Хроники неотложного - Михаил Сидоров

Влезли на перевал и запетляли вниз, еще медленней. Вдоль дороги река: жуть! Вода желтая, как Хуанхэ, деревья несет, запруды страшенные, берега рвет, у самого асфальта вода — круче, чем в программе «Время».

Не-е-ет, такой хоккей нам не нужен.

— Пошел он в задницу, этот стоп! На электричках двинем — пять «собак», и ты дома.

Не пришлось. В Симфере дождь кончился. С ветвей капало. Разбрызгивая воду, разъезжал транспорт. Мы встали в начале московской трассы. Рядом ковырялся в багажнике молодой парень; его подруга — ломкая химия, топик, мини, — выгибая в саблю аппетитные голени, раздраженно курила тонкую сигарету. Номера на машине были харьковские.

— Здравствуйте, земляки.

Он поднял голову. Тщательно подрезанная, переходящая в бакенбарды, бородка; редкие, рябью подкрашенные кончики волосенок.

— Подвезите по трассе, в сторону Харькова.

Цаца, отбросив окурок, полезла в машину. Он захлопнул багажник.

— Нет.

Открыл дверь и задержался, перебирая ответы. Выбрал один, самый уничижительный:

— У нас семейный отдых.

О…уеть!

Они отъехали, выбросив в окно макдоналдсовский стаканчик с соломинкой.

Люди ее круга.

Откуда ты знаешь, кто меня окружает?

Да, б…ь, насмотрелся за тринадцать-то лет!

Я сбросил рюкзак и поднял руку. Одна, вторая… Есть!

Пикап. Желтые баллоны, гидрокостюмы, яркие ласты. Дайвер. Седой и спокойный, как Будулай.

— Куда, ребят?

— В Харьков.

— Садитесь, до Мелитополя.

Вытащил сигарету, протянул пачку.

— Курите?

— Спасибо.

Они с Яной закурили. Приоткрыли окно; ветер обсыпал пеплом, обшарил наспех салон и запел, вытягивая наружу табачный дым.

— Не просквозит?

— Нормально.

Навстречу несся фиолетовый горизонт. Затукали капли.

— Конец погоде. Теперь вся неделя такой будет.

Он вышел на встречную, мягко обходя караван бензовозов с грозным «ВОГНЕНЕБЕЗПЕЧНО» на длинных, блистающих серебром, цистернах. Забрызгивая стекла, сбоку поплыли нерезкие ступицы.

— Давно в Крыму?

— Трое суток. На праздники приезжали.

На встречной мигнули. Смыкнув в ответ рычажком, он плавно перетек вправо.

— Я тоже.

— Ныряли?

Он кивнул.

— Мессер искали, в сорок первом упал. Гонял кукурузник над самой водой, потерял скорость на вираже и ушел в воду.

— Где?

— В Ялтинской бухте.

— Нашли?

Он покачал головой.

— Дельфинов видели?

— Видел. Их в этом году много.

Я рассказал про тех, в Новом Свете. Увлекся, плеснул восторгом и осекся, он же воспринял совершенно серьезно.

— В следующий раз иди к ним, они таких, как ты, подпускают. Только не дергайся, сами к тебе подойдут.

Орден. Знак отличия. Высшая степень. Жаль только, не оценит никто.

— Так уж и подойдут?

— Подойдут. У них система «свой — чужой» миллион лет совершенствовалась, на всех уровнях восприятие: физиологическом, эмоциональном, энергетическом. Насквозь человека видят: как у него сердце бьется, как кровоток ускоряется, когда нервничает; биотоки мозга улавливают, психотип определяют…

— …семейное положение.

Он посмотрел на нее в зеркало.

— А почему нет? Мозг тяжелей, извилин больше, организован сложнее. Естественный сканер во лбу, диапазон общения от инфра до ультра, энергетика высочайшая… При отсутствии способности к физическому созиданию — все условия к абсолютному самопознанию.

Над головой гремело, салон сделался влажным и липким.

— Почему ж тогда они с нами до сих пор не конектят?

— А зачем? У них своя цивилизация: нерукотворная, нематериальная, с иными, чуждыми большинству людей ценностями. Они видят, что во имя ценностей материальных творим мы, и, совершенно логично, избегают лишних контактов.

Машину водило. Ветер, зайдя сбоку, гнул акации. Поперек дороги, белея отломами, ползли лохматые ветки.

— Тогда отчего, по-вашему, они на берег выбрасываются?

— Ну, может, это те, кто совершил тяжкий проступок, и совесть толкает их на суицид, как у нас в девятнадцатом веке?

— Вы оба — идеалисты.

И тут шарахнуло. Вспыхнуло, ослепило и, без задержки, будто двумя досками по ушам — бабах! Шибануло озоном, резануло ремнем наискось; секундное выжидание, по газам, и птицей вперед.

— Живы?

