Стражи последнего неба - Борис Штерн

Зал был полон огня, а на небе сияли семь ярчайших солнц. Присмотревшись, я понял, что это не солнца, а группы ангелов. Они, как я знал, управляют планетами.

Постепенно моя карета растворилась в окружающем огне, и я летел за Думиэлем без всякой видимой поддержки. Руки и ноги мои начали дымиться и, наконец, сгорели полностью! За ангелом летело только мое обгоревшее туловище. Я перепугался до смерти и закрыл глаза. Позвать Хаима? Или подождать? Смогу ли я вернуться из залов Меркавы?

— Назови мое имя! — ворвался в мои уши повелительный голос.

Я открыл глаза — это требовал Думиэль. Но ведь я уже назвал его по имени. Чего же ему надо?

Может быть, существует еще какое-то имя?

Тут перед моим внутренним взором предстал лист из книги Адама. Там было написано:

«Гехедрейхем все видит, но молчит».

Молчит — по-древнееврейски «домем». Значит, Думиэль — это не настоящее имя ангела, а его обозначение.

Или я ошибаюсь?

Всматриваясь в каждое движение ангела (чтобы в случае чего сразу позвать на помощь Хаима), я произнес медленно и громко:

— Гехедрейхем!

Помолчав секунду (которая показалась мне вечностью), ангел сказал:

— Ты можешь войти в седьмой зал.

7. Святая Святых

Значит, я оказался прав!

— А что бывает с теми, кто не может назвать твоего имени? — поинтересовался я у ангела.

— Они попадают в ад. Прямо отсюда, — ответил он, медленно приближаясь ко мне.

— И Иегуда-Юдл Розенберг здесь был?

— Да, — тут ангел подхватил меня своей огненной рукой и швырнул в ворота.

Так вот кто убил Польского Святого! Ну, погоди, «молчащий ангел», я до тебя доберусь…

И вот я оказался в самом высшем зале — Святая Святых.

Он был колоссальных размеров. В нем царил сумрак. Над головой вместо неба полоскался гигантский занавес, на котором были изображены два обнявшихся херувима — точь-в-точь как было нарисовано на последней странице книги Адама.

Зал был наполнен различного вида ангелами, курсировавшими во всех направлениях. Внезапно раздался громовой голос:

— Свят, свят, свят, Господь Воинств, полна вся земля славы Его!

Послышалось оглушительное хлопанье многих миллионов крыльев, и все обитатели зала — и колеса огня, и святые твари — начали подниматься наверх, к занавесу, распевая:

— Благословенна слава Господня, исходящая из места Его!

Передо мной возник Метатрон, Князь Божественного Лика. Собственно, именно его я и ожидал увидеть в этом зале. Я находился как раз напротив его зрачков, которые сияли, как шаровые молнии (а общие его размеры даже невозможно было представить).

— Здравствуй, Ханох, сын Йереда, — сказал я ему, наверное, несколько фамильярно. — Всю жизнь мечтал тебя увидеть.

— Здравствуй, Яков, — ответил Метатрон. — Это я. Ты хочешь за занавес?

— Да, — не раздумывая, ответил я.

Метатрон сделал легкое движение крыльями — и я поплыл вверх вместе со всеми ангелами. Душу мою охватил неизъяснимый восторг, а занавес приближался. Все ближе и ближе, и вот уже два херувима готовы меня обнять…

— Яков! Яков! — где-то далеко-далеко, в Риме, Хаим Малах толкал в бока безжизненное тело Якова Рафаэля, совал ему под нос нюхательный табак… Бесполезно. Ибо еще в Торе сказано:

«Не может человек увидеть лицо Бога и остаться в живых».

Жанна Свет

ЛЕТНИЙ СЕМЕСТР

Прошлое влияет на настоящее и будущее, но и будущее способно повлиять на прошлое. И не только повлиять, но создать его.

В рассказе Жанны Свет именно так и происходит. Интересно то, что это прошлое нам сегодня хорошо известно. А будущее, играючи повлиявшее на него, — действительно будущее. И в прямом, и в переносном смысле слова. Как еще можно назвать наших детей?

1

Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.

— Так, — скомандовала Ноа, — теперь привяжи веревку к моему поясу, а потом к своему.

Рон, сопя, затянул узел, взял в руку свободный, довольно длинный конец мономолекулярного шнура и оглядел остальных.

Они стояли цепочкой и терпеливо ждали, слегка переминались с ноги на ногу.

— Готово! — объявил Рон.

Тут же все отвернулись от него, ссутулились, уныло опустили головы, заложили руки за спину и пошли, немного раскачиваясь, точно смертельно уставшие и потерявшие всякую надежду люди.

