Стражи последнего неба - Борис Штерн

— Я могу взять ее на несколько дней?

— Разумеется, нет, — ответил библиотекарь. — Даже Его Святейшество работает с книгами прямо здесь.

— Придется и мне уподобиться Папе Римскому, — пошутил я.

Шутка не вызвала у библиотекаря положительной реакции, но тем не менее он проводил меня в один из соседних залов, где стоял широкий деревянный стол; принес несколько пожелтевших листов бумаги, которые тоже хранились здесь Бог весть сколько времени, старую бронзовую чернильницу, налитую до краев свежими чернилами, и большую перьевую ручку.

Я уселся на жесткий стул (библиотекарь незаметно удалился) и стал просматривать книгу Адама в поисках данных на Думиэля. От имен ангелов у меня вскоре зарябило в глазах (причем большинство этих имен были мне абсолютно незнакомы, я даже не догадывался, на что они намекают).

Вскоре Думиэль нашелся — конечно, на одной из последних страниц книги. Я уже совершенно ничего не соображал, и единственное, что мне пришло в голову, это тщательно скопировать все, что говорилось в книге о Думиэле. Я также перерисовал его печать.

Вроде все.

После печати Думиэля шли какие-то поучения на латыни, а на последней странице книги находился странный рисунок, сделанный пером: два херувима, обхватившие друг друга крыльями.

Так же выглядел парохет в Иерусалимском Храме — завеса, ограждавшая Святая Святых от досужих взоров.

Закончив, я помахал исписанным с двух сторон листом, чтобы чернила просохли, и спрятал его в карман форменной куртки.

Что делать сейчас? Уйти? Но не заблужусь ли я в анфиладе залов? И что делать с книгой? Может, крикнуть?

Кричать ужасно не хотелось. Но библиотекарь появился сам — также бесшумно, как и исчез, — взял книгу, унес ее, а затем вернулся и проводил меня к выходу. И все это молча, без единого слова.

На улице уже сгущались сумерки, и я старался быстрее удалиться от Ватикана. На мосту напротив Изола Тиберина я достал из кармана листок и несколько раз его перечитал. В принципе все ясно.

Польский Святой, как и я, путешествовал из зала в зал. В нижних залах он побывал дважды — то есть ему так же, как и мне, не хватало печатей. Он прошел четыре зала — значит, возможно, опасность подстерегает в верхних залах.

В любом случае залов осталось только три. В одном из них мне предстоит встретиться с ангелом, лишившим жизни Иегуду[36]-Юдла.

Тут мне пришло в голову, что я уже знаю, что можно сделать с этим ангелом — связать его клятвой! То, о чем говорят «леашбиа»! Вызвать его на раввинатский суд и раз и навсегда отучить убивать евреев, чтобы можно было спокойно путешествовать по залам Меркавы (кстати, возможно, Бен-Азая, одного из мудрецов Талмуда, также убил он).

А красиво же было в раю! Не отказался бы пожить там. Наверняка еще лучше, чем у нас в Риме…

У подъезда моего дома нервно прохаживался взад и вперед Хаим Малах. Заметив его, я вспомнил, что все это время листок с выписками из книги Адама был у меня в руке, и незаметно сунул бумагу в карман.

— Где ты был? Я прихожу уже второй раз! — сердито произнес он.

— Просто гулял. И на работу надо было зайти, — соврал я. — Они требуют, чтобы завтра я выходил.

— Ну и отлично. Сегодня попробуем последний раз. Мне кажется, надо кончать это дело.

— Ты беседовал с равом Амнуэлем, и он недоволен нашей затеей?

— Недоволен — не то слово. Он сказал, что это просто чудо, что ты еще жив.

Зайдя в квартиру, я переоделся в белый шелковый халат и ермолку, разложил на столике бумаги (которых набралось уже довольно много с начала моих путешествий) и начал читать молитву «Краса и вера». Голова у меня гудела, как большой колокол.

— Погоди, — вырвал меня из транса Хаим, — у нас же нет печатей Думиэля!

— Выкручусь, — отмахнулся я, — не мешай.

«Ха-адерет ве ха-эмуна…» — читал я, а потом стал призывать ангелов: «Тотросиай…» — и так далее. Сто двенадцать раз.

Наконец меня охватило знакомое ощущение погружения, но на этот раз гораздо более интенсивное — будто я летел сквозь водяной туннель. Туннель вывел меня в хорошо знакомое место — Зал Сапфирового кирпича (переход я уже чувствовал совершенно отчетливо).

В руках у меня был какой-то лист пергамента. А, это же призыв к Думиэлю, переведенный равом с латыни на древнееврейский! Медленно, стараясь тщательно выговаривать каждое слово, стал я его читать. Мне хотелось успеть, пока не появятся местные стражи.

