Аномалия души - Алексей Хапров

Сколько я пребывал без чувств — не знаю. Но, очевидно, недолго. Когда я пришёл в себя, окрестности по-прежнему наполнял туман, а обозначавшиеся вверху макушки деревьев просматривались, как сквозь матовое стекло. Поморщившись от резавшей темень боли, я попытался подняться, но обнаружил, что совершенно не могу пошевелиться. Моё тело крепко опутывала верёвка. В ноздри ударила вонь. Запах был настолько едкий и неприятный, что во мне ураганно забурлила тошнота. Я повернул голову. Увиденное заставило меня содрогнуться. Рядом со мной лежал полуразложившийся труп, в котором я сразу опознал отца Агафония. Кожа на его лице была разодрана. Из глазниц вытекали чёрные ручьи. Широко открытый рот заходился в беззвучном крике.

Я отчаянно заёрзал, пытаясь освободиться, но верёвочный узел оказался слишком тугим, и сколько я ни дёргался, справиться с ним я так и не смог. Из моих губ вырвался беспомощный стон. Прийти, чтобы изобличить убийцу, и в конечном итоге оказаться в его власти! Ситуация — нелепее не придумаешь.

Я собрался с силами и ещё раз попытался сбросить стягивавшие меня путы. Но меня снова постигла неудача. Я в досаде откинулся назад. Тяжелее всего было сознавать то, что о моём печальном финале может так никто и не узнать. Места здесь глухие, безлюдные. А моя недавняя сожительница — вне подозрений. Меня и искать-то никто не станет. Кому я здесь нужен? Спишут на стандартное «пропал без вести», и точка. И останусь я навеки гнить в этом болоте, выходя по ночам на поверхность в качестве неприкаянной души. И один Бог знает, сколько пройдёт времени, прежде чем мои останки наконец обнаружат и, как полагается, предадут земле. Если их, конечно, вообще когда-нибудь найдут.

До моих ушей донеслись суетливые шаги. В тумане, точно переводная картинка, проявился силуэт моей курортной знакомой. Воткнув лопату в землю, она откинула капюшон, нервно расправила всклокоченные волосы и повернулась ко мне. Её ядовитый взгляд прожёг мои глазницы, спалил мои внутренности и оставил в моей душе лишь пепел и пустоту.

Я вдруг выделил в Наталье то, что неохотно замечал в ней раньше: её далеко не молодой возраст, который она тщательно пыталась маскировать; её неприятные русалочьи глаза, в которых блестел лёд; её остервенелую хищность, которая выдавалась всеми чертами её бледного, измятого лица. Я вдруг увидел её совсем другой, не такой, какой она представлялась мне до этого. Это была превращённая в человека гигантская змея, которая сохранила в своём новом обличие прежние черты.

Меня пробрала дрожь. Я понимал, что обречён. Для Натальи я сейчас смертельно опасен. Так же, как до этого были для неё опасны Зинка, Лукерья Агаповна, бабка Евдокия, отец Агафоний. С ними она расправилась без раздумий. Такая же участь, по-видимому, ждала и меня. Близость наших с Натальей отношений теперь была не в счёт. Ведь я стал следующим, кто проник в её страшную тайну. Она сейчас — как загнанный зверь. А загнанный зверь не ведает жалости. Ему терять нечего.

— Что, очнулся? — тяжело дыша, прохрипела моя курортная знакомая; в её голосе звенела злоба. — Видит Бог, я не хотела тебя убивать. Но ты зашёл слишком далеко. Ты не оставляешь мне другого выхода.

— Скажи мне только одно, — негромко произнёс я. — Зачем ты убила сына? Я могу ещё понять, когда мачеха убивает пасынка. Но когда мать убивает родное дитя — такое у меня просто не укладывается в голове.

— А он и был мне как пасынок, — отрезала моя недавняя сожительница. — Я не питала к нему материнских чувств. Он был для меня как чужой. Уж слишком сильно он напоминал своего папашу, которого я люто ненавижу, и которого прикончила бы без раздумий, попадись он мне на глаза. Лицо его, голос его, даже повадки — и те его. Ещё несколько лет, и он стал бы точной копией этой цыганской сволочи. Когда мы с ним познакомились, меня предупреждали, что в его шкуре — сам бес, и что ему верить нельзя. Но я была молода, наивна, романтична. Полагала, что он будет мне верен до гроба. Но однажды проснулась — а его нет. Попользовал, одарил «подарком», прихватил все деньги, и был таков. Поди, сыщи его теперь. Я ведь даже и фамилии его не спросила. Скотина! Все мои беды от него. Испохабил мне всю жизнь. Я так и не познала в ней счастья. Ты был мой последний шанс. Но, видать, не судьба… Ладно, хватит. Скоро рассвет. Мне ещё нужно успеть вас закопать. Ваша с попом могила уже готова.

