Последний остров - Василий Тишков

И вспомнился Аленке радостный день из далекой довоенной жизни. Она выступала на первом в своей жизни концерте для учеников и родителей. Ее мама и папа тоже сидели в зале. Аленка пела одну из маминых песен. Она все песни ее знала. Тогда Аленке долго аплодировали…

Сначала тихонько, потом все увереннее потянулся над луговиной голосок, чистый и светлый:

Ехали казакиСо службы домой,На плечах погоны,На грудях кресты.Едут по дороге,Навстречу им отец.«Здравствуй, мой папаша!» —«Здоров, сын родной!» —«Расскажи, папаша,Про семью мою». —«Семья, слава Богу,Прибавилася.Жена молодаяСына родила…»

Услышал песню Парфен Тунгусов, осторожно кашлянул в кулак и тихо сказал деду Якову:

— Ишь ты, дело какое, душевно поет.

А Сыромятин порадовался за Тунгусова. Если Парфен песню душой слышит, значит, много еще в нем душевной силы. Это детишкам малым надо солнца да хлеба, да ласки маленько — они и оживают. А коли старому дереву покалечить ветви да корни, оно может и не сдюжить — засохнет. «Шибко помяло на войне Парфена Тунгусова, — размышлял про себя дед Яков, — а ить ничего, оклемался на своей-то земле, потому и польза от него должна быть еще долго».

Когда на луговине разместились зароды и солнце покатилось к вечеру, Мишка с друзьями вернулись в свое лесничество.

На берегу озера Аленка развела костерок, пристроила на таганке котелок с водой, а ребята проверили сети, поставленные утром дедом Сыромятиным.

— Аленка, принимай улов!

Лодка причалила к берегу, и на траве затрепетали караси. Рыбу очистили быстро, втроем-то и делов ничего.

— На первое уха, — сказала Аленка.

— На второе тоже уха, — подхватил Егорка.

— А на третье — еще раз уха! — заключил Мишка и подал команду. — Пока вода закипает, купаться!

Полетели в траву штаны, рубашки, и три фонтана взметнулись над водой. Аленка ничем не уступала ребятам. Она громко хохотала, плавала, проворно ныряла. Толкнула от мостков лодку, ловко прыгнула в нее.

— В атаку! — крикнул Мишка.

Набросились мальчишки с двух сторон. Но кувыркнулся с кормы Егорка, не выдержав качки. Мишка не удержался на носу и тоже полетел в воду. Аленке весело, она хохочет и ждет нового нападения. Но что это? Егорка вынырнул у берега, а где же Мишка? Она беспокойно оглядывается, смотрит в воду и находит его там, в воде. Мишка лежит на дне неподвижно. Он смотрит снизу на Аленку. Весь мир снизу кажется зеленым. И Аленка зеленая. Она машет ему руками, зовет, наверное, сердится. Мишке смешно. Он пускает пузыри и всплывает.

— Шестьдесят пять.

— Чего?

— Шестьдесят пять секунд не дышал, — поясняет Мишка. — Давай колокол делать?

— Давай!

Они сильно раскачивают лодку. Раз! — и лодка вверх дном. А под ней и в самом деле как в колоколе. Смеется, визжит Аленка, и под сводом все гремит оглушительно — это звукам деваться некуда, они теснятся, искажаются, удесятеряются в силе, от чего ребятам хочется еще громче кричать и плескаться. А сами ребята кажутся огненно-красными. Тоже фокус. Вечернее солнце на самом закате, преломляя лучи, окрашивает воду, а она снизу ребячьи тела подсвечивает.

Прячется солнце за горизонт. Егорке не терпится, пробует он из котелка уху, жмурится от удовольствия.

— Готова! Жалко, Юлька с нами не пошла. В жисть ушицы такой не испробует.

— Миша, а почему Юля к нам в лесничество не ходит? — спросила Аленка.

