Черный плащ немецкого господина - Галина Грановская

— Он делал и много хорошего.

— Да? И ты купился на его рожу? — усмехнулась Элеонора. — Такой, всеми уважаемый и любимый, — особенно секретаршами! — такой отзывчивый, щедрый дядя-миллионер, который день и ночь печется о больных и бедных! Уж ты-то должен был знать его лучше других, все-таки вместе учились.

— Мы в разных классах были, только в шахматный клуб вместе ходили, — с неприязнью поправил Павел.

— Ну, и каким он был шахматистом? Это ему очень подходит — шахматист! Вся жизнь — игра. Сначала в шахматы играл, а потом вместо фигурок поставил живых людей и двигал ими туда-сюда. Что можно получить, сделав такой ход? Или — такой? Знаешь, он вначале со мной даже советовался, как лучше облапошить того или съесть этого конкурента. Это потом, когда счет пошел на миллионы, я стала ему не нужна, другие появились, которые умели умные советы давать, — в голосе Элеоноры снова зазвучала ненависть. — Только мне давно на это… тем более, что в постели он ничто. В постели-то он как раз не игрок. Думаю, и другие стоящие бабы это быстро понимают, и рядом с ним не задерживаются…

— За что же ты его так ненавидишь?

— Ты еще не понял? — подняла брови Элеонора. — Ты у нас бывал, ты с ним работал, и до сих пор ничего не понял? За что его любить? Он отнял у меня детей. Совсем маленькими, в десять лет отправил в Англию, говорил, так надо, это престижно. Престижно жить в чужой стране, в казенном пансионате! Ты знаешь, какие там условия в этих хваленых закрытых английских школах? Комнатки-норы, дешевое синтетическое белье. Оказаться там после того, как они жили в роскошных комнатах, имели массу игрушек… Они все время просились домой. А он мне в первый год даже ездить к ним не разрешал, говорил, пусть привыкнут обходиться без мамочки. — Она опустила голову, помолчала. — Тебе повезло, что ты не успел узнать его получше. Хотя и тебя он уже использовал на все сто. Как и других… Его любимая присказка: за все надо платить. Дал тебе на копейку, а взамен требовал всю жизнь без остатка. Теперь пусть и он заплатит. Пусть теперь посидит в тюрьме, а я, пока он там отдыхает, поживу для себя. Моя очередь. — Она оглянулась, словно приходя в себя. — Ты можешь присоединиться… если хочешь.

— Мне надо подумать. — У него голова шла кругом. — Слишком много всего ты наговорила. Хотелось бы разобраться…

Элеонора испытующе поглядела на Павла.

— Все еще не веришь? — усмехнулась Элеонора. — Тогда попробуй до него дозвониться. Может быть, удастся, только вряд ли. Я тебе и раньше хотела все рассказать. И рассказала бы, если бы ты не бегал от меня, не прятался. Эта Майя…

— Оставь ее в покое, — дернулся Павел. — Она здесь ни при чем.

— Не при чем?! Эта выдра еще как «при чем»! Очень даже «при чем»! — почти выкрикнула Элеонора.

— Можешь тише говорить? Народ смотрит, — хмуро перебил ее Павел.

На них и в самом деле начали оглядываться другие пассажиры.

Элеонора на мгновение замолчала, а потом продолжила тусклым невыразительным голосом.

— Да она была той самой первой умницей, что легла в мою постель с моим мужем. Она много советов ему надавала… как избавиться от того или этого конкурента, как сделать так, чтобы остаться единственным директором…

— Да ты сама вешаешься на мужиков, как последняя шлюха! — не сдержал возмущения Павел.

— Я такая, какая я есть, и не скрываю этого, в отличие от нее и многих других, — парировала Элеонора. — А она строит из себя неприступную леди, а на самом деле…

— Да ты ей просто завидуешь! — вырвалось у него.

— И чему же мне завидовать? — насмешливо спросила Элеонора, глядя на него чуть ли не с жалостью. — Тому, что ее муж бросил, узнав, какими делишками она занимается? Или тому, что она так ловко управляет своим борделем? Да я лучше всю жизнь проживу в однокомнатной квартирке, сама себе стирая и готовя, чем стану такой, как она!

— Каким борделем? Что ты несешь? — оторопел Павел.

— То, что слышишь, — хмуро произнесла Элеонора, отворачиваясь. — Торговля ее, не спорю, приносит хорошие деньги, только все эти ее бутики — только ширма. Там главный доход другой — девочки.

— Какие девочки? — Внутри него все похолодело.

