Стальная петля - Роман Глушков

«Ну, сейчас сюда точно сбежится весь госпиталь! – успел подумать я, прежде чем сознание мое затуманилось, руки обмякли, а голова безвольно поникла на грудь. – И здесь такое начнется! Такое!..»

Когда я пришел в себя, ничего «такого» в подвале еще не началось. Да и в обмороке я провалялся минуты три, не больше. Упавшее поперек дверного проема обезглавленное тело прозектора все еще конвульсивно подергивало ногой, а выбитая пулей из стены пыль оседала на бездыханного Кукуева. Его глаза уже остекленели, а рот оставался открытым в немом вопле, который так и не вырвался из растерзанного горла аспиранта. В морге же теперь стояла вполне соответствующая этому заведению гробовая тишина.

Надо отметить, что тайм-аут, взятый моим организмом без моего на то согласия, оказался хоть и рискованным, но весьма своевременным. Несколько минут полной отключки избавили меня от головокружения и нормализовали дыхание. Сил при этом, увы, не прибавилось, но минимальный двигательный потенциал в мышцах восстановился. Я со стоном поднялся на ноги и, опираясь на стену, направился к месту учиненной мной бойни. Мой спасительный пистолет был при этом нацелен вперед, готовый и дальше защищать меня от врагов.

Итак, что мы на данный момент имеем? В плюсе: оружие и относительную свободу дальнейших действий. В минусе: два трупа за душой (все равно ведь предстоит доказывать следователям, что меня похитили насильственно и что инициатором моего побега был не я, а убиенные мной люди) и перспективу перевода в закрытую тюремную больницу или на отдаленную военную базу. Там и охраны будет гораздо больше, и скомпрометировавших себя ученых теперь не подпустят ко мне даже на пушечный выстрел. И Мерлину, если он, конечно, снизойдет до встречи со мной, устроить наше свидание станет на порядок сложнее. Короче говоря, возвращение в палату не сулит мне ничего, кроме целой лавины новых, куда более серьезных проблем.

То же самое обещает мне побег из госпиталя. Но, согласитесь: если я слиняю из-под надзора и замету за собой следы, решить неразрешимые прежде вопросы станет для меня уже не такой непосильной задачей. И потому даже с наполовину помутившимся рассудком – а именно так я ощущал себя после двух совершенных смертоубийств – мне не составило труда сделать правильный выбор.

Перво-наперво стоит вывернуть вражеские карманы и посмотреть, не окажут ли мне мертвецы на прощанье безвозмездную помощь. Все пригодится: кредитки, наличные деньги, голографические коммуникаторы, ключи от машин… Но самое главное – одежда! Беготня по улицам в залитой кровью больничной пижаме была бы сродни экстремальному виду спорта, в котором я вряд ли обрету единомышленников. А особенно – среди наводнивших Москву военных.

Цивильные шмотки, что были надеты под медицинским халатом Аристарха, также пришли в негодность, кроме, пожалуй, обуви. Но это не беда. Во избежание лишнего риска Кукуев и его подельник наверняка планировали смотаться прямо отсюда, а значит, их верхняя одежда должна висеть в раздевалке морга. Туда-то нам и дорога. А пока проверим, чем удалось разжиться новоиспеченному мародеру Хомякову на оставленных им за собой трупах.

Кукуев предоставил мне свой коммуникатор – архаичный ретроналадонник, – кредитки и единый проездной на все виды общественного транспорта. Последний трофей был сомнителен в плане полезности – мне ли теперь соваться в московские автобусы? – но я на всякий случай приберег и его. Мало ли? А вдруг придется в безвыходной ситуации пойти на такой риск?

Патологоанатом, который, как выяснилось по найденным у него документам, являлся капитаном Виктором Чертуховым, преподнес мне прощальный подарок куда весомее: ключи от допотопной, небось еще отцовской «Лады-Каприфоли». Она же служила косвенным доказательством тому, что с деньгами у Чертухова было не ахти, и, как следствие этого, у него имелся веский повод возжелать себе парочку моих алмазов. Также я позаимствовал у безголового капитана его кроссовки. Они, в отличие от лакированных туфель Кукуева, пришлись мне аккурат по размеру. Ну и сами документы – все, какие наличествовали у Виктора, – тоже прихватил, поскольку они должны были помочь мне выехать с госпитальной автостоянки.

Настал черед проверить шкафчики с одеждой. Ну и заодно потренировать уверенную походку, которая должна была во мраке выдавать меня за Чертухова. Добиться полной ее аутентичности было невозможно в принципе, ведь я не успел рассмотреть, как двигается капитан. Но каждодневная практика ходьбы без трости вновь пришла мне на выручку. Немного поэкспериментировав, я вскоре наловчился шагать так, как ходят люди, подвернувшие ногу: слегка прихрамывая, но вполне уверенно.

