Я прячусь от ветра (СИ) - Питкевич Александра "Samum"

— Ты боишься меня? Вирана? — большие ладони обернулись со спины, крепко сжимая в объятиях, заставляя мышцы леденеть. Острый подбородок лег мне на макушку, оборачивая со всех сторон характерным мужским запахом и теплом. — Не стоит. Я не обижу.

– Один раз они предупредили, о пожаре в лесу. Было сухое лето, ночью началась гроза, без дождя, — немного нервно начала я, делая вид, что ничего не происходит, — а у нас в той стороне как раз отара стояла. Хорошо, что овчаров успели отослать. Отару быстро собрали и на дальние луга перегнали. Ночью это было не так просто, но все уцелели. А поле то и несколько гектаров леса полностью выгорели.

— Вирана, ты меня слышишь?

— Да, — тихо отозвалась, не в силах делать больше вид, что мы все еще разговариваем о чем-то отвлеченном.

— Я знаю, что ты мне не сильно доверяешь, но вспомни, в первую встречу я тебе сказал, что силой женщин не беру.

— Я помню.

— Тогда прекрати дрожать. Ничего не изменилось, — отпуская из объятий, Тазул легко провел ладонью по моим волосам.

— Но консумация…

— Не имеет никакого отношения к насилию и не обязательно должна состояться сегодня. Давай спать. Я тоже устал.

Подкинув пару поленьев в огонь, мужчина скинул сапоги у лестницы и проворно забрался наверх.

Я же долго стояла внизу, разбирая гладкие пряди руками, и думала. Обо всем. О весне, которая сейчас резко пойдет в силу, о богатом урожае, о людях. И о мужчине наверху. Молодом, довольно резком, но все же внимательном человеке, который пытается наладить со мной взаимопонимание, не смотря на разногласия.

Закончив заплетать косу, я медленно поднялась по лестнице. Здесь, на верху, было теплее, словно весь воздух, согретый огнем, собирался именно под крышей. Отстегнув пояс с ключами и ножом, отложила их в сторону, туда, где лежали две баронских короны и кинжал Тазура.

— Ты очень недоверчива, женщина, — сонно проворчал мужчина, притягивая меня к себе и укрывая мехами. — Спи.

Проснулась я от ощущения жара. Мне не хватало кислорода, одежда тянула в вороте, юбка закрутилась вокруг ног, и все это хотелось скинуть, отбросить в сторону, только бы иметь возможность вдохнуть глубже. Скинув с плеча тяжелую руку Тазура, открыла глаза, пытаясь понять, далеко ли до рассвета. Судя по слабым отблескам внизу и неяркому свечению, ночь только едва-едва перевалила за середину. Вывернувшись из-под меховых покрывал, быстро расстегнула мелкие пуговица на груди и растянула шнуровку в поясе, ослабляя платье. Здесь было не так много места, так что делать все приходилось сидя и едва не стукаясь головой о скат крыши. Но я справилась. Аккуратно, насколько это было возможно, сложив платье, добавив сверху теплые чулки, чьи ремни уже порядком передавили ноги, с облегчением растерла нижние конечности. В одной рубашке и коротких нижних штанишках было куда свободнее, чем во всей этой амуниции. Даже то, что мои домашние платья были без корсетов, не делало их удобными для сна.

Немного размяв плечи, чувствуя себя куда лучше, чем вчера днем, я быстрее забралась обратно под теплые покрывала, пока тело не растеряло тепло. Вновь погружаясь в дрему, куда более спокойную, чем вечером, почувствовала, как нижних конечностей коснулись голые мужские ноги. Сон слетел мгновенно и потребовалось еще изрядно времени, чтобы осознать, в каком виде спит мой новоиспеченный супруг. Если я все же переживала по поводу своего ночного «платья», то Тазур, оказывается, не тратя времени на ерунду, разделся полностью, не отказывая себе в комфорте. Мне ужасно захотелось вернуть платье обратно, но не потревожив мужчину это сделать было уже невозможно. И если процесс разоблачения я еще как-то смогла бы объяснить, то ответить, зачем надевать платье посреди ночи, когда мне явно тепло — дело не такое простое. Закусив губу, я, не видя других вариантов, уткнулась носом в горячую, немного волосатую грудь, удивляясь, что мужчина может приятно пахнуть после половины дня в седле.

Руки. Большие и шершавые ладони скользили по спине сквозь тонкую ткань нижней рубашки, напоминая, что я все же женщина, которая умеет что-то чувствовать. По коже расползалось тепло и легкая приятная дрожь. Тело словно просыпалось, наполняясь ощущениями, совсем отличными от усталости или холода, сопровождающими меня долгое, долгое время.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не открывая глаз, желая еще немного насладиться удовольствием, почувствовала, как большие руки потянули за ленту в волосах, распуская плетение. Длинные, жесткие пальцы прошлись по волосам, будоража чувствительную кожу головы. Чувствуя холод там, где тело еще не проснулось, малодушно подставила под ласку второй бок, рассчитывая получить еще больше нежности. Меня одновременно терзали и голод, и жажда.

— Сейчас самое время меня остановить, — тихая усмешка досталась моей шее, обжигая дыханием. Шершавые, горячие губы прошлись вверх, легко зацепив ухо, от чего по телу пробежала томительная волна, достигнув пальцев на ногах.

Еще чуть-чуть. Я остановлю его позже.

Мне было не достаточно. Хотелось большего. Тепла, нежности, этого странного, но такого правильного подчинения.

— Вирана, посмотри на меня, — тихий, вкрадчивый голос, у самого виска. В этом тоже было что-то до боли правильное.

Нехотя, в каком-то легком замешательстве, словно меня поймали за чем-то непотребным, посмотрела на мужчину. В сероватом, слабом свете раннего туманного утра с трудом удавалось рассмотреть выражение лица и сами черты казались мягче, спокойнее, чем обычно.

— Хочу, чтобы ты меня видела, — тихо, словно от громких звуком может разрушится это мирное утро, прошептал Тазур.

Завороженная собственными ощущениями, протянула ладони к горячему, твердому телу мужчины, ставшего моим мужем. Пальцы, подрагивая, прошлись по пылающей коже, впитывая чужое тепло, забирая его себе. Сегодня я была жадной. Я хотела заполучить все, все что можно и еще чуть-чуть, чтобы немного загасить тот голод, что заставлял тело дрожать.

Тазур вдруг оказался везде. Его тяжелое тело прижимало меня к меховым покрывалам, не позволяя сбежать, наполняя теплом и трепетом. Жесткие, горячие губы скользили по шее, вверх и вниз, слегка сжимая кожу. Руки блуждали по телу.

Я уже практически задыхалась, когда поцелуй, наконец, достался моим губам. Легко, медленно, словно пробуя на вкус что-то новое, Тазур прижался к губам, растягивая каждое действие до бесконечности. Его рваное дыхание обжигало, пряный привкус на губах дурманил. Хотелось прижаться плотнее, ближе. Впитать в себя все.

— До чего ты жгучая, — не отрывая губ, выдохнул мужчина, прижимая к себе до боли и хруста в костях. Шершавая ладонь, так великолепно и будоражащее и удивительно ощущающаяся на моей коже даже сквозь ткань, скользнула под рубашку, убирая разделяющую нас материю. Тело затрясло от острых ощущений, от такой невероятной яркости.

Рука скользила все выше, губы медленно и мучительно терзали поцелуями. Дыхания не хватало. Только мне все равно было мало. Хотелось еще. Хотелось ощутить себя живой, проснувшейся от того кошмара и серости, что укрывали мою жизнь последние годы.

Мужская ладонь осторожно прижалась к груди, чуть сжав пальцы. Тело само собой выгнулось, словно получило разряд тока.

— Ты как лето в моих руках, — едва слышно, скользнув губами к виску, шепнул Тазур. Ни за что не предположила в этом мужчине романтика.

Оставив в покое грудь, рука скользнула вниз, к бедру, заставляя пылать в нестерпимом огне. Не в силах больше ждать, сама распахнула ноги, прижимая мужчину к себе. Резко выдохнув сквозь зубы, Таузр впился в губы острым, жгучим поцелуем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мир покачнулся, вспыхивая искрами и не позволяя ничего видеть вокруг.

— Смотри на меня, — с какой-то внутренней, едва сдерживаемой яростью произнес Тазур, в противовес очень осторожно, с непередаваемой нежностью поворачивая мою голову, не позволяя отвернуться. — Всегда смотри только на меня.

Не в силах ответить, не имея возможности отвести глаз, я плавилась и сжималась, как пружина, с каждым движением будучи готова взорваться, но тело скручивало все сильнее, ноги дрожали. Не в силах больше держать глаза открытыми, ослепленная вспышками, зажмурилась. Пылающее тело, не вынесло напряжения, разлетевшись одни из тех ярких и опасных фейерверков, что когда-то я видела в столице.