Время от времени Рон хлестал свободным концом шнура по земле и стволам деревьев, голосом изображая звук хлыста. Тогда кто-нибудь из ребят, вздрогнув, вскрикивал, и несколько шагов шеренга проходила быстрее.

Первый класс начальной общеобразовательной школы «Луч» только вернулся из бассейна реки Конго, где изучал тему «Африка — от первобытного человека до наших дней», и теперь закреплял полученные знания, играя в работорговлю.

Играть было нелегко. Решительно никто из ребят не хотел изображать работорговцев. Разразились бурные споры, завершившиеся, впрочем, компромиссом: все будут рабами, а Рон, который здорово подражал разным звукам, будет делать вид, что щелкает бичом.

На том и порешили.

Сюда, в Иудею они приехали только вчера: начинался новый курс — «История Ближнего Востока». Между курсами полагалась неделя каникул, чтобы дети отдохнули и привыкли к новой обстановке, вот первый класс и отдыхал. С утра они уже обследовали весь сад, в котором стояли жилые домики, сбегали на ближайшие холмы, сняли на квадрокамеры величавый полет орлов и панораму пустыни. После обеда решили поиграть в Африку — об Иудее они еще ничего не знали, играть в нее не могли.

Шеренга связанных между собой девочек и мальчиков, раскачиваясь, приближалась к огромному кусту с плетистыми ветками, покрытыми гроздьями ярких цветов.

— Пойте, бездельники! — вскричала Ноа, и все заныли, изображая заунывную песню, и сама Ноа тоже застонала вместе со всеми.

Первые двое в шеренге уже завернули за куст — ребята договорились, что там — Средиземное море и стоит шхуна работорговца. Постепенно вся шеренга втянулась вслед за ними, все замолчали, и наступила тишина.

Да и как было не замолчать, если вдруг настала ночь, абсолютно черная, беззвездная, беспросветная и ужасно мокрая.

Ребятам показалось, что они не стоят, а висят в этом темном пространстве, и они боялись пошевелиться — вдруг впереди обрыв, и они все туда попадают.

Молчание затягивалось, кто-то уже шмыгал и хлюпал носом, как вдруг Ноа сказала:

— Ой, я и забыла! У меня ведь фонарик есть!

Все осторожно зашевелились, еще не зная, что они увидят, когда Ноа включит фонарик. Но хлюпанье прекратилось, и снова все смолкло. В этой тишине кто-то, видимо Ноа, тихонечко возился, и вдруг тьму прорезал яркий луч света. Ноа щелкнула переключателем, луч стал расти, освещая все большее пространство. Когда он достиг максимального размера, раздался коллективный вздох — вокруг не было ничего.

Исчезли кусты и деревья, исчезли цветы, мощеные дорожки, не стало запахов, умолкли птицы, да и самих птиц не было видно.

Сад исчез, все исчезло. Ребята стояли, а может быть, висели в воздухе, которого, впрочем, тоже не было, и чем они дышали, никто понять не мог. А может быть, они оказались в воде, но побултыхать в ней ногами не получалось… Всем стало страшно, хлюпанье носом возобновилось и затем перешло в откровенный плач, к которому присоединился еще один, а вскоре почти вся группа ревела в голос и скулила: «Мамочка, а-а-а-а».

Вдруг раздался решительный голос Ноа:

— Перестаньте реветь!

— Стра-ашно…

— Думаете, мне не страшно?! Тут везде вода, нужно плыть, а мы связаны. Утонуть можем. — При этих словах кто-то истерически вскрикнул.

Ноа не обратила внимания на этот вопль.

— Я предлагаю вот что, — продолжила она, — разворачиваться нельзя, упадем в воду, а там глубоко. Пусть Рон отвяжется, вернется на дорожку, может, там еще воды нет, сбегает в игровую и принесет нам крылья.

— Ур-ра! — завопил кто-то. — Рон, отвязывайся, беги быстро!

— А если там тоже вода и темно? — опасливо спросил Рон.

— Тогда вернешься к нам, придумаем что-нибудь еще.

Послышалось сопение — Рон пытался развязать узел.

Возился он довольно долго, на жалобные просьбы поторопиться отвечал флегматично, что узел намок и не хочет развязываться. Но вот веревка провисла, стало слышно, как тихо плещется вода, и наступили жуткие минуты ожидания.

Ребятам казалось, что это длится уже целую вечность. Руки и ноги затекли, страх сжимал сердце, а Рон все не появлялся.

— Он, наверное, утонул, — зарыдала Кораль, самая маленькая в группе. — Мы тоже утонем!

— Ни за что! — решительно ответила Ноа. — Рон не такой человек, чтобы утонуть. Он вернется, не плачь. Никто не утонет. Не плачь, Рон поможет нам, вот увидишь.