Это, кстати, была весьма удобная отговорка, почему прозектор покидает дежурство раньше времени. Служебная травма – вывих стопы. Скользкий пол в душевой, черт бы его побрал. Говорил же регистратору, чтобы мылся аккуратнее, не расплескивая воду. Нет, все понапрасну, и вот вам, нате, полюбуйтесь! Теперь месяц, а то и больше хромать придется!..

Догадка о наверняка имеющемся в морге регистраторе осенила меня сразу, как только я увидел шкафчик, располагавшийся рядом с тем, на котором висела табличка «к-н Чертухов». Капитанская кабинка была заперта, дверца же этой, наоборот, распахнута. А находившиеся в ней вещи беспорядочно разбросаны по полу. Кажется, тот, кто порылся в шкафчике – неважно, хозяин или воришка, – искал в жуткой спешке нечто конкретное. И произошла эта возня тогда, когда я пребывал без сознания, поскольку иначе мне удалось бы ее расслышать.

А может, она случилась и раньше. Может, перед нашим с Аристархом появлением Чертухов устранил нежелательного свидетеля и, будучи меркантилистом, проверил, чем можно поживиться в его гардеробной кабинке. Любопытная, однако, деталь: вся выброшенная на пол одежда – мужская, а возле нее валяется футлярчик губной помады. Золотистый, под ретро сработанный. А неподалеку от него – второй, точно такой же. На один из них я наступил, вот почему и заметил эти штуковины в тусклом свете дежурных ламп.

Хм… Если этот регистратор не гей, он что, спекулировал среди сослуживцев косметикой, а жадный Чертухов умыкнул у него напоследок партию товара? Или все-таки это не губная помада, хотя и похожа? Футлярчик не захрустел под ногой и не сломался – так, словно был сделан из железа…

Боже праведный! Да ведь это старинные револьверные патроны крупного калибра! Сорок четвертый, не меньше! Оружейный антиквариат, но за его нелегальную продажу такой срок светит, что уж лучше действительно косметикой спекулировать. А где антикварные патроны, там под стать им можно встретить и оружие!

Вот что, значит, искал в шкафчике сослуживца Чертухов! Или нет, не он! В этом случае капитан держал бы револьвер при себе, но нас он встретил безоружным…

Все предыдущие версии о том, куда подевался регистратор, вмиг рассыпались в прах. А им на место пришла новая – четкая и ясная, какой и полагается быть истине. На самом деле заговорщиков было не двое, а трое! И один из них втайне прихватил с собой на дежурство старый пороховой револьвер – возможно, семейную реликвию. Револьвер был слишком громоздок и тяжел, чтобы носить его под одеждой, поэтому регистратор – прапорщик Коркин, как гласила табличка на шкафчике, – и оставил его в кабинке.

Наверное, он все же доверял подельникам и был уверен, что они его не обидят, ибо иначе держал бы ствол наготове. Однако до дележа добычи дело не дошло. Находясь на своем посту – или, говоря воровским языком, стоя на стреме, – Коркин заслышал из морга подозрительный шум, заглянул туда и, узрев мертвого Чертухова, метнулся к своему шкафчику. Волнуясь, регистратор откопал впопыхах из-под одежды револьвер и патроны и приготовился защищать свою жизнь при помощи этой столетней реликвии.

Задержавшись из-за обморока на лестнице, я явно заставил притаившегося Коркина понервничать. Однако то, что он не поднял тревогу и не попытался себя выгородить, говорило о многом. Судя по всему, коварного прапорщика удержал от этого выпавший ему шанс стать единоличным хозяином добычи, на которую охотились трое злоумышленников. И сейчас он, наученный на ошибках Кукуева и Чертухова, продолжал таиться в одном из темных углов прозекторской, дожидаясь, когда я попаду в прицел его револьвера.

Коркин ничуть не сомневался, что рано или поздно я войду в морг. Шантажисты явно знали о том, что я слишком слаб и не могу подниматься по лестницам, так что обратный путь для меня отрезан. И не исключено, что мне слишком поздно искать себе укрытие, поскольку палец врага уже нажимает на спусковой крючок…

И все же кротко встречать нависшую надо мной гибель я не желал. Так быстро, как только смог, я подковылял к стене и притаился за крайним шкафчиком. Вряд ли он пуленепробиваемый, но иного подходящего укрытия поблизости не имелось.

Гром не грянул, но я все равно мысленно перекрестился и возблагодарил Бога за то, что еще жив. Все ясно: значит, прапорщик меня не видит или видит, но боится промазать и взбудоражить госпиталь грохотом напрасного выстрела. А если мне из моего угла попробовать расстрелять все предполагаемые убежища Коркина? Патронов у меня еще предостаточно. Даже не попав в противника, я припугну его и, возможно, заставлю выдать мне свое местоположение.