Черный плащ немецкого господина - Галина Грановская

Следующим утром он едва проснулся. Разбудило поскуливание собаки, которая по каким-то причинам скреблась у его двери. И он был ей очень за это благодарен. Он и так проспал — половина восьмого! За ним вот-вот должна заехать Ханнелоре, а он еще не брит и не одет! В это воскресенье она хотела вывезти его за город, показать окрестности. Какую-то старинную дорогу и развалины замка. Он посмотрел в окно. Похоже, и сегодняшний день не будет теплым. В такой промозглый холод осматривать достопримечательности под открытым небом как-то не очень романтично. Но она уже выехала, звонить ей поздно, да и вообще, надо ехать — значит надо, он готов. Она выполняла роль гостеприимной хозяйки, желающей сделать приятное гостю. Субботу на него потратила, а теперь еще и воскресным утром встала рано, тащится куда-то с ним, вместо того, чтобы отоспаться за всю неделю. Единственное, что слегка бодрило, за внешней, полуофициальной стороной уже появился настоящий интерес к его личности.

И вообще, чем немецкая женщина отличается от всякой другой? Если он нравился своим… Да, братец, нельзя тебе читать глянцевые журналы, да еще о всяких звездах, усмехнулся своему отражению, бреясь перед зеркалом на скорую руку. Тоже мне, возомнил себя новым Паулем Барбье!

Они катались недолго — зарядил гнусный мартовский дождь, за серой завесой которого трудно было что-либо толком разглядеть. Остановились перекусить в придорожном кафе.

— Может быть, он скоро кончится, — с надеждой в голосе произнесла Ханнелоре.

Непохоже, подумал Павел. Такой как зарядит, так не на один день. Но не стал ничего говорить. Оставив машину на стоянке, они отправились к мощной стене замка. Как он и предполагал, долго гулять не пришлось, дождь усилился, поднялся ветер, ходить по развалинам в такую погоду было неприятно и глупо. Решили вернуться в город. Сняв мокрую куртку, она бросила ее на заднее сиденье машины и заняла свое место впереди. Он последовал ее примеру.

— Оставим развалины замка на мой следующий приезд, — улыбнулся он, глядя сбоку на ее слегка расстроенное лицо. — Если он, конечно, будет, — тут же добавил торопливо, чтобы она не подумала, что он закидывает удочку насчет следующего бесплатного визита на завод. Но она не подумала.

— А почему нет? — кивнула. — Планируй свой визит на лето. Сюда надо приезжать летом. Летом здесь просто удивительно.

Далеко еще до лета, вздохнул он. Она истолковала это по-своему.

— Я собираюсь вскоре снова побывать в вашей фирме, — произнесла, глядя ему в глаза. — Так что ты сможешь пригласить меня в гости.

— Ну, разумеется, — слегка растерянно пробормотал он. — Гостям я всегда рад. Особенно таким.

И, наклонившись, поцеловал ее, лежащую на руле, руку.

— Думаю, нам нужно возвращаться домой, — тихо произнесла она, тем не менее, не трогаясь с места. Он осторожно прикоснулся губами к ее холодной щеке. Шея оказалась намного теплее, она была почти горячая. Словно призывая его к благоразумию, с ее мокрых волос ему на лицо упало несколько холодных капель. Но его уже ничего не могло остановить.

Когда Ханнелоре привезла его домой, Розмари — очень кстати — не оказалось дома.

Днем работы хватало. Помимо основного предприятия, он посетил несколько мелких фирм, поставляющих «Медикорпу» отдельные детали. Эти фирмы представляли для Павла особый интерес. Он хотел знать, как можно в полукустарных условиях делать детали для точной аппаратуры. И многое взял на заметку. Он продолжал скрупулезно записывать каждый свой день, каждое маленькое открытие, сделанное в процессе знакомства с работой предприятий. Делал записи сразу же, чтобы не забыть и не перепутать чего-нибудь. Для быстроты писал по-немецки, сам удивляясь, что не забыл со школы письменный язык. Как-то Ханнелоре оказалась рядом и, заглянув в его блокнот, тоже выразила удивление: почти нет ошибок! Да и общался он с немцами теперь напрямую, уже не стесняясь ни акцента, ни плохой грамматики, спрашивал все, что интересовало. Ему часто делали комплименты по поводу его немецкого, спрашивали, где он его изучал. Нет, он не закончил факультет иностранных языков. Нет, никаких курсов не посещал. Спасибо маме. Не зря она, столько лет, преодолевая его лень и постоянное сопротивление, заставляла заниматься. Лет, наверное, с трех учила говорить, а позже заставляла читать немецкие книжки. Как будто наперед знала, что немецкий язык ему очень и очень пригодится.

