Лечим все, кроме истинности (вылечим всех) - Ясмина Сапфир

Василевс застыл каменным изваянием, скрестив руки на груди.

Ядвиг засунул руки в карманы и насупился.

Раттибор выставил вперед ногу, будто собирался выйти вперед из стройной шеренги равных.

Остальные четверо ждали в не менее напряженных позах.

Ближе к стене, трогательно обняв себя руками, мялась Марисса. Ее взгляд уперся в мое лицо – просящий, почти жалобный. Настолько, что у меня перехватило дыхание, сердце екнуло.

И не дождавшись реплики Рика, я сама сообщила:

– Все с Маллесом в порядке. Поправится.

Облегченные вздохи, радостные крики вожаков перекрыли почти все звуки в коридоре.

Медсестра из регистратуры приемного осеклась на полуслове. Василиск у стойки, с окровавленной повязкой на голове, обернулся в нашу сторону.

Рик поднял руку, и верберы смолкли.

– Можете его навестить. Только потише там. Больных переполошите. Если врачи и медсестры стационара пожалуются, выдворю в тот же миг. Латифа проводит.

Шустрая верлиса появилась словно из ниоткуда. Подмигнула мне, уважительно кивнула Рику и рванула прямо на шеренгу верберов.

Они быстро расступились, давая Латифе дорогу. Не сбавляя шага, верлиса махнула оборотням рукой, зазывая следом.

Я опасалась, что Вагр опять свалится как снег на голову и обязательно с очередными неуместными ухаживаниями. После разговора о жене Маллеса Рик слишком нервничал, переживал, дергался. Не хватало еще очередной его ссоры с драконом.

Боюсь, сейчас драка не закончилась бы так же хорошо, как в прошлые разы.

Ревнующий Вагр и взвинченный Рик… Взрывоопасная смесь, особенно, учитывая, что оба выдыхают пламя.

По счастью, дракон так и не попался нам на глаза.

Медсестры шушукались, что он вторые сутки исследовал слепок ауры Маллеса и его кровь тоже. Хвастался, что близок к грандиозному открытию, которое поможет бороться с нижней магией, даст нам новое, мощное оружие против перерождения.

Было бы здорово.

А если ничего не получится, польза от изысканий Вагра все равно огромная. Дракон занялся любимым делом, отвлекся от нас с Риком, и василиск получил столь необходимую ему сейчас передышку.

Закончив с верберами, Рик сгреб меня в охапку, усадил в свою машину, и мы рванули к общежитию. Всю дорогу в салоне царила тишина. Тревожная, но и радостная одновременно. Рик выглядел взбудораженным, очень не в своей тарелке, но торопился перевезти меня так, словно боялся, что передумаю.

И только когда мы по-быстрому собирали мои вещи, упаковывали их в амбарные кожаные сумки, которые вытащил из машины василиск, Рик разразился объяснениями.

Не глядя на меня, возясь с вещами, он сообщил:

– Мы не встречались с женой Маллеса, пока она не забеременела. Марисса была лишь наполовину вербером, наполовину человеком. И я советовал Маллесу положить ее в стационар, месяца за полтора до родов, лучше даже за два. На всякий случай. Как чувствовал! – он прервался, помотал головой, и продолжил, не сбавляя темпа сборов: – Маллес всегда разделял личное и общественное. Больше мы его жену не обсуждали. Позже выяснилось, что она наотрез отказалась ложиться в больницу. А Маллес пошел у нее на поводу. Слишком любил. Настаивал, но уступил слезам и уговорам. На роды меня вызвали зимней ночью. Марисса к тому времени уже очень сильно ослабла, ребенок был на последнем издыхании. Дети оборотней во время родов обращаются – так им проще выйти. И только потом теряют способность менять ипостась лет до 10-12. Марисса обратиться не смогла – у полукровок такое случается, и медвежонок застрял в родовых путях. Я сделал все, что мог, – Рик замер, выпрямился и несколько секунд смотрел в окно.

Словно рассветная улица, облитые розовыми лучами крыши домов, запахи кексов и свежесрезанных лилий помогали ему восстановить душевное равновесие.

Я ждала, позволяя василиску прийти в себя. Сердце сжалось от сочувствия – к нему, к Маллесу, к Мариссам – матери и дочери. Но я стиснула зубы и терпела. Пока василиск не метнулся к шкафу снова и не закончил свой рассказ:

– Я пытался воскресить обеих. Но сил хватило только на ребенка. Моя энергия тоже не бесконечна. Одно, изредка два воскрешения подряд – и все, я ни на что больше не способен. Я отдал ее почти всю. Сам болел недели три. Но Марисса так и не очнулась.

Не знаю почему, но я бросилась к Рику, обняла и повисла у него на шее.

Василиск сгреб меня в охапку, прижал, тяжело задышал в шею.

Минуты капали, а Рик не отпускал меня, но настроение его заметно менялось.

Натужное дыхание стало рваным и резким. Тело напряглось, напоминая нам обоим о гоне. Рик неловко чмокнул меня в щеку, вздрогнул, когда твердый бугор на его брюках запульсировал, и нехотя отстранился.

– Сами… ты мое маленькое утешение. Всегда была. С тех пор как появилась на перекрестье, – пробормотал, пряча глаза, и вдруг резко бросился к сумке.

Признание Рика – скомканное, смущенное поразило меня до глубины души. Сердце болезненно екнуло, колючий ком застрял в горле. Неужели он был настолько несчастлив? А ведь я и не замечала! Всегда язвительный, уверенный в себе, сильный Рик… оказывается такой бесприютно одинокий, неприкаянный? Я застыла, непроизвольно теребя темно-зеленую трикотажную блузку, которую собиралась уложить в чемодан. Рик словно ощутил, выпрямился, как шест проглотил и поймал мой взгляд. В его синих глазах было столько невысказанных эмоций, столько тоски, столько нерастраченной любви…

– Я вырос один, Сами. Родители погибли в той самой, предыдущей войне с нижними тварями. Меня воспитывали в детском доме для драконов. У василисков не нашлось места – слишком многие осиротели тогда. Змеи и ящеры – самые невосприимчивые к нижней магии – воевали в первых рядах. И полегли тысячами. Думаешь, почему сейчас нас меньше, чем остальных оборотней? Намного меньше… Мы живем очень долго, но находим лишь одну пару… Единственную и неповторимую…

Он замолчал. Подошел – медленно, осторожно, словно боялся спугнуть, оттолкнуть излишним напором. Обнял и прижал так крепко, что ребра заныли.