Как только я закончил чтение, воздух передо мной замерцал, и появился ангел Думиэль во всей своей красе и величии. Он висел в воздухе напротив меня, и лицо его… Собственно, у всех виденных мною ангелов были бесстрастные лица, но выражение лица Думиэля было уж совершенно потустороннее.

— Печать! — наконец произнес ангел. Точнее, не произнес (губ он не разжимал) — это слово, казалось, прогремело в воздухе.

Я протянул ему печать, предусмотрительно захваченную из ватиканской библиотеки, а сам подумал: «Знал бы он, откуда эта штука»…

Тем не менее печать была принята с благосклонностью. В воздухе передо мною внезапно возник водопад огня (если так можно сказать) — и Гавриэль, Князь Божьего Суда, появился в зале.

Своими размерами он поразил даже меня, не раз уже бывавшего в залах Меркавы, и весь состоял из такого яркого огня, что глазам больно было смотреть.

Его огненное облачение колыхалось и производило впечатление пожара.

В руках у Гавриэля появились кольмус (перо для переписки священных текстов) и кусок пергамента. Впрочем, я скорее догадывался, что это такое, так как перо величиною вдвое превосходило меня и больше походило на застывшую молнию, поскольку состояло из пламени. Равно как и пергамент.

С кончика пера соскальзывали языки красного пламени и застывали на пергаменте. Я догадался, что это Гавриэль пишет для меня пропуск во все залы — по крайней мере, так я понял из книги Адама.

Неплохо!

Тут вокруг меня возникла огненная колесница (подобная, очевидно, той, что вознесла когда-то на небо Илью-пророка). Гавриэль наклонился и прикрепил пропуск к колеснице своими огромными ручищами.

Нашу компанию пополнил материализовавшийся Кцафиэль — Князь Божественного Гнева. Выглядел он, признаться, страшновато — по размерам не уступал Гавриэлю, к тому же на голове его сверкала внушительных размеров огненная корона.

Кцафиэль разместился справа, Гавриэль слева, Думиэль спереди, все уцепились за стенки колесницы, и мы понеслись вверх с невероятной скоростью. Зал Сапфирового кирпича остался внизу в считанные секунды, а мы перенеслись в Зал Силы небес, зал ада. С такими провожатыми мне ничего не было страшно, но тем не менее я обрадовался, когда ад остался позади и мы перебрались в зал рая.

В раю было хорошо и спокойно. А запах… Великолепный запах благовоний! Я успел сделать лишь несколько глубоких вдохов, и мы покинули это благословенное место. Мне оставалось лишь утешаться цитатой из трактата «Поучения отцов»: «У каждого еврея есть своя доля в Царствии Небесном».

В четвертом зале, где Небесный Иерусалим, за время моего отсутствия ничего не изменилось — он так же ждал своих обитателей. И небесный Первосвященник, ангел Михаэль, так же продолжал обслуживать Небесный Храм.

Согласно иудейским преданиям, подумал я, с приходом Машиаха Небесный Иерусалим вместе с Храмом должен спуститься на землю. Не останется ли Михаэль без работы? Ведь первосвященником тогда станет обычный еврей, кто-нибудь из потомков священников, служивших некогда в Храме.

С такими мыслями я и не заметил, как мы приблизились к входу в пятый зал — Зал Любви. Я насторожился, но не знал, что нужно делать, и вот мы, подобно огненному урагану, влетаем в ворота.

Во всех пройденных залах стояла тишина, а здесь мне по ушам ударила музыка — будто играл орган с трубами от земли до неба. В воздухе совершенно неподвижно висели хоры ангелов — во всех направлениях, куда ни глянь; и они, как я понимаю, пели славу Господу.

«Чего это они не шевелятся?» — подумал я. Мне вспомнилась странная фраза, прочитанная в последние дни в какой-то из книг:

«В пятом зале ничего не происходит».

Написано в Талмуде: когда человек слышит песнь ангелов, он умирает легкой смертью. Почему же я до сих пор жив? Очевидно, «умирает легкой смертью» — имеется в виду, что душа его отделяется[37] от тела. Но моя душа сейчас здесь, а тело бесконечно далеко — в маленькой квартирке на римской улочке неподалеку от гетто.

Музыка, звучавшая в зале, была приятной, но чересчур мощной и непривычной для человеческого уха. И вот показался вход в шестой зал. Когда мы подлетели ближе, я увидел, что оттуда вырываются языки пламени.

6. Зал Желания

В ту минуту, когда мы проходили ворота, Гавриэль и Кцафиэль оставили нас, и Думиэлю пришлось тянуть колесницу одному.