Вторая линия (сборник) - Макс Фрай

Я так прижился на «Морской птице», что не спешил покинуть корабль: от добра добра не ищут. Никогда прежде жизнь моя не была столь легкой, приятной и увлекательной, я был сыт, обеспечен всем необходимым, надежно защищен от всех мыслимых опасностей и занят увлекательнейшим из дел – чтением. Ну и таких друзей, как Джон и Питер – я имею в виду моего коллегу, судового врача, того самого «железного старика», который прожил больше сотни лет, – так вот, таких друзей у меня никогда не было; живым людям, думается мне, вообще редко дается дар подлинной дружбы, беззаветной и необременительной, зато призраки, вероятно, просто не умеют иначе. Ну и я учился у них как мог.

Когда корабль наконец причалил к берегу, я уже твердо знал, что не хочу возвращаться домой. По крайней мере, не сейчас. Я рано осиротел, женой и детьми пока не обзавелся, а собаку, записавшись во флот, оставил брату, и племянники так ее полюбили, что рыдали в три ручья всякий раз, когда я их навещал, – боялись, что заберу пса назад. Поэтому я рассудил, что от моего долгого отсутствия никто не пострадает, а племянники, пожалуй, только обрадуются. Вот и хорошо.

Это сейчас мы беспрепятственно входим в любой порт, предъявляем бюрократам безупречно выправленные бумаги и оповещаем о своем прибытии всех любопытствующих, а те дни «Морская птица» всегда приставала к берегу в безлюдном месте, откуда, впрочем, можно было довольно быстро добраться до какого-нибудь города или, на худой конец, села. И первая на моем веку стоянка не была исключением. Меня, конечно же, отправили за покупками, велели приодеться и заодно поискать что-нибудь интересное – вдруг люди успели изобрести какую-нибудь новую игру, а мы и не знаем. Я сделал больше – привел на корабль шестерых цыган, достаточно жадных, чтобы быть безоглядно храбрыми. Они с ног до головы обвешались амулетами и пошли за мной как миленькие; потом от заката до рассвета развлекали моих мертвых приятелей фокусами и песнями, пересказывали газетные новости, которые в их устах становились причудливыми небылицами, набравшись смелости, расспрашивали о жизни на том свете, уважительно охали, выслушав ответы. Когда они наконец ушли, матросы дружно твердили, что такого праздника у них не было даже в детстве, а капитан Дарем поглядывал на меня с одобрительным удивлением. Дескать, какой шустрый, уже свои порядки заводит, а что ж, вот и молодец, пусть. Забегая вперед, скажу, что еще не раз приводил на корабль фокусников, актеров, музыкантов и просто забавных бродяг, готовых развлекать нас байками и сплетнями. Думаю, именно тогда я и приобрел бесценный опыт организации культурных программ, совершенно необходимый в наших с вами нынешних обстоятельствах.

Чем дольше я оставался на корабле, тем меньше смысла видел в переменах. Здесь я был не только хорошо устроен, но и чрезвычайно полезен. «Морская птица», похоже, вполне намеренно искала и подбирала утопающих в основном с погибших кораблей, хотя порой попадали к нам и выброшенные за борт и просто свалившиеся в море по пьяному делу; однажды я извлек из спасательной шлюпки едва живую, зато очень храбрую юную леди, сбежавшую от ненавистного жениха, в другой раз снимал с разваливающегося плота молодого человека, который отправился в вояж, заключив пари с приятелями. Словом, всякое бывало. И разумеется, нашему улову почти всегда требовалась медицинская помощь; от призраков тут толку было мало: Питер мог в случае нужды поставить точный диагноз, в этом деле ему не было равных, но, к примеру, перевязать рану он больше не был способен. Призраки, как я заметил, при желании ловко обращаются с самыми разными предметами, вон даже на гитаре играют иногда, но не могут притронуться к живому существу – не только к человеку, с птицами и даже рыбами выходит то же самое. Поэтому прежде – я имею в виду, до моего появления на корабле – спасенным приходилось полагаться только на милость времени, которое, как известно, лучший лекарь и беспощадный убийца в одном лице, и никогда заранее не известно, какой стороной оно повернется к вам. А я ставил на ноги всех, такая уж у меня была легкая рука, ну и Питер, конечно, помогал советами, его помощь переоценить невозможно.

Словом, мне было нетрудно объяснить себе, почему я хочу остаться на «Морской птице». Человек так устроен – чего не может позволить себе просто для удовольствия, легко позволяет ради дела, вот и я выкрутился.

Долгое пребывание на зачарованном корабле оказало на меня удивительное воздействие: я сам не заметил, как стал обходиться почти без еды, и потребность во сне испытывал все реже, и мерзнуть совсем перестал, словно сам был одним из призраков, наделенным, в отличие от товарищей, счастливой способностью не исчезать при свете дня.

За несколько дюжин лет в моей бороде не прибавилось ни единого седого волоса, да и чувствовал я себя так, словно мне по-прежнему нет тридцати. Все это я замечал, конечно, принимал, можно сказать, как должное, но предпочитал не обсуждать – даже с Джоном. Может быть, не хотел услышать, что назад, в мир живых, мне давно уже нет дороги, хотя, положа руку на сердце, и думать забыл о возвращении.

С кораблем нашим тем временем тоже происходили удивительные вещи. «Морская птица» понемногу менялась. Я хочу сказать, менялся ее внешний облик – таким образом, что корабль наш всегда выглядел более-менее современным, а не исторической реликвией, каковой, строго говоря, является. Перемены происходили постепенно и столь незаметно, что, если бы не Джон, который посоветовал мне к ним приглядеться, я бы, пожалуй, спохватился не раньше, чем «Морская птица» стала самым настоящим пароходом, – тогда, помню, мы все вздрогнули, но и к этому быстро привыкли, конечно.

Историй о наших странствиях на «Морской птице» хватит еще на несколько сотен вечеров. Не следует спешить, времени у нас с вами предостаточно. По крайней мере, на свой счет я уже давно не сомневаюсь. Но самое главное – с чего все для меня началось – я вам рассказал. Скоро сумерки, самое время принять решение – или вы сейчас вернетесь на берег, или останетесь, но тогда уж, будьте добры, не поднимайте шума, если вам покажется, будто на палубе толпятся тени. Я понимаю, до сих пор вам не доводилось иметь с ними дела, но придется держать себя в руках. С тех пор как ребята научились становиться невидимыми, проблем такого рода обычно не возникает, но иногда им надоедает эта игра. К тому же их невидимость – всего лишь любезность, а вовсе не обязанность; нам с вами не следует забывать, кто тут настоящие хозяева.

Так что думайте, думайте.

Или так.

На каникулах после третьего, кажется, курса я впервые оказалась здесь в качестве волонтера; объявление о наборе было вывешено на кафедре, но почти полностью скрыто за кофейным автоматом, думаю, никто, кроме меня, его не заметил, и я бы не заметила, если бы Феликс не принялся объяснять мне устройство аппарата, слушать было ужасно скучно, уйти – невежливо, и я озиралась по сторонам в поисках хоть какого-нибудь развлечения…