Аномалия души - Алексей Хапров

— Узнали? Это Евдокия. Здесь ей двадцать лет. Я даже помню, где и когда появилось это фото. Как-то в воскресенье мы пошли всей компанией на речку. Андрей взял с собой фотоаппарат и сделал каждому по портрету. Он был мастер снимать.

— Что за Андрей? — спросил я.

— Муж Евдокии Ивановны, — пояснила наша провожатая. — Они поженились через год после этого пикника. Играли свадьбу восьмого марта. Отмечали два праздника сразу. Пётр, ты помнишь, как ты тогда напился?

Отставной военный смущённо кашлянул. В его глазах заиграли озорные чёртики.

— А это наша школьная фотография, — перевернула страничку Варвара. — Восьмой класс. Вот Евдокия, вот Андрей, вот Пётр, а вот ваша покорная служанка. Похожа?

— Похожа, — охотно согласился я, хотя на самом деле в той симпатичной, худенькой девочке, что стояла на краю второго ряда, моя нынешняя собеседница угадывалась с превеликим трудом.

Варвара шутливо погрозила мне пальцем:

— Ой, льстите! Льстите, молодой человек!

— Ни малейшей доли, — любезно возразил я.

Наша провожатая зарделась от удовольствия. Я покосился на Риту. Она сидела с каменным лицом.

Варвара продолжала листать альбом: институт, первомайская демонстрация, сенокос. За каждым снимком стояла отдельная история, а вместе с ними перед моими глазами проносилась человеческая судьба. В какой-то момент мы даже забыли, зачем сюда пришли. Но когда наша провожатая перевернула очередную страницу, Рита вдруг вскочила и возбуждённо выкинула руку вперёд.

— Вот! Вот!

Варвара от неожиданности дёрнулась в сторону. Я потянул альбом на себя. На взволновавшем Зинкину сестру снимке было двое мужчин. Облаченные в охотничьи плащи, они сидели у костра на какой-то поляне и, явно позируя, смотрели в объектив. Одного из них я знал. Это был уже представленный нам Андрей. Второй сначала показался мне незнакомым. Но, вглядевшись в черты его лица, я понял, кем он являлся.

— Отец вашей подруги, — подтвердила мою догадку Варвара. — Михаил.

Внимательно рассмотрев фотографию, я догадался, почему в Ритиных сновидениях фигурировала именно она. Потусторонний мир снова давал нам подсказку. Рядом с Михаилом лежало ружьё, которое точь-в-точь походило на то, что изъяли у Яшки Косого. И хотя разрешение фотографии было не достаточным, чтобы судить, написано ли что-нибудь на прикладе, я нисколько не сомневался, что там присутствовали символы «ВЧ-1967».

Так вот, что хотела рассказать мне бабка Евдокия! Вот почему она не могла сделать это по телефону! Ружьё, из которого убили Нигера и Гоманчиху, принадлежало другу её мужа, отцу Натальи и Никодима.

— Знатные были браконьеры, — с горькой иронией произнёс подошедший к столу Пётр, после чего в изумлении воззрился на супругу. — Чего ты так вылупилась?

— Плащ, — еле слышно прошептала та, и ткнула пальцем на Михаила.

— Что плащ?

— Этот плащ был на «чёрном охотнике», которого я видела из окна.

Отставной военный вскинул брови.

— Этот, или просто такой же? Ты хоть представляешь, сколько этому плащу сейчас лет? Он наверное уже и не сохранился.

— Этот, этот, — подтвердила Варвара.

Рассыпавшаяся в моём воображении после убийства бабки Евдокии мозаика снова собралась в различимую по сюжету картину. И детали этой картины упорно свидетельствовали, что орудие потрясших Навалинск преступлений попало в руки убийцы по наследству, из прошлого…

Глава тридцать третья

Корысть — она в той или иной степени сидит в каждом из нас. В ком-то больше, в ком-то меньше. Я пока ещё не встречал человека, который был бы начисто её лишен. Но если у одних она проявляется в допустимых, естественных, не опасных для других людей пределах, то у других выступает как движущая сила чуть ли не всех их поступков.

Я нисколько не сомневался, что в основе неприглядных деяний Никодима зиждилась именно она. Его, разумеется, не могла не коробить та пропасть, что лежала между ним и сестрой. Кому не хочется иметь достаток? Достаток желаем всеми, но не всеми достижим. В том смысле, что заработать его может не каждый. Именно заработать, а не просто прибрать к рукам. Отобрать чужое всегда проще, чем создать своё. Здесь не нужно проливать пот, здесь достаточно задействовать коварство и хитрость. И Никодим, видимо, решил поступить именно так. Загнанный в угол положением неудачника, он вытравил в себе чувство родственной привязанности и подчинил душу дьяволу.