Три недели пролетели как один день. Последний день его пребывания в Германии выпадал очень кстати на субботу, было время попрощаться с городом. С утра он решил еще раз пройтись по центру. Последняя прогулка. На этот раз в полном одиночестве, что хорошо, когда хочешь прочувствовать какой-то момент жизни во всех его оттенках… Зашел в кафе, где в первый день пребывания в городе, пил кофе с Ханнелоре. В этот утренний час здесь было почти пусто. Пожилая парочка завтракала в дальнем углу и у стойки, разглядывая витрину с пирожными, стояла женщина в строгом синем костюме.

Сев за стол, он попросил принести вина и кофе. Под неодобрительным взглядом пожилой пары — пить с утра! — сделал глоток и отвернулся. Посмотрел в окно, откуда открывался вид на старинную площадь, на здания напротив и поймал себя на том, что уже ничего в этом городке не вызывает интереса. Как будто не три недели, а три года, по меньшей мере, здесь прожил. Внезапно остро захотелось домой. Как там Майя? Они перезванивались, но не так часто, как ему бы хотелось. То он был занят, то у нее была срочная работа. Впрочем, нельзя сказать, чтобы он уж очень сильно тосковал. Наверное, уже привык к тому, что она держит некоторую дистанцию. В конце концов, в этом была и положительная сторона. Каждый был свободен, мог делать все, что хотел, и никаких упреков, никаких укоров совести. Какая в нашем возрасте любовь? — оборвала она его как-то, когда он в очередной раз заговорил о своих чувствах. После этого он зарекся даже произносить вслух слово «любовь» в ее присутствии, хотя совершенно точно знал, что с Майей у него нечто большее, чем это самое пресловутое «утоление сексуального голода». И, тем не менее, свобода, предоставленная ею, давала право иметь отношения и с другими безо всяких внутренних укоров совести.

Вспоминая прошлый вечер, Павел невольно улыбнулся. Официально-корректная и холодная вначале знакомства Ханнелоре оказалась вполне нормальной женщиной. Надеюсь, скоро снова увидимся, сказала она. Может быть, из вежливости сказала, а может быть, он ей действительно понравился, и она была не против продолжить отношения. Пойди, пойми этих женщин. Никогда не знаешь, что у них на уме.

Всего несколько месяцев назад он и представить себе не мог, какие крутые жизненные виражи его ожидают. Если бы ему кто-то тогда сказал, что он будет в скором времени вовлечен в отношения с тремя, — и такими разными! — женщинами, он бы в ответ покрутил пальцем у виска. И вот, пожалуйста. Элеонора, Майя, а теперь еще, кажется, и Ханнелоре.

Впрочем, и этому он уже почему-то не удивляется. Просто пользуется тем, что предлагается ему сегодняшний день. И грех не пользоваться — столько лет провел, как монах, в одиночестве. В то время как другие брали от жизни все, что она только могла дать. Неверский, Пауль Барбье — пусть и нельзя поставить их рядом, — и тысячи, тысячи других. Журналы так и пестрят описаниями жития успешных и великих современников. Чем он хуже них? И как мог так долго довольствоваться серым, унылым существованием, когда вокруг столько всего? Только протяни руку и возьми. Вот он и возьмет — сегодняшний, последний вечер своей командировки он проведет с Ханнелоре. Она пригласила его в какой-то модный рыбный ресторан.

Попрощались в машине, когда она привезла его к дому.

— Не буду заходить, — сказала Ханнелоре. — Уже достаточно поздно, а мне нужно подготовить отчет для важного совещания. Жаль, не смогу тебя проводить.

Самолет улетал рано утром.

— Да я и сам отлично доберусь, — торопливо пробормотал он.

Ханнелоре улыбнулась.

— С твоим немецким это не будет проблемой. — Помолчала. — Ты вообще быстро адаптировался. Мы не ошиблись, пригласив на стажировку именно тебя. Чаще всего приезжают представители фирм, которые плохо знают язык и плохо представляют производство. Просто пользуются возможностью побывать за границей и хорошо провести время за счет фирмы. Как ты понимаешь, мы этого не приветствуем.

— Да, это нехорошо, — согласился он.

Ему не хотелось говорить о работе. Но ничего не поделаешь, вся жизнь Ханнелоре — это работа, поэтому о ней она говорила всегда. Даже в постели.

— Иди, — подтолкнула она его, отворачиваясь. — Не люблю долгих прощаний.

Проводив взглядом отъезжающий «фольксваген», Павел отправился в дом.

Было немного грустно, так как всегда бывает, когда расстаешься с человеком навсегда. Конечно, это не Майя. И, тем более, не Элеонора. Это — Ханнелоре. Надежная, организованная — сама пунктуальность, когда дело касалось работы. И, что тоже нравилось, прямая. С мужским взглядом на многие вещи. Сразу предупредила: как ты понимаешь, это всего лишь секс. Ну, и для него это был просто секс.