Виктор Вейран - Ольга Александровна Валентеева

безопасность вашей семьи. Подумайте сами: неужели вам не жаль близких? У вас замечательная супруга, маленький сын. Я ведь не прошу вас о преступлении. Только о немедленном отъезде и молчании.

Я не знал, что сказать. Стоял и смотрел на него. Анжи действительно не заслужила того, что свалилось на её голову. Но правосудие! Демоново правосудие… неужели эта тварь никогда не заплатит за то, что сделала?

– Хочу заверить вас, месье Вейран, что ваши… гм… отношения с мадемуазель Варне никак не входили в мои планы, – добавил магистр. – Как и то, что творится с вашей магией.

– Думаете, это меняет дело? – спросил прямо.

– Нет. Но хочу, чтобы вы знали. Мне ни к чему иметь вас в числе врагов, месье Вейран. Но и ждать, пока вы справитесь с душевными метаниями, не стану. Или вы даете клятву и идете домой, или будете приговорены к смертной казни, уж это я вам гарантирую.

Я думал об Анжи и Анри. Даже если умру, эти убийства не прекратятся. Ничего не изменится. А если останусь жив… Есть шанс что-то изменить. Пусть призрачный, но он есть.

– Хорошо, я дам клятву.

– Так и знал, что вы – благоразумный человек, – заулыбался Тейнер. – Что ж, месье Вейран, приступим.

Он подошел ко мне и сам проколол палец, чтобы капнула кровь.

– Я, Виктор Вейран, даю клятву молчать о том, что мне известно по поводу участия магистра Тейнера в убийствах магов в Альсенбурге, – проговорил я.

– Клятва принята, – ответил магистр. – Что ж, вы свободны, месье Вейран. Счастливого пути. Стража!

Я клялся не упоминать магистра, но не клялся молчать о Лиане. Однако сейчас был не тот момент, чтобы обдумывать следующий ход. Надо ехать. Надо забрать Анжи и Анри из Альсенбурга. С меня сняли кандалы и вывели из здания тюрьмы. Снаружи дышалось легче. День был сухой и теплый, на деревьях золотом отливала листва. Хотелось жить. Если не для себя, так для жены, перед которой был бесконечно виноват, и сына, которого должен защитить любой ценой.

Я ускорил шаг. Конечно, никто не собирался отвозить меня домой, да я и не просил. Шел и мысленно прощался с Альсенбургом. Я не собирался сюда возвращаться в ближайшем будущем, несмотря на то что именно здесь прошла почти вся моя жизнь. Хотя, что такое мои двадцать четыре? Только начало. Жаль лишь, что я уже успел разочароваться в справедливости. Оказалось, что нет её. Нигде нет.

Ускорил шаг. У меня было слишком мало времени. В том, что темный магистр проследит, как исполняется его приказ, я даже не сомневался. Но вот уже впереди показались ворота родного дома. У ворот стояли два экипажа. Слуги переносили в них вещи. Анжи тоже готовилась к отъезду.

Я влетел в дом.

– Виктор! – Жена повисла у меня на шее раньше, чем успел хоть слово сказать. – Как ты, дорогой?

Теплые пальчики коснулись лба, лица, плеч. Головная боль мигом утихла. Все-то Анжи знает.

– Ты согласился, да? – тихо спросила она.

– Да, дорогая.

– Ты все сделал правильно. А теперь надо поторопиться, у нас мало времени. Ты пока хотя бы переоденься и поешь, ехать долго.

Да, две недели. Целых две недели. Но я послушался Анжи – быстро вымылся, стараясь истребить запах тюрьмы, переоделся, только есть не стал. Анжи нашлась в холле. Она руководила последними приготовлениями к отъезду.

– Я написала Эду, что мы уезжаем, – протараторила, разворачиваясь ко мне. – Жаль, с Тэмми не попрощаемся. Из прислуги беру няню, двух горничных и Жерара, он сам напросился.

– По поводу его сестер распорядилась?

– Конечно. Учеба оплачена на весь год, а летом, думаю, брат их навестит. Ничего не забыла?

Анжи огляделась по сторонам. Няня уже спустилась по лестнице с Анри на руках. Сынок глазел по сторонам в искреннем удивлении: почему все так суетятся? И куда спешат?

– Пора.

Я замер, пытаясь поверить, что действительно вот так сорвался с места и уезжаю. Что ж, до встречи, старый особняк. Теперь увидимся не скоро.

– Поехали, милый.

Анжи увлекла меня к экипажу. Отметил, что няня с ребенком поехали не с нами, а с прислугой. Понятно, разговора не избежать. Мы с Анжи тоже сели в экипаж. Заскрипели колеса, и полчаса спустя Альсенбург оказался за спиной.

– Зачем ты ходила к Тейнеру? – только тогда спросил я.

– По-твоему, мне надо было позволить сделать из тебя заговорщика? – Пальцы Анжелы переплелись с моими. – Нет, Виктор, этому не бывать.

– Он мог погубить тебя.

– Но вот она я рядом с тобой, – устало улыбнулась Анжи. – В конце концов, не все так плохо. Нам давно следовало навестить твоего отца, и я еще утром оправила ему письмо, так что нас ждут.

– Все-то ты предусмотрела.

Я не знал, что еще ей сказать. Как выразить, насколько боюсь за неё и как восхищаюсь. Слов не было. Наверное, это просто усталость.

– Как ты себя чувствуешь, родной? – Анжи обернулась ко мне.

– Неплохо, – пожал плечами. – Жить буду.

– Даже не сомневаюсь. Послушай, Вик… Я знаю, ты, наверное, злишься, что я дала клятву, и…

– Нет, я не злюсь, – перебил её. – И понимаю, почему ты так поступила. Ты все сделала правильно.

– Я рассказала Тайлену о Тейнере и Лиане.

Я уставился на жену.

– Не понял.

Анжи рассмеялась.

– Вик, видел бы ты свое лицо! Я говорю, что до того, как пойти к Тейнеру, я уже все рассказала. Но в столицу тебя теперь не пущу, и не проси. Хватит. Пусть разбираются без тебя.

– Я тебя обожаю, – прижал к себе жену. – Ты лучшее, что случилось со мной в жизни.

– Да ладно, не льсти, – тихо рассмеялась Анжи. – Иди сюда, горе мое.

Я опустил голову ей на плечо и закрыл глаза. Чем дальше оставалась столица, тем легче мне становилось. Анжела права, все, что могли, мы уже сделали. Да, мне было очень жаль, что не могу остановить Тейнера. Но даже если бы мы остались – как его остановить? По всему выходило, что способа нет. Он – магистр, и он неприкосновенен. Но рано или поздно и магистры прокалываются. Я искренне в это верил.

Дорога выдалась трудной и долгой, особенно учитывая, что нашему сынишке было только полгода. Из двух недель она выросла до трех, и когда наш экипаж въехал в замок Вейран, я готов был целовать камни мостовой. За эти три недели мы с Анжи больше не упоминали имени Тейнера. И уж тем более – Лианы Варне, хотя я не мог не думать о том, что произошло. Увы, мысли эти были безрадостными, но ради