Наталья схватила лопату, выставила её лезвием вперёд, и решительно двинулась на меня, явно намереваясь перерубить мне горло. Меня пронзил острый, безотчётный страх. Самый сильный страх, какой только вообще возможен, какой только способно породить ощущение приближающейся смерти. Мною овладела паника. Я отчаянно дёрнулся назад. Мой рот открылся, чтобы излить весь впитавшийся в меня ужас, но в него будто вплеснули серную кислоту, и мой крик безмолвно повис в воздухе.

То, что произошло дальше, походило на страшное видение, и лежало вне рамок привычной мне реальности.

Налетевший внезапно с оглушительным свистом ветер едва не сбил Наталью с ног. Стелившаяся по болоту дымка забурлила, закипела. В её центре обозначилась какая-то тьма, которая разрослась до огромного, не имевшего чётких границ, пятна, после чего застыла на месте. Из этого пятна, словно из соединявшего различные миры коридора, стали появляться бледные, полупрозрачные сгустки, очертания которых напоминали силуэты людей. Мне даже показалось, что я различаю их лица. Проплыв по воздуху, они плотно сомкнулись в ряд между мной и Натальей, закрыв меня от неё своеобразным щитом.

Моя курортная знакомая обомлела. На её лице отразился страх. Призраки подались вперёд и принялись теснить её к топи. Моя недавняя сожительница отступила. Её плечи поникли, тело обмякло, во взгляде проступила растерянность. Она выглядела до того подавленной, что, казалось, вот-вот упадёт. Но тут вдруг на неё что-то нашло. В неё словно вселился дьявол. Глаза Натальи налились кровью. Она выпрямилась, набычилась, воинственно пригнула голову и, крепко сжав зубы, попыталась протаранить блокировавший её заслон. Но тот, при всей своей внешней призрачности, неожиданно оказался крепок, и моя курортная знакомая отскочила от него, точно от стены. Она принялась метаться из стороны в сторону, пробуя продраться сквозь него в других местах, но все её атаки терпели неудачу.

Призраки продолжали наступать. Пространство между ними и болотом становилось всё уже и уже. Наталья снова попятилась назад. В её движениях проглядывала обречённость. И тут вдруг она споткнулась. Бросив взгляд вниз, она издала радостный вопль. Нагнувшись, она подняла с земли фонарь и выставила его перед собой, точно копьё. Темноту прорезал луч. В закрывавшем меня щите образовалась дыра. В месте, куда падал свет, туман точно растворился. Моя недавняя сожительница проскочила сквозь эту брешь, и в три прыжка очутилась возле меня. Лопата вознеслась вверх. Удар казался неотвратимым. Я отчаянно катнулся вбок. И тут передо мной вдруг промелькнула какая-то тень. Лопата упала на землю. Фонарь отлетел в сторону. Передо мной завязалась борьба. Присмотревшись к своему спасителю, я, к великому изумлению, опознал в нём Никодима.

Это был смертельный поединок. Моя курортная знакомая дралась, как львица. Никодим был, конечно, физически сильнее своей сестры. Но он был неповоротлив и неуклюж. А та, напротив, гибка и проворна. И это сводило его, казавшееся бесспорным, преимущество на нет.

Прижав Наталью к земле, Никодим старательно пытался вывернуть её локти назад. Но моя недавняя сожительница дёргалась и извивалась, как змея, и упорно не позволяла брату довести болевой приём до конца. Изловчившись, она вывернула руку, и с яростным визгом расцарапала ему ногтями лицо. Тот откинулся назад. Наталья выскользнула из-под его пресса и вознамерилась бежать. Но Никодим успел схватить её за ногу, и они снова сплелись в перекатывающийся клубок. Скрюченные, трясущиеся в судорогах пальцы моей курортной знакомой отчаянно тянулись к горлу брата. Трудно сказать, сумел бы он в конце концов совладать со своей впавшей в безумие сестрой, не подоспей вовремя Рита.

Когда её фигура показалась из-за деревьев, я обомлел. Как её то сюда занесло? Я уже было открыл рот, чтобы подсказать ей, кому следует помочь, но Зинкина сестра разобралась в обстановке и без меня. Она схватила обеими руками валявшийся на земле фонарь, и со всего размаху опустила его на голову Натальи. Та охнула и затихла. Свет погас. Никодим отбросил от себя лишившуюся чувств сестру и обессилено уселся на колени. Его грудь ходила ходуном.

Рита наклонилась к моей курортной знакомой, пощупала её пульс, после чего подошла ко мне.

— Жива, но её лучше связать, — смущённо пробормотала она и принялась возиться с узлом опутывавшей меня верёвки.

Я стрелял глазами по своим спасителям и никак не мог обрести дар речи.