Уютная душа - Мария Воронова

Он обращался к Тане по имени и на вы, как и ко всем женщинам, работающим в клинике. Когда у Розенберга бывали важные посетители, он звал Таню сервировать стол и всегда платил ей за эту нехитрую услугу тысячу рублей. Она смущенно отказывалась от этих денег, а Розенберг смеялся, обещал создать специально для Тани должность буфетчицы и платить через кассу. Только это очень хлопотно, каждый раз добавлял он.

Поначалу Таня заподозрила, что теплота Розенберга объясняется сексуальным интересом, ибо все остальные сотрудницы клиники давно перевалили сорокалетний рубеж. Но вскоре она увидела его под руку с шикарной женщиной и даже почувствовала легкое разочарование.

Вообще-то пластическая хирургия пугала ее. Все эти кожно-мышечные лоскуты выглядели очень неприятно. К тому же здесь, как и в кардиохирургии, нужна была повышенная собранность и четкость движений всей операционной бригады. Упущенное время не вернуть — если вовремя не дать кровоток в пересаженный лоскут, в нем начнутся необратимые процессы, и он отомрет, несмотря на любые усилия докторов. В общей хирургии запутанная нитка или неисправный зажим были всего лишь досадной мелочью, а здесь они могли привести к фатальным последствиям.

Бригада оперировала в крайнем напряжении сил и нервов, при малейшей оплошности Розенберг виртуозно материл всех подряд, но не забывал извиниться, когда ответственный этап оставался позади.

— Простите, Таня, что я на вас наорал, — сказал он, принимая у нее чашку кофе.

Сегодня они так намаялись! Розенберг удалял опухоль, занимающую нижнюю часть лица и спускающуюся на шею. Большой дефект кожи и мягких тканей заместили лоскутом мышцы спины. Выделять мышцу нужно очень тщательно, чтобы сохранить питающий ее сосуд, а потом, для гарантии, требуется сделать несколько микрохирургических сосудистых швов, чтобы сохранить в лоскуте нормальное кровообращение. Да и саму опухоль следует удалять крайне осторожно, сохраняя нервные стволы.

По ходу операции Розенберг несколько раз вспомнил Миллера: как быстро и легко они бы справились, если бы он был здесь. При упоминании Дмитрия Дмитриевича у Тани на душе стало тепло и уютно, она замечталась и не сразу сообразила, что Розенберг требует опустить микроскоп.

— Твою мать! Не спи, б…! — Форрест так устал, что мог выдавать только самые стандартные ругательства.

— Я не сержусь, — сказала она. — У нас дома все так разговаривают.

Он посмотрел на нее с недоумением.

— Дома, то есть в Ярославской области, — засмеялась она. — Там мужики, например, сарай строят и перекликаются, как корабли в тумане: твою мать да твою мать. Главное, прекрасно друг друга при этом понимают.

— Это точно. В серьезном деле без мата не обойтись. Я сам тоже деревенский, знаю. Недавно приехал в отпуск, отец меня сразу подрядил дом чинить. Я говорю: давай наймем работников. А он: разве чужие хорошо сделают? Ладно, говорю, но я же ничего не умею, с четырнадцати лет в городе живу. Тогда отец пообещал, что все объяснит, сам на крышу полез, мне веревку спустил — и давай матом орать на всю деревню. А я понять не могу, что ему надо. Кричу ему: это тебе что, волшебные слова? Заклинания, от которых я стану великим строителем? Ты по делу говори! А он: я по делу, — и такое заворачивает! Самое смешное, что через короткое время я начал понимать, какое «твою мать!» означает — поднимай бревно, а какое — подай паклю. Значит, вы тоже в деревне росли?

Таня кивнула. Ее смущало, что она так долго беседует с руководителем клиники, причем на отвлеченные темы. Ничего удивительного в этом не было, просто Розенберг находился в хорошем настроении из-за удачной операции. Но все равно минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.

— Я заметил, что вы работаете хорошо. Посмотрим, месяца через два сделаю вам прибавку.

— Ой, что вы! У меня и так с вашими премиями за накрытие стола почти сорок тысяч набежало!

— Да? Действительно, из-за вас скоро по миру пойду… Но что делать, не отбирать же у вас деньги обратно.

Почти сорок тысяч рублей! Только произнеся сумму вслух, Таня поняла, что действительно располагает этими огромными деньгами.

Конверт с жалованьем лежал в сейфе. По правилам Госнаркоконтроля в клинике была оборудована специальная комната для хранения наркотиков, оснащению которой мог бы позавидовать швейцарский банк. Розенберг не стал бы тратить триста тысяч рублей на бронированную комнату, чтобы хранить там пять ампул промедола, но без этого нельзя было получить лицензию. Чтобы помещение не пропадало зря, в нем поставили второй сейф, где сотрудники могли держать ценные вещи.

Итак, тридцать восемь тысяч за месяц. На восемь она обычно вела домашнее хозяйство, а остальное… Это ее кровно заработанные деньги! И через две недели она получит новый конверт! Ладно, оставим на «черный день» десятку, так и быть!

Конверт перекочевал из сейфа в сумочку, и Таня отправилась по магазинам.

В торговом центре ее ждал еще один приятный сюрприз. Оказывается, труд санитарки благотворно сказался на ее фигуре! Джинсы сорок восьмого размера, раньше плотно облегавшие попу, теперь болтались на Тане, как хулахуп вокруг шеста. А натянув сорок шестой размер, она увидела в зеркале симпатичную фигурку со стройными ножками и аккуратной попой. Талия, правда, не появилась, и животик продолжал выпирать, но надо радоваться и тому, что есть, решила Таня и неожиданно расхрабрилась.

«А ну их к черту, эти джинсы! За десять лет замужества я не носила ничего другого! Хочу черные брючки и юбку, юбку! Сейчас куплю себе красивую обувь и буду носить юбки сколько захочу!»

Она ходила по торговому центру, жадно глядя на витрины и не веря, что может зайти в любой магазин и купить какую угодно приглянувшуюся вещь.

Когда она зашла в обувной, к ней с улыбкой подошла продавщица. Таня привычно шарахнулась от любезной девушки, но тут же одернула себя.

— Мне нужны сапоги на зиму и сумочка к ним.

…Она купила сапожки на среднем каблуке, сумку и перчатки — все темно-вишневого цвета, а потом еще присмотрела себе шелковый шарфик.

Потом она долго разглядывала дорогие фирменные пальто и пуховики, но не поняла их сдержанного шика. А уж когда она увидела ценники…

«Нет, мне бы что-нибудь попроще», — решила Таня и поехала на ярмарку, где быстро нашла чудесную куртку из серой кожи — даже не куртку, а полупальто трапециевидного покроя. Подол, рукава и капюшон были оторочены пушистым мехом, что сразу же прельстило Таню. Особенно капюшон, в котором она казалась себе похожей на средневекового пажа.