Уютная душа - Мария Воронова

Обласкан! Зачем напоминать, Миллер и так думает только о том, как Таня спит с Максимовым.

Но если у них все так плохо…

Позвонить ей, сказать: «Таня, бросайте вашего мужа, идите жить ко мне»? Но разве он сможет простить, что она десять лет жила с подлецом и позволяла себя унижать?

Вместо того чтобы пожалеть Таню, Миллер почувствовал к ней презрение. Да, в восемнадцать лет человек не способен мыслить здраво, но за десять-то лет можно было разобраться в ситуации!

И он сердился на нее за то впечатление чистоты и внутренней силы, которое она произвела на него, хотя на самом деле жила с плохим и грязным человеком и не могла от него не замараться. «Лживая девка!» — зло подумалось ему.

— Вообще, Дим, не понимаю взрослых мужиков, которые тусуются с молоденькими! — разглагольствовал Колдунов.

Миллер вспомнил свою авантюру с Милкой, смутился и пробормотал, что да, ему тоже с возрастом стало не о чем разговаривать с восемнадцатилетними.

— Не в том дело! С некоторыми тридцатилетними тоже особо не поговоришь. Я про физический контакт. Неокрепший детский организм у меня ничего, кроме жалости, не вызывает. Таня была совсем ребенок, когда выходила замуж — маленькая, кругленькая. А физиономию ее можно было смело использовать для рекламы детского питания «Здоровый малыш». Воспринимать это дитя как партнера по сексу мог только человек с нездоровыми наклонностями.

«Кажется, битье профессоров скоро войдет у меня в привычку», — тоскливо подумал Миллер, из последних сил подавляя желание ударить коллегу. Никто не смеет думать о Тане как о партнерше по сексу!

Глава 9

Новая работа неожиданно пришлась Тане по душе. Во время учебы в институте она уже работала санитаркой и теперь думала, что в частной клинике ее ждут те же обязанности — мытье палат и уход за лежачими больными. Физического труда Таня не боялась, она принадлежала к счастливой категории женщин, у которых в руках спорится любое дело, однако после работы в операционной убирать помещения было бы очень скучно.

Но, узнав, что она — операционная медсестра, менеджер по персоналу определила ее в оперблок, так что Таня оказалась в привычной обстановке, правда, теперь она не подавала инструменты хирургу, а только обрабатывала их. Обязанностей было много, и некоторые оказались не то чтобы интересными, но, во всяком случае, требующими внимания и сосредоточенности. Так, например, она должна была содержать в порядке операционный микроскоп и плазменный скальпель — внушительного вида приборы, которыми здесь пользовались почти на каждой операции. Присмотревшись, Таня поняла, что, даже если бы ее приняли сюда операционной сестрой, она все равно не смогла бы полноценно работать — половина инструментов для пластических операций была ей незнакома.

На всякий случай она приглядывалась к действиям хирурга и медсестры, а в свободное время читала руководство по пластической хирургии, чтобы вникнуть в специфику профессии. Вдруг ей повезет и когда-нибудь ее примут на должность операционной сестры?

Коллектив клиники принял ее спокойно и доброжелательно. Некоторое время старшая медсестра внимательно следила за Таниной работой, но, убедившись, что та тщательно моет операционные, добросовестно стерилизует инструменты и аккуратно обращается с приборами, предоставила новенькую самой себе.

Попав в «мир частного капитала», она думала, что за тридцать тысяч рублей в месяц от нее потребуют работы на износ, без секунды отдыха. Работы было действительно много, но, выполнив ее, Таня могла пить чай в сестринской, ожидая, когда ее услуги снова понадобятся. Никто не возмущался, не бросал нее косые взгляды — а почему это санитарка сидит без дела?

Клиника располагалась на севере города, в спальном районе, здание было перестроено из типового гастронома-«стекляшки». На втором этаже располагались палаты; операционная, лаборатория и администрация — на первом. В интерьерах первого этажа не было особого шика, но все было сделано добротно и, насколько Таня могла судить, с учетом требований асептики. Владелец не поскупился даже на мраморные полы в операционной. Мрамор считается бактерицидным материалом, и раньше, до перестройки, в операционных им выкладывали не только полы, но и стены. Теперь обычно довольствуются кафелем, и Таня уважала владельца клиники за то, что он отдал дань традициям и не поскупился на мрамор.

Вход на второй этаж был разрешен только палатным сестрам, Таня там не бывала, но предполагала, что там — настоящие хоромы. Ведь если владелец оборудовал шикарную ванную комнату с биде и джакузи для сотрудников, то что он устроил для богатых пациентов, приносящих ему доход?

Заочное хорошее впечатление о владельце клиники подтвердилось и при личном знакомстве. Яков Михайлович Розенберг лицом был очень похож на Тома Хэнкса, и вскоре Таня узнала, что за это сходство, а также за удивительное для бизнесмена простодушие персонал клиники величает его Форрест Гамп.

Она думала, что останется для Форреста безымянной единицей, тенью, мелькающей на заднем плане с ведром и шваброй, но на самом деле им пришлось довольно близко познакомиться. Розенберг оперировал много и подолгу, и именно Тане приходилось вытирать пот с его лба, совать ему в рот под хирургическую маску кусочки шоколада и трубочку от стакана с крепким кофе, чтобы подбодрить на восьмом часу микрохирургической операции.

Попробовав Танин кофе, Форрест объявил, что теперь не хочет никакого другого, и полностью доверил ей свое питание. Прокормить шефа оказалось очень простой задачей: чашка кофе в десять утра, чашка кофе и бутерброд с красной рыбой в два часа дня — вот и все, что требовалось Розенбергу для поддержания сил.

Он обращался к Тане по имени и на вы, как и ко всем женщинам, работающим в клинике. Когда у Розенберга бывали важные посетители, он звал Таню сервировать стол и всегда платил ей за эту нехитрую услугу тысячу рублей. Она смущенно отказывалась от этих денег, а Розенберг смеялся, обещал создать специально для Тани должность буфетчицы и платить через кассу. Только это очень хлопотно, каждый раз добавлял он.

Поначалу Таня заподозрила, что теплота Розенберга объясняется сексуальным интересом, ибо все остальные сотрудницы клиники давно перевалили сорокалетний рубеж. Но вскоре она увидела его под руку с шикарной женщиной и даже почувствовала легкое разочарование.

Вообще-то пластическая хирургия пугала ее. Все эти кожно-мышечные лоскуты выглядели очень неприятно. К тому же здесь, как и в кардиохирургии, нужна была повышенная собранность и четкость движений всей операционной бригады. Упущенное время не вернуть — если вовремя не дать кровоток в пересаженный лоскут, в нем начнутся необратимые процессы, и он отомрет, несмотря на любые усилия докторов. В общей хирургии запутанная нитка или неисправный зажим были всего лишь досадной мелочью, а здесь они могли привести к фатальным последствиям.