Измена. Простить или отомстить (СИ) - Дана Блэк

А родителям можешь сказать чтобы дома сидели. Мы же планируем наладить наши отношения, так? Вот и наладим их. Вдвоем.

— Лиль…

— Я так решила! Родителей с нами быть не должно, — рявкнула я. — И мы едем в пансионат!

Давид убито кивнул, и мы поехали.

Машину он вёл как попало, что с мужем впервые. Да и мне было плевать — доберемся ли мы живыми. Я просто в ужасе от Давида!

Измена — это выбор предать другого человека. Я не верю в неосознанность подобного поступка, если изменяет не пубертатный юнец на гормонах. Но в то же время я понимаю что каждый может проявить слабость. И если бы я вдруг скатилась на дно и изменила Давиду, а затем узнала о вероятности того, что у меня ВИЧ — я бы сразу призналась. Ни за что не стала бы рисковать другим человеком, который не виноват в том, что я на передок слаба. А Давид… ему настолько на меня наплевать?

Я думала об этом всю дорогу. Поглядывала на мужа — его лоб в испарине, руки на руле не расслаблены а напряжены будто он водитель-новичок. Давид бледен, выглядит болезненно.

Сейчас мне его не жаль.

Когда мы с Никой и Элей обсуждали варианты наказания для Давы, мы накидывали и крайне жёсткие варианты.

Я могла стащить важные документы, и капитально испоганить жизнь Давида.

Я могла найти одну из недовольных пластикой девушек, такие всегда есть. В клинике Давы работают профи, да и сам он если видит что с внешностью клиентки всё в порядке — говорит об этом. Но некоторые девицы гонятся за модой и настаивают на операции, а затем проходит время и они жалеют. Таких всегда можно отыскать, внушить что это не они дурочки, а хирург с кривыми руками, и раздуть скандал. Испортить репутацию и пустить под откос дело всей жизни моего мужа.

Были и еще варианты — жестокие, кровожадные. Я решила не поступать так с Давидом, но сейчас… сейчас я жалею о своей мягкотелости.

Сейчас я ненавижу Давида! Ненавижу и в то же время понимаю что не стану рушить его карьеру, да и мстить больше не стану. Баста.

— … да, простите что так получилось. Мы с Лилей решили побыть вдвоем… да, верно. Потом встретимся все вместе… хорошо, еще раз извините.

Я прислушивалась как муж разговаривал с родителями, и удивлялась ему в который раз: каков артист! Даже себя идиоткой перестала считать и винить что верила мужу столько лет — просто некоторые люди врут как дышат. Им невозможно не поверить.

— Никто не обижается, все всё поняли, — отчитался передо мной Давид.

— Я слышала.

— Задерживаться, наверное, не будем в пансионате. В клинике кое-что намечается.

— Ну уж нет, — улыбнулась через силу. — Мы как следует отдохнём.

— И ты не злишься, что я родителей приплёл? Манипулировать тобой планировал?

— Я тебя прощаю. Я всегда тебя прощаю, Дава. Останови машину, пожалуйста.

— В кустики нужно? Может, до заправки потерпишь?

— Не потерплю. Тормози.

Дава съехал на обочину, я отстегнула ремень безопасности и вскарабкалась мужу на колени.

— Ты… ты чего, Лиль? — он отшатнулся от моего поцелуя.

— Хочу разврата, — мурлыкнула, провела ноготком по его шее, и Дава снова дернулся. — Я тебя простила. И ты прости меня, любимый. В сексе отказывала, вела себя как стерва, аж самой противно. Я так хочу тебя… прямо сейчас хочу… очень…

Снова потянулась к Даве с поцелуями. Они планировались как очередное издевательство, но получились искренними и горькими.

Я больше не буду мстить. Это бесполезно: я отыгралась и мне полегчало, но Давида не исправить, он так ничего и не понял.

Я не играю сейчас. Я прощаюсь.

Как же я его любила…

Обняла мужа крепче, скользнула языком в его рот, впервые не думая о тех, кого он целовал и с кем спал. Это последний наш поцелуй. Сейчас я отстранюсь, попрошу повернуть назад и всё выложу Давиду так как оно есть: что с меня хватит. Только еще на пару секунд продлю нашу близость… как же странно и горько осознавать, что нас больше нет.

— Лиля, хватит, стой! Этого не будет, — Давид больно сдавил мои плечи, и буквально оторвал меня от себя. — Н-никакого секса! И… боже, слезь с меня!

— Вот как? И почему же? — разозлилась я. — Тебе нужно срочно вернуться на работу? Или ты хочешь признаться мне еще в одной манипуляции? Или так травмирован, что не можешь заняться сексом? Или…

— Я тебе изменил, — прошептал Давид, отвернувшись от меня.

Его руки все еще лежат на моих плечах. Уже не сжимают — дрожат в треморе. Да и самого Давида колотит.

— Что? Изменил?

— Была одна… женщина, — сглотнул он. — Связалась со мной недавно. У нас… Лиль, защита порвалась, а у неё ВИЧ. Прости меня, милая. Умоляю тебя, прости! Я всё понял… я никогда больше… хоть чем поклянусь тебе, что никогда больше не предам! Она ничего не значила для меня, но теперь и мне и тебе нужно… нужно провериться, — опустился голос Давида до шепота.

— ВИЧ?

— Прости, — Давид сжался, голос его дрогнул.

Да он же плачет от ужаса!

— Прости меня! Прости, я… я никогда не думал что это тебя коснётся, я так сожалею! Ты бы только знала! Лиля, Лилечка, пожалуйста…

— Подожди, — остановила я Давида.

Я хотела чтобы он признался, но слышать от мужа про измену все равно горько. Но и облегчение оно принесло огромное!

— Была одна женщина? А Настя?

— Лиль, нам нужно в город. Поехали в клинику.

— Сначала мы поговорим. Ты один раз мне изменил? — потянулась к лицу Давида и заставила его повернуться ко мне.

Давид в отчаянии. Я практически уверена в том, что он примется рассказывать мне привычные сказки.

Но Давид снова удивил меня.

Он и правда в ужасе. Я отчетливо слышу как исступленно бьётся в истерике его сердце. Может, именно из-за своего состояния он и сказал правду. Или же просто устал врать.

— Была не одна женщина. Я… я не хочу рассказывать. Да и не нужно тебе всё это знать в подробностях, Лиль. Я очень тебя люблю и безмерно виноват перед тобой. Самое главное сейчас — это твоё здоровье. Я сумею загладить вину, если ты позволишь. Больше никогда не предам, не обману, но…

— Так сколько было измен? — спросила я ровно. — Сколько, Дава? Когда всё началось?

— Это не имеет значения, — покачал он головой. — Никто из других женщин для меня ничего не значил, это просто спорт, это… да я и сам не