Перед глазами плыли оранжевые круги. Потряхивало — адреналин.

— Метрах в сорока, в знак ударила.

Яна пыталась закуривать.

— Испугались?

Она только посмотрела на него.

— Мне на такие штуки с детства везет. В ураган попадал на яхте, под лавину в горах, от смерча бегал в степи — и ничего, жив.

— А в ураган где?

— В Карибском море.

— У вас своя яхта?

Это Яна спросила. Он отрицательно качнул головой.

— Там же, помню, плавал на рифе, с камерой, поднимаю голову — мама дорогая! Акула. Огромная, метров пять. Думал — все. Нет, обошлось. Прижался к кораллам, выждал: ушла.

— Большая белая?

— Тигровая. Четкие такие полосы, как у скумбрии.

Несмотря на ливень, шли быстро — на полном приводе.

— У нас это семейное. У дочерей моих то же самое. Столько уже перевидали — на сотню обывателей хватит.

— А сколько им?

— Восемнадцать и двадцать. В Красной пещере сейчас, решили после Ялты сходить.

— Это где?

— Час на троллейбусе от Симферополя.

— Большая?

— Километров двенадцать. Пять этажей, подземная река, первые два уровня вплавь.

— И вы за них не боитесь?

Это опять Яна.

— Нет. Там, на входе, спасатели живут, они же проводниками работают. Если опасно будет — не пустят.

— Опасно — что?

— Паводок. Когда наверху дождь, пещеру затапливает. Запрет где-нибудь — и сиди в темноте, свет экономь, пока не спадет. Иной раз по трое суток сидеть приходилось.

У Яны на лице: я фигею, дорогая редакция! Он подмигнул ей в зеркало, потом посмотрел на меня и слегка улыбнулся.

Миновали пост на Чонгаре, съехали к рядам; он выскочил на минутку и вернулся со связкой рыбы и упаковкой «Старого мельника».

— Давайте-ка бычков потреплем.

Тут уже было посветлее. Дождь кончился, и ветер вырывал из серого неба голубые прорехи. Мы лущили жирную рыбу, запивая ее пивом. Среди компактов у него отыскалась старая-старая, тридцатых годов, запись Ледбелли, и я впервые услышал «Полуночный экспресс» в подлиннике; жевал вяленое и мычал, подпевая:

Лет зэ миднайт спешиал шайн э лайт он ми.Лет зэ миднайт спешиал шайн э лайт он ми…

Яна молчала. Бычки ее не прельщали — пахкие, к пиву она, как я заметил, тоже относилась с прохладцей, да и вообще, когда с нами был кто-то еще, явно чувствовала дискомфорт. Ей не нравились такие люди — с искрой в душе и шилом в заднице; как ни крути, она все же была из этих— у которых семейный отдых.

Он тормознул у поворота на Таганрог.

— Все, ребят, мне тут направо.

И как раз снова закапало.

— Ч-черт! — Он пригнулся, глянул вверх и снова переключился на первую. — Вам, как я понимаю, на выезде надо встать?

— Так точно.

— Поехали.

Мелитополь длинный — сто раз бы промокли, пока добрались. Он же высадил нас прямо у выездного поста.

— Спасибо огромное.

— Да не за что. Удачи!

Даже не успели в ответ пожелать: развернулся, даванул на гудок, и нет его.

Мы быстро замерзли. Яна сидела под козырьком, завернувшись в одеяло и по уши утонув в моем свитере, а я, мокрый как выхухоль, безуспешно голосовал проходящему транспорту. Все проносились мимо, выстреливая из-под колес грязные капли. Некоторые норовили проехать поближе, окатив прицельно, кое-кто злорадно тыкал в воздух оттопыренным средним, а отдельные персонажи даже сигналили, восторженно оттопырив палец большой: дескать, молодцы, здорово, одобряю! — но за три часа с гаком так никто и не остановился.

Яна злилась, отказываясь поддерживать здоровый дух, отвечала скупо и резко, особенно когда выяснилось, что курева у нас нет.

— Надо было у ларьков тормознуть.

— Я в дороге не курю — так меньше есть хочется. Ты, кстати, как насчет кинуть в топку?

Сидели, жевали салями, запивая ее водой. Издалека, включив фары, приближалась целая кавалькада. Яна вопросительно посмотрела на меня.

— Не, Ян, перерыв. Война войной, а обед по распорядку.

Она поджала губы; носовые хрящики напряглись, заострились, выделив и без того четкие линии скул.

— Ты сейчас такая красивая.

Опустив веки, она посмотрела в сторону.

— Держи хвост морковкой, наша тачка уже на подходе. Сейчас поедим, перебьем невезуху, и такой джекпот словим — до самого Харькова.

На самом деле хорошо бы, а то я уже задубел до смерти. Приплясывая и греясь движением, я вспоминал Венину байку про то, как он юннатом был, в зоопарке: