Осколки вечности - Вячеслав Седов

«Ловец удачи» отдал должное хватке этого старосты, так как она не уступала по силе и хорошему капкану. Полукровка резко развернулся и, глядя прямо в глаза долговязому, предложил:

– Что ж, коль скоро дела вашего городка столь печальны, я думаю, вы не откажетесь от пожертвования, которое я готов внести, оплатив услуги истребителя неупокоенных? Тем самым отблагодарю жителей за предоставленный мне без лишних расспросов ночлег и ужин.

– О! Сударь, как вы щедры! Да хранит вас бог! - обрадовано воскликнул староста.

«Ловец удачи» не слушал этих восторженных воплей. Он и так знал как повернется дело. Сейчас его более занимали перемены на лице долговязого, который был сражен подобным предательством и бессильно скрежетал на Феникса зубами, как нынче ночью, когда карта оказывалась в очередной раз бита, а кости после, казалось бы, безнадежной пятерки у полукровки, поворачивались «змеиными глазами».?

Карнаж зло усмехнулся этому, в чем-то наивному мерзавцу, который сам превратил старосту в продажную шкуру и теперь, как говорится, пожинал плоды своих трудов. А староста, тем временем, не утихая восхищался вываленной перед ним на стол горстке монет из кошелька «ловца удачи». Что ж, не хватало только крикнуть «продано!» и, стукнув деревянным молоточком по столу, указать на покупателя.

Позавтракав, истребитель неупокоенных угрюмо попрощался с присутствующими и удалился. Оседлав своего коня он выбрался за город и направился туда, где ждал бой, первый в его жизни и омраченный в ранних идеалистических представлениях тем, как и кто оплачивал его услуги. Пусть даже владелец мануфактуры шумно ушел, не собираясь более созерцать торжество «ловца удачи» во второй раз за день. Однако само зрелище перебирающих монеты рук старосты стоило того, чтобы уехать, снова закутавшись в плащ среди потоков холодного ветра.

Вскоре молодого человека окликнули посреди невеселых раздумий. Полукровка нагнал его и пустил коня шагом, держась с боку. Половину лица Феникса скрывал темно-красный шарф с чернеющими рунами, короткая куртка была застегнута до горла, а сам он странно горбился в седле. Истребитель неупокоенных был не особо рад такой компании, однако ощущение того, что он все же не один едет по дороге, отдалось огоньком тепла где-то внутри.

Молодой человек часто слышал от своих наставников в феларских горах, что на трактах всегда много одиноких странников и был готов к встречам, но, толи он покинул обитель не в то время, толи наступающая зима поубавила охотников до путешествий, но на его пути очень редко попадались проезжие, не говоря уже о попутчиках. И вот судьба посмеялась над ним, казалось бы, совсем недавно сжимавшим кулаки при первом упоминании о полукровках, что в военные годы чинили разбой и разорения в приграничных деревнях южного королевства.

Двое всадников ехали молча, чернея силуэтами посреди запорошенных снегом полей. Ни одно слово не нарушало завывание ветра в ушах и поскрипывание черных стволов деревьев у дороги. Оба знали, что разговор, едва он начнись, станет подобен искре упавшей в солому, и им останется только поединок. Каждому было что сказать другому и в чем обвинить, но и в свой адрес ответ оппонента мог принести много стоящих доводов. Для прочих это останется просто дракой не поделивших чего-то наемников. Так стоило ли рисковать, если они сейчас ехали одним трактом, но разными дорогами по жизни?

Истребитель неупокоенных вспоминал наставления учителей в горах и собирался, как и положено, провести в медитации часы до захода солнца у места, где предстояло сражение. Первое боевое крещение, каким бы оно для него ни оказалось, не должно было произойти в схватке с «ловцом удачи». Ведь исход предрешить было невозможно. Тем паче его миссия - это сражения против тех, кто выскользнул из-под плаща смерти и нес вред живым людям, питая существование своей умершей плоти. Это очерчивало круг возможностей истребителей, и довольно сильно, в бою, где противник был не монстром. Они изучали повадки определенных беглецов из Бездны, сиречь тварей редко наделенных гибким и изворотливым рассудком, а больше физической силой или особыми свойствами породы.

Истребители слыли весьма опасными противниками, это Феникс отлично понимал и готов был сражаться только в том случае, если горячность молодого человека не оставит иного выбора. Но полукровка прекрасно знал, что в нынешние времена это вряд ли назовут дуэлью, как стало модным в высоких кругах дворянства с почетом насаживать ближнего на клинок. При этом охраняя честь и достоинство по сути простыми убийствами, которых на дорогах творилось ничуть не меньше. Однако приправа самого блюда такой банальной, пусть и «придворной», мести и то, как его подавали, не оставляла шансов для соперничества какой-нибудь трактирной заварушке, когда двоих противников окружали многочисленные зрители и созерцали зрелище с улюлюканьем и азартом ставок. Впрочем, если никакого особого значения такие драки не имели, то стоило ли сражаться здесь, посреди полей, ведь единственное, что принесет победа - так это обрыв пути одного из них. А дел у Карнажа хватало и он прекрасно понимал, что совершить их сможет только живой.

Детские обиды, когда-то коснувшиеся «ловца удачи», снова ожили, едва он встретил владельца мануфактуры. Полукровка специально соблазнил того на игру, собираясь таким образом поквитаться с теми порядками, что царили и тогда, когда он работал на аптекаря, будучи ребенком, чтобы добыть лекарств больной матери, и, как видно, теперь, когда детей продавали на мануфактуры. Конечно же долговязый мог вернуть себе проигранные деньги и, даже если его убить, то это место займет другой, пока вокруг нищета и вместе с ней новые веяния времени, неплохие по своей сути, но извращенные теми условиями, в которых они появились.

Старый аптекарь давно кормил червей, но плетей от него полукровка в детстве успел получить досыта. Феникс знал, почему так случилось именно с ним. В те времена всюду было принято наказывать без пощады и сострадания, не взирая на то, что ребенок не мог работать так же хорошо и аккуратно, как взрослый, к тому же не мог достойно ответить на жестокость. Мало кто был способен устоять перед искушением почувствовать хоть крупицу власти, когда сам был под пятой феодала или ростовщика. Карнаж считал, что безнаказанность и безразличие всегда были есть и будут, но что мешало тем, кто хлебнул на своем веку этой горечи до слез отплатить не за всех обездоленных, хотя бы за себя при первой же возможности? Навряд ли это было способно хоть что-то изменить и в малой степени, но покорность судьбе выглядела в таких вещах иной раз покорностью мучителю. Месть - уместное слово тогда, когда можешь себе его позволить, в этом Феникс был убежден, и пусть обидчик давно отправился на тот свет, но ответить всему этому, сложившемуся и устоявшемуся, полукровке очень хотелось. Упускать такой случай Карнаж не собирался, как, впрочем, не упускал практически ничего на своем пути…

Не сговариваясь, оба остановили своих коней недалеко от развилки, подле уцелевшего дорожного указателя. Недалеко в поле качали голыми кронами три невысоких дерева, склонившись над высохшим прудом. Двое всадников свернули с пустынного тракта и направились туда. Привязав коней, оба все так же молча свалили сумки и, натаскав сушняка, развели костер. Берег пруда укрыл их от ветра с поля, а огонь согрел в это серое утро, которое они не хотели проводить в городе каждый по своим причинам.

Каждый подмечал, как просты и деловиты движения спутника. Вот рука в перчатке с набойками подбрасывает еще веток, почти касаясь пламени. Вот пальцы в грубой кожаной перчатке уверенно хватают небольшой котелок и ставят на огонь. В глазах нет ни задумчивости, ни растерянности. Лица сосредоточенны, будто так и надо - обычное дело жечь костер возле дороги вдали от людей. Нет и мысли, что должно быть по-другому, о чем различные мыслители по сто раз повторяли утверждение «о социальном животном».

Оба запаслись терпением. Грели чай, по очереди досыпая каждый из своих запасов в котелок. После полудня решили перекусить. У одного нашелся неочерствелый до такой степени, что можно зубы сломать, хлеб, у другого вяленое мясо, не плесневелое от сырости.

Обменялись. Поели. Хмурость спала с лиц. Еще веток в огонь и до вечера, чье ожидание тянется бесконечно долго под феларским скучным и серым небом. И молчание… не чинное и не значительное, а простое, как треск сухих веток пожираемых костром.

Феникс потирал мерзнущие уши и немного завидовал своему спутнику, который мог без труда укрыть свои, на худой конец, ладонями. «Ловец удачи» вспомнил о наставлениях глазастого горбуна-поэта и достал зеленую склянку, скептически осмотрев ее. «Не более тринадцати капель всего»… Надо приберечь на случай, когда станет совсем невыносимо. Не кстати оказался этот dra, очень не кстати. Теперь придется торопиться, а торопливость, как известно, хороша только при ловле блох.