Имя для ведьмы - Надежда Первухина

Я безмолвно созерцала все это безобразие до того момента, пока из кухни с заварочным чайником в руках не появилась мама. Мы молча и изучающе посмотрели друг на друга.

Когда ваша мать, женщина строгих правил и пятидесятипятилетнего возраста, стоит перед вами в наряде, который не проходит ни по классу платья, ни по классу нижнего белья, и при этом наряд имеет пять разрезов и два декольте в самых неожиданных местах, вам есть о чем серьезно подумать.

Мама молча поставила чайник на столик и вызывающе посмотрела на меня.

— ХОТЕЛА БЫ Я ЗНАТЬ!!!

Мы произнесли эту фразу одновременно и со схожей интонацией. Поэтому пришлось выделить ее прописными буквами, как апофеоз конфликта матерей и дочерей.

… И понеслось!

— Ты! Твое подозрительное исчезновение на всю ночь!…

— Ха-ха! Уж не хочешь ли ты сказать, дорогая мамочка, что оно не пошло тебе на пользу?!

— Как ты смеешь? Что за намеки?!

— Довольно намеков! Я твоя дочь и хочу знать, с каким субъектом ты устраивала интимный вечерок в моей высоконравственной квартире?!

— Интимный вечерок?! А-ах! Это инсинуация! Можно ли подумать такое о собственной матери!

— Ну конечно! Значит, все это мне мерещится. И коньяк, и платье это твое чудовищное… Кстати, мама, у какой стриптизерши ты его выпросила в качестве единого социального налога?

— Как ты смеешь! Прошляться всю ночь неизвестно где и говорить матери такие вещи!

— А что же мне еще говорить, когда в квартире один сплошной «Фаренгейт»…

— Какой такой «Фаренгейт», что за чушь ты порешь?

— Мужская туалетная вода. Очень неплохая. О, кстати, я по запаху могу определить местонахождение этого типа в квартире, если он, конечно, еще здесь…

Я стала дергать носом, как собака-ищейка, мама явно занервничала.

— Вика, прекрати эти глупости! Давай сядем, выпьем чаю, поговорим как две взрослые женщины…

— Ни-ни-ни… — Я толкнула дверь в спальню и остановилась перед гардеробом. — Ой, мам, ты что, его в шкафу спрятала?! Фу, как тривиально.

— Вика! — Мама попыталась заломить руки в мольбе. Но такие жесты у нее слабовато получаются.

— Эй, Фаренгейт, вылазь, поезд дальше не идет! — постучала я по дверце шкафа и на всякий случай отошла от него на пару шагов. Вдруг да какой-нибудь солидный генерал-полковник вылезет. Адюльтер! Вопли прессы!… Моральное разложение в среде самых неподкупных российских служб!… Но дверца шкафа, скрипнув, отворилась, и из нафталиновых глубин появился…

— Доброе утро, Вика!

— Доброе утро, Баронет…

Вот уж кого точно не ждала… Вот и не зря он меня все просил: сними защиту да сними защиту…

Энергичный нынче маг пошел. Даже в сексе, невзирая на возраст.

И вот тут, на этой почти философской мысли, мое сознание, перегруженное событиями, драками, проблемами, милосердно отключилось.

Я поначалу просто полежала в глубоком обмороке, а потом, когда мне порядком надоел запах нашатыря и похлопывание по щекам, стоном умирающего лебедя возвестила о своем желании спокойно уснуть… Ах, мама, мама, зачем тебе этот местный Казанова?!

Но я уже спала. И мне снова снился сон про Авдея, меня и наш красно-желтый семейный трамвай. Точнее, снилось продолжение того сна.

Вроде бы городок уже выглядел другим, хотя трамвайных путей в нем все так же много, как июльских шмелей на сочной груше. И самое забавное, городок стоял на берегу моря (его центральная широкая длинная улица вела прямо к полосе прибоя), и над морем тоже проложены там и сям сверкающие на солнце рельсы, и по ним туда-сюда раскатывают трамваи с рекламными призывами на блестящих боках.

Наш семейный трамвайчик избегал шумных перекрестков, где часто случались аварии, пробки и заторы, поэтому катил себе по старинным улицам с деревянными двухэтажными особняками. Мы немного подрабатывали извозом: надо же было на что-то покупать мороженое и ботинки нашим непослушным пацанятам, а также писчую бумагу для Авдея. Наш трамвай развозил за символическую плату немудрящие заказы пенсионеров: кому свежего молочка, кому — газеты и номер «Плейбоя», кому — лекарства, сувениры, особые деликатесы из дальнего супермаркета… Хозяйством и «вагоноуправлением» занималась, разумеется, я, а муж посвящал все свое время сочинению нового приключенческого романа из жизни испанских феодалов «Эугенио, благоразумный кабальеро».

Какой странный сон… Мне виделось и слышалось все так явственно: из старенькой магнитолы душевно звучит «Великий шелковый путь» Китаро, чистенькие тюлевые занавески на окнах вагона отдувает теплым летним сквозняком, у нашего самого непоседливого сына, Ромки, опять протерлись дырки на коленках, эти колготки штопать и штопать (никаких сил нет на постреленка), на плите подгорела манная каша, и все этому рады, ведь манную кашу никто не любит! Авдей полез чинить электропроводку и поминутно спрашивает меня, как это делается… О, этот наш скромный трамвайчик представлялся мне олицетворением мирного покоя и семейного счастья; всего того, чего только и может пожелать женщина!

Но даже во сне семейное счастье длилось недолго. Среди служащих трамвайных депо, кондукторов и вагоновожатых поползли тревожные, будоражащие умы обывателей слухи о появлении на мирных рельсах нашего городка страшного Черного трамвая, безжалостного, мстительного, неуловимого трамвая-призрака, сметающего все на своем пути, сеющего смерть и разрушение.

С этого момента мой сон из семейной идиллии превратился в триллер-катастрофу. Обгорелый остов Черного трамвая (стекла выбиты, на кабине намалевана клыкастая пасть), высекая искры из проводов, преследовал наше обжившееся на колесах семейство.

Я во сне все пыталась разглядеть, кто же управляет этим громыхающим чудищем, и даже не удивилась, когда увидела в кабине Наташу.

Моя соперница выглядела как заправский пират из детских сериалов про Бармалея: черная повязка через левый глаз, кожаная безрукавка поверх драной тельняшки… Для пущей экзотики в трамвайной кабине она пригородила корабельный штурвал и теперь хрипло орала: «Право руля! Брасопь концы! На абордаж!» А через стадионный громкоговоритель, прикрученный к крыше Черного трамвая, неслись циничные песни:

Вот тронулся поезд, поехала крыша,Кондуктор, не жми на тормоза!А если кто вякнет, чтоб ехал потише,Тому посмеемся мы в глаза!Вот тронулась крыша, не ждите нас скоро,Ни мама, ни дети, ни страна!Пройдет контролер — мы убьем контролера,Поскольку мы злобная шпана!Кондуктор — ты жмурик, готовь покрывало -Поездил ты, братик, и адью!А чтобы вам всем показалось немало,Я это не раз еще спою!

После исполнения этой жуткой песенки в глухих районах конечных станций были найдены несколько трупов кондукторов и контролеров-общественниц, зверски задушенных собственными красными нарукавными повязками. Мы — я и Авдей — понимали, что за Наташиным Черным трамваем стоит не просто личная месть нам, ее соперникам, но сплоченная организация, поставившая своею целью лишить город мира и спокойствия.