Будни и мечты профессора Плотникова - Александр Плонский

Профессор воспринял назначение нового ректора с радостью. Его уже давно тревожил застой, царивший в институте, и когда Уточкин выступил с программой предстоящих нововведений, он поддержал их. Ректор - это чувствовалось - представлял, каким должен быть передовой вуз, улавливал новые веяния, обладал широтой взгляда, отличающей прирожденного администратора.

Правда, Плотников быстро распознал, какая сила движет Уточкиным.

- К пятидесяти стану членкором, а там посмотрим... - откровенно сказал тот Алексею Федоровичу чуть ли не при первом разговоре.

Профессора это покоробило, но, поразмыслив, он пришел к выводу:

"В конце концов, если человек хочет сделать карьеру и у него есть для этого основания, то стоит ли обвинять его в карьеризме? Пусть будет карьеристом, но для пользы дела!"

Уточкин творчески изучил систему показателей, которыми оценивали работу вузов, выбрал самые выигрышные по числу присуждаемых баллов и сосредоточил на них максимум сил и внимания. Он ввел жесткую "разверстку": если раньше кафедры сами решали, сколько запланировать заявок на авторские свидетельства, научных статей, докладов на различного ранга конференциях, то теперь цифры спускались сверху и "недостача" в конце года влекла за собой взыскания.

По остальным разделам системы показателей ректор в качестве ближайшего ориентира взял "среднеминистерские" баллы. В баллах выражали даже возраст преподавателей. И он оказался выше, чем в среднем по министерству (а в данном случае "выше" означало "хуже").

Уточкин стал постепенно избавляться от "переростков". Конкурсная система замещения вакантных должностей не давала уволить преподавателя до истечения пятилетнего срока. Но зато можно было отказать в переизбрании на очередной срок. И вот, отработав пятнадцать лет, сорокалетний ассистент, не сумевший за это время обзавестись ученой степенью и перейти в доценты или старшие преподаватели, оказывался за бортом...

Один за другим из института уходили опытные педагоги, а на их место принимали вчерашних студентов. В этом усматривался свой резон: смены поколений не избежать, так не лучше ли заблаговременно сделать ставку на молодых?

"Но ведь коллектив преподавателей не футбольная команда, - с болью думал Плотников. - Уходят те, кто мог работать еще не один десяток лет, чей профессиональный опыт складывался годами. Ученая степень желательна, кто против этого спорит? Но она еще не определяет квалификацию преподавателя - можно быть перспективным ученым и никудышным педагогом".

За сорокалетними ассистентами последовали шестидесятилетние доценты, чей возраст тоже снижал показатели института. И тогда Плотников выступил на профсоюзной конференции:

- Мои годы, увы, приближаются к среднеминистерскому рубежу, имеющему столь большое значение для Игоря Валерьевича. Начну подыскивать другое место работы!

Это был неприкрытый демарш: в институте вместе с ректором, Плотниковым и тогда еще здравствовавшим профессором-механиком, насчитывалось всего пять обладателей высшей ученой степени. А процент докторов наук был куда более весомым показателем, чем их возраст.

Алексею Федоровичу устроили овацию. После этого выступления он и удостоился впервые приглашения в "будуар".

Ректор был подчеркнуто доброжелателен и уважителен.

- Дорогой Алексей Федорович! Мы с вами должны найти общий язык, и мы его найдем. Возможно, я допускаю тактические просчеты, но стратегия моя правильна. Мне нужна ваша поддержка. И на меня вы тоже можете рассчитывать. Чашечку кофе? Нина Викторовна, угостите нас!

Секретарь ректора, приветливая женщина средних лет, словно радушная хозяйка, налила в чашки густой ароматный напиток.

- А может, по рюмочке коньяку? - заговорщически шепнул ректор.

- Благодарю вас, - отказался Плотников. - Мне импонируют ваши стратегические замыслы, Игорь Валерьевич, и в этом постараюсь вас поддерживать. Что же касается тактических принципов, то здесь мы вряд ли окажемся единомышленниками. Извините за прямоту, но не приучен ходить по трупам.

- Ну уж и по трупам, - криво улыбнулся Уточкин. - Поражаюсь вашему воображению, Алексей Федорович! Вы, кажется, фантастикой балуетесь? А мне вот некогда. Я как атлант, только у меня на загорбке не земной шар, а институт.

- Желаю не уронить.

- Постараюсь.

С тех пор их отношения напоминали строго соблюдаемый вооруженный нейтралитет. Уточкин, надо отдать ему должное, руководствовался не личными симпатиями или антипатиями к человеку, а исключительно его нужностью, ролью, которую тот мог и должен был сыграть в осуществлении стратегического замысла. Плотников же, пользовавшийся у коллег неоспоримым авторитетом, в шахматной партии Уточкина (по крайней мере, в ее дебюте) занимал положение если и не ферзя, то уж, во всяком случае, одной из тяжелых фигур.

Ректор постепенно обзавелся трудолюбивыми помощниками и не только не сковывал их инициативы, что присуще недальновидным руководителям, а напротив, всячески ее поощрял, переложив на приближенных наиболее трудоемкие из собственных функций. Впрочем, он ни на минуту не выпускал из рук бразды правления и не давал никому забыть подчиненной роли.

Большое значение Уточкин придавал своей "представительской" деятельности. Он нанес визиты директорам всех сколько-нибудь крупных предприятий города, начав с мебельной фабрики, где договорился об изготовлении "престижной" мебели для своего кабинета в обмен на студенческую рабочую силу, в которой фабрика остро нуждалась.

Уточкин молниеносно перешел с директорами на "ты", что не помешало ему вести в их отношении жесткую линию:

- Хочешь получать наших выпускников, помогай институту оборудованием, фондами на капитальное строительство, хоть борзыми щенками, но баш на баш!

Поначалу это вызвало у директоров возмущение. В "вышестоящие инстанции" пошли жалобы. Уточкина попробовали приструнить, но он твердо стоял на своем, рискуя вдрызг испортить отношения с отцами города.

Потом кое-кто из директоров дрогнул, потихоньку капитулировал. Уточкин рассчитался элитой - лучшими из выпускников. Среди заводчан начался разброд: кадры нужны были всем, а попытка переломить строптивого ректора явно терпела провал. Кто-то, а возможно, и он сам, пустил слух, что у него "рука наверху". Авторитет Уточкина был окончательно закреплен.

Уже через год институт шагнул на несколько ступенек вверх. Уточкин пригласил со стороны трех новых профессоров, два доцента защитили докторские.

Число сторонников Игоря Валерьевича возрастало. Среди них особым рвением выделялся Иванчик. Вскоре после защиты он вошел в ближнее окружение ректора. На последнем заседании институтского совета Уточкин, улыбаясь, так что трудно было понять, в шутку это говорится или всерьез, назвал его своей "правой рукой".