньги покупать одежду, мыло, соль, спички. Некоторые коммунарки вспоминали другое время, дореволюционное, и рассказывали молодёжи, выросшей уже после революции и гражданской войны. Тогда на господ работали больше и только на себя в последнюю очередь. Однако всего хватало, бары не очень погоняли, ведь с работой справлялись вовремя. Хотя мечтали о своём подворье, но и не без того успевали и дома, и на барщине. Тогда планы заготовок зерна не поднимали, сколько сжали, намолотили, столько и сдавали. Зато теперь пока шла страда, из района приезжали земотделовцы и накидывали лишние центнеры, что казалось, самим не хватит, да и на семена нечего будет оставлять. Но нет, Самохин убеждал, что нечего всё подчистую выгребать, чем коммунары будут кормиться и сеять и начальство его слушало. Однако всё же набавляли к уже выполненной норме, но не столь сильно.

Коммуну «Пролетарская солидарность» переименовывали ещё дважды. Сначала в «16-й Партсъезд», а в 1935 году – в «Мировой Октябрь». А всё это нужно было для галочки. Были коммунарами, а стали колхозниками и будто от этого ускорилась работа. Тем не менее, как могли, старались. И как сменили коммуну на колхоз, так и руководство поменялось. Тогда председателем стал Влас Ефимович Петров, а бригадиром он назначил Ивана Филипповича Заморския. И к тем двум, что уже были, пригнали ещё три «Фордзона». И стадо выросло до четырёхсот коров, появился табун лошадей, имелась отара овец. Отелились первотёлки и давали до восемнадцати литров молока. Лучшая тогда доярка за сверхплановые надои от председателя Петрова получила в виде премии триста шестьдесят литров молока.