— Ты, что, и об этом ничего не знал? — в свою очередь поразилась Элеонора. — Не знал, какие она всем этим начальничкам и топ-менеджерам праздники устраивала? Да об это же весь город знает. Шоп-туры с секс-сопровождением. Видел ее продавщиц? Так, вот, когда эти покупатели, она их, между прочим, «кошельками» называет, уставали от своих трудов, и от своих жен тоже, она предлагала им прокатиться. Проехаться, по парижским, итальянским или еще каким-то там, магазинам, и прикупить себе что-нибудь новенькое, эксклюзивное. Они заглядывали к ней, только не тряпки рассматривали, а выбирали сопровождающих девочек «переводчиц-консультанток», а потом уж летели в Париж, в Ниццу, в Рим, к черту на рога, на пару-тройку дней. Естественно, женам и детям привозили подарки. Не знал? В последнее время стали особенно популярны «групповые туры» — две, а то и три девицы на один «кошелек». На сколько у «кошелька» сил и денег хватает… Самый дорогой — тур втроем.

Он смотрел на Элеонору, не в силах сдвинуться с места. Просто оцепенел. Сидел и слушал, вместо того, чтобы отметелить эту толстую бабу с ее мерзким языком. А может быть, даже убить за то, что она своими словами разрушала все то, над чем он так трудился в последнее время, все то, удивительное, что так его радовало, что придавало жизни смысл.

— Сама она в койки, конечно, не лезла. Возраст не тот, — насмешливо обронила Элеонора. — Да и кому нужны ее кости? Находила девочек, чаще всего, с иняза. Чтобы языки знали…

— Замолчи, — попросил он. — Ничего мне больше не говори. Ни слова.

Из него словно вынули душу.

Майя — сутенерша и сводница. Неверский расчетливый бандит. Этого не может быть. Просто не может быть. Может, прозвучал у него в голове чей-то чужой голос. Но если это так, то нельзя возвращаться. Никак нельзя. А что делать?

Нужно сосредоточиться. Может быть, не все правда в словах Элеоноры. Но то, что Неверский арестован, в это он уже почти поверил, да, это, несомненно, правда. Иначе он обязательно до него дозвонился. Даже если остальное игра Элеонориного воображения, чем Павел сможет помочь Неверскому, прилетев в родной город? Сесть рядом? Скорее всего, его прилета уже ждут — не дождутся представители некоторых органов. Но — если он не вернется, то тем самым, подтвердит свою несуществующую вину. И, вполне возможно, его объявят в международный розыск. Если уже не объявили. И как теперь доказать, что он ни в чем, ни в чем не виноват? Голова шла кругом.

Он взглянул на табло. До отлета оставалось около часа. Народ подтягивался к двери, которая вела к посадочному рукаву, соединяющему здание с самолетом. Вот-вот начнется посадка. На информационном табло номер его рейса уже занимал первую линию. И он запаниковал.

Элеонора тоже посмотрела на экран.

— Мало времени, — тихо сказала она. — Решай, ты летишь этим рейсом или со мною? Если в Лондон, то нужно успеть купить билет.

— Я схожу в туалет, — неожиданно произнес он. — Подожди меня здесь. Я быстро. Когда вернусь, скажу, что решил.

— Понятно, — она опустила голову.

Удивительно, но на мгновение Павлу стало ее жаль. Может быть, среди всех людей, окружавших его в последнее время, одна Элеонора и оказалась настоящим другом. Специально, ради него, прилетела в Германию. Если только все, о чем она рассказала, правда, а не плод больного воображения.

— Я действительно сейчас приду, — повторил он.

Придет, придет, куда ему деваться? Но ему просто необходимо на несколько минут остаться одному.

— Вот, вещи оставляю. — Он кивнул на сумку, стоящую около него на скамейке. Потом снял и положил сверху еще и плащ — стало жарко. — И за плащом присмотри.

Ему, действительно, захотелось в туалет. Но еще сильнее — услышать голос Майи. Поискал глазами указатели, и ринулся в нужную сторону с такой быстротой, что даже устыдиться своей поспешности не успел. Словно чья-то рука внезапно поволокла его в противоположный от посадочных ворот конец. Почти влетел в сияющую белизной кафеля, никелем кранов и фарфоровыми раковинами туалетную комнату.

Гудок следовал за гудком. Она же видит, кто звонит, почему не отзывается? Майя, Майя, взмолился он, отзовись! Пусть Неверского посадили, но ты-то на свободе! И она, наконец, отозвалась.

— Павел? Извини, была в ванной, не сразу услышала звонок.

Мысли его заметались, как ночные бабочки перед горящим фонарем.

— Алло? Павел?

— Я… — начал он и замолчал, не зная, с чего начать.

— Что-то случилось? — встревожилась Майя. — Ты где сейчас?

Случилось. Он откашлялся.

— Я в аэропорту. И здесь Элеонора, к детям летит, остановку сделала в Германии… по пути. Она кое-что мне рассказала.