— У нее свое хозяйство. Дед Яков вообще в огород не заглядывает, а бабка не шибко-то проворная стала. Попробуй такой огородище обиходить. В один огуречник сколько воды перетаскать надо. Вот Юлька и вертится там.

Котелок сняли с огня, поставили на траву. Ели деревянными ложками. Потом развернули клеенку с отварными карасями. Что за сказочная еда, эти отварные караси! Ешь их чуть ли не каждый вечер, и все в охотку, не приедаются. А готовить их одно удовольствие, никакой мороки: бросил в воду, посолил, если соль есть, а нет — и так хорошо, сам воздух, дымок от костра вместо приправы.

— Эх, здорово мы на сенометке поробили, — вспомнил Егорка. — И трактор у Жултайки ни разу не поломался.

— У меня мозоли от граблей… — пожаловалась Аленка. — Вот, смотрите.

— Заживут. Не велика беда, — успокоил Мишка. — Вот солдатам из лагеря сегодня не спать.

— И ведь предупреждали их бабы, — поддакнул Егорка. — Так нет, вздумали выхваляться. Вот и обгорели на этаком пекле.

— А почему на озерах много чаек? — забыла о своих мозолях Аленка. — Ведь это морская птица.

— Морская, правильно, — согласился Мишка. — Особенно эта, мартын называется. Наверное, он и есть самый настоящий морской буревестник. Крылья во — с полметра.

— И яйца у него, как у гуся, здоровые, — вставил Егорка. — Только круглые и голубоватые. Два яйца съешь и сыт. Это я понимаю… — он уже с трудом мигал сонными глазами, позевывал и только когда снова вспомнил сенометку чуть оживился. — Ну и зараза же эта Юлька! Ка-ак треснет меня граблями по горбушке! Говорит, промахнулась — лошадь хотела понужнуть. Знаю я, почему к нам не пошла — особого приглашения ждет, барыня…

— Но почему же чайки на озерах живут? — не унималась Аленка.

— Вот пристала, — буркнул Мишка. — Я ведь не дед Яков — все знать. Живут и живут. Егорка, откуда у нас чайки взялись?

— Чайки? Так они всегда на озерах гнездились.

— Вот. Теперь понятно? Живут и живут себе… Наверное, здесь когда-то море было, и чайки с тех пор прилетают к нам по привычке. Понравилось им у нас. Кормятся озерной рыбой, а самим невдомек, что моря-то давно уж нет.

— Моря нет, зато озер и лесов полным-полно, — сонно пробурчал Егорка. — Да еще болотин разных целая пропасть… Пойду я, однако, дрыхнуть.

Он еще нашел в себе силы ополоснуть в озере котелок, ложки и, совсем пьяный от усталости да сытного ужина, поплелся по тропке вверх к дому.

Ночь пришла тихо и внезапно, как только угасли последние языки костра. Небо обернулось в синеву, и вызвездились все его уголки до самой бесконечной дали.

Аленка с Мишкой спустились к мосткам, сели на доски у воды. Сейчас начнется их путешествие. Они недавно открыли такую возможность — летать к самым дальним звездам.

Сначала надо посмотреть вверх. Глянешь — и нет тебя, нет земли, нет сонного лепета камышей. Есть только звезды, холодные, спокойные и недоступные в своей неземной вечности.

Но когда смотришь на звездное отражение в темном зеркале озера, звезды кажутся не только близкими, но и живыми. Как ни спокойна озерная гладь, но вода живет, дышит. Живут и звезды. А если на ближней релке ударит по воде крылом сонный гоголь или плюхнется из темноты вернувшийся с кормежки запоздалый чернеть, то через камыши к берегу пробивается легкая, еле заметная волна. Вот тогда и начинается самое интересное. Звезды сначала медленно, потом все быстрее движутся навстречу ребятишкам. А они, прижавшись друг к другу, затаив дыхание смотрят в восторженном страхе на звездный полет. Они одни-единственные на неведомой планете с головокружительной высоты смотрят на звезды. А звезды проносятся под ними в стремительной бесконечности.