Всё или ничего. Сейчас или никогда. Цена значения не имеет.

Прокрутив всё то, что я видел и слышал, и примерив это к выстроившемуся в моём воображении сюжету, я утвердился во мнении, что если принять виновность Никодима как факт, то сопряжённые с этим фактом обстоятельства будут смотреться в сцепке с ним настолько гармонично, что ни один здравомыслящий человек не поставит под сомнение их, кажущийся мне истинным, смысл. Сочетая виденное с вытекающими из него домыслами, я сконструировал эпизодную цепь, каждое звено которой крепко смыкалось с предыдущим.

Я не был уверен, что проник во все подробности придуманного Никодимом плана, но суть его замысла была очевидна — устранить как владелицу, так и наследника возведённого им в ранг цели имущества.

Понять, что преступником является он, можно было, конечно, и раньше. Но для этого мне не хватило элементарной проницательности. Взять хотя бы Прасковьино описание «чёрного охотника»: худощавый, ростом на полголовы выше меня. Ведь оно полностью соответствует Натальиному брату. Как же я мог это упустить!

Мне почему-то вспомнился упавший с потолка на стол в ночь убийства Гоманчихи кусок штукатурки. Он свалился на букву «Н». Тоже своего рода подсказка. Не исключено, что её давал витавший в тот момент в доме дух Зинки.

А рассказ Натальи о той злополучной прогулке в лесу!

«… По пути зашли к Никодиму. Нужно было вернуть взятые у него книги. Он нас ещё квасом угостил. Он умеет делать квас. Я не знаю, как Никодим его приготовил, но квас в тот день у него получился особенно вкусным…»

Как я раньше не обратил внимания на эту деталь! Как известно, Наталье в лесу стало плохо. Она внезапно потеряла сознание. А причина-то в квасе! Судя по всему, в него был подмешан яд; этим и объясняется особенность его вкуса. Никодим добавил в него какие-то ароматизаторы, чтобы заглушить горчинку подмешанного в него зелья, но с концентрацией яда всё же ошибся. Наталья не умерла. Спустя несколько часов она пришла в себя. Участь же её сына оказалась более печальной.

А может Никодим и не собирался убивать их обоих сразу? Может замышленная им комбинация не столь примитивна, какой кажется на первый взгляд?

С этим ещё предстоит разобраться. А пока ясно одно — всё пошло не столь гладко, как он предполагал.

Первый сбой сотворила Зинка. Случайно став свидетельницей убийства ребёнка, она разоблачению предпочла шантаж, за что и поплатилась. Никодим на первое время откупился, но далее, улучив момент, обрядился для маскировки в отцовский охотничий плащ, проник поздней ночью в её дом и учинил поджог.

Затем ему пришлось убить Нигера. Увидев, как тот ведёт меня к болоту, он внял голосу своего чутья, схватил припрятанное в укромном месте ружьё, и бросился нам наперерез.

Но смерть собаки не умаслила его преступный путь. На ведущей к желанному богатству дорожке появились новые препятствия.

Никодим, безусловно, знал, что Лукерья Агаповна обладает даром медиума. Поэтому он, конечно, догадался, что я и бабка Евдокия идём к ней неспроста. Будучи осведомлённым о моей активности в поисках пропавшего мальчика, он сразу уяснил, о чём там пойдёт речь.

Он снова переодевается в охотничью одежду, хватает двустволку, пробирается к дому Гоманцовой и, притаившись под окном, наблюдает за ходом спиритического действа. Почувствовав, что его тайна будет вот-вот раскрыта, он спускает курок, после чего стремглав мчится по задворкам домой, сбрасывает маскарад и возвращается обратно, чтобы убедиться, что опасность устранена.

Прослышав про мои подозрения насчёт Яшки Косого, он решает перевести стрелки на него. Снова облачившись в плащ, он проникает ночью к нему во двор и подкидывает ему ружьё.

Подстава удаётся на славу. Яшка взят с поличным. Милиция не сомневается, что поймала настоящего убийцу, и беспокоиться, вроде, больше не о чем. Но тут на сцену возвращается бабка Евдокия. По символам, изображённым на прикладе ружья, она определяет, кто его хозяин, но не успевает мне об этом сообщить. Никодим заявляется к ней раньше.

В тот день ему, конечно, повезло. Не загляни он к нам в тот момент, когда мы с Натальей обсуждали старушкин звонок, и не выложи мы ему все его подробности, он бы остался в неведении об источнике новой опасности.

Четыре убийства! Никодим в панике. Он теряет чувство равновесия. Его душу переполняет страх. А проблемы продолжают прибывать. Отец Агафоний решается вступить в контакт с духами Любавиной топи. А ведь там спрятан убитый Димка! Мало ли что! Никодим следует за священником и учиняет ему жестокую расправу.