Бастард и жрица - Соня Марей

усеянной каплями пота, играли мускулы, пальцы крепко сжимали рукоять меча. Настоящего, не тренировочного.

Я вышел вперед. Отец даже не удивился.

Победить лорда в поединке считалось плохим тоном. Очень плохим. Но сегодня плевать.

– Так я и знал, – сказал он вполголоса, мазнув по мне оценивающим взглядом. Азарт и предчувствие скорой победы захлестнули его без остатка.

Мы сошлись, как две волны, чтобы через миг отскочить в разные концы площадки. Дерево пружинило под ногами, пот заливал глаза. Во взгляде отца плясал шальной огонь – ему хотелось выпустить пар и позабавиться. Наверняка мечтает погонять меня как следует, чтобы потом опрокинуть, приставив клинок к горлу. Проучить зарвавшегося щенка.

Удар – удар – поворот. Уйти от атаки, пригнуться, выпад снизу.

Снова разойтись. Обойти по широкой дуге, примериваясь, выискивая слабые стороны, опять схлестнуться.

Он никогда не снисходил до того, чтобы тренировать своего бастарда. Для этого существовали специально обученные мастера, и уже много лет я не проверял твердость руки лорда.

В молодости он водил армии в бой, не наблюдал за сражением со стороны, а бился в первом ряду, вдохновляя своим примером воинов. Они славили его силу и доблесть, а враги склоняли головы или умирали. Казалось, лорд Брейгар навсегда застыл в величии той славы и не утратил ни духа, ни воли.

Мы друг друга не щадили, с каждым мигом бой только ускорялся, и, когда кто-то из нас оказывался в опасной близости от поражения, по рядам воинов летел возбужденный рокот. Отец дышал тяжело, но движения оставались четкими и уверенными, клинок пел в его руке.

Визг стали, топот шагов, блики солнца… и все продолжается с утроенной силой.

Этот человек никогда не сдается. Дай ему волю – сметет Антрим с лица земли, присвоит себе его сокровища, наступит на горло свободолюбивым детям гор. И что тогда станет с рыжеволосой жрицей?

Последний мощный выпад, и лорд не устоял, рухнул спиной на жесткий настил площадки. Я выбил из руки оружие и с наслаждением приставил клинок к открытому горлу.

Отец глядел на меня снизу вверх, но в глазах не было и тени страха. Он знал, что я не причиню ему вреда, он не чувствовал себя проигравшим.

Повисла такая тишина, что я услышал, как заполошно колотится мое сердце. Все взгляды были устремлены на нас, они беззвучно кричали: «Что же лорд Инглинг сделает с наглецом?»

А он медленно и лениво поднял руки и…

Захлопал. Рассмеялся громко и наигранно, но взгляд его пробрал холодом до костей.

– Ты победил, Реннейр Безымянный!

Я убрал меч от его шеи и отошел на шаг. Отец поднялся и, не стряхивая с себя пыль, зашагал к краю площадки. К нему тут же бросился служка с кувшином студеной воды, и, когда господин утолил жажду, все вдруг отмерли.

– Ну, что же вы молчите? – он повел рукой. – Славьте моего верного дехейма!

Сначала раздались жидкие хлопки: никто не мог ослушаться приказа, но вскоре площадку огласили бурные рукоплескания. Лорд глядел с ухмылкой, а в бороде дрожали капли воды. Вдруг он взметнул руку и со всей силы швырнул кувшин оземь – брызнули осколки, и этот звук заставил вояк умолкнуть.

Не говоря больше ни слова, лорд Брейгар зашагал прочь.

В напряженной тишине я прошел мимо своих товарищей – они расступились волной. Молчал даже Варди, сверля меня внимательным взором, а Лейн отвел глаза и сделал вид, что его интересует пряжка ремня.

Боятся господина, а ведь он всего лишь человек.

За пределами тренировочной площадки меня догнал Демейрар. Вернувшись в Лестру, мы не разговаривали, не обсуждали случившееся и вообще старались пересекаться пореже.

– Ренн!

Я повернулся к нему, окинул взглядом.

– Что-то хотел, братец?

Он несколько мгновений мялся, упрямо сжимал губы, раздумывая над ответом, а потом выпалил:

– Ты победил отца, это все видели.

Я кивнул. Это и все, что он хотел сказать? Однако в его тоне мне послышалось что-то новое – то, чего я никогда не слышал от Дема.

– Это было смело, – брат усмехнулся и нервно откинул челку со лба. – Опозорить лорда.

И, хлопнув меня по плечу, быстрым шагом направился в сторону замка.

* * *

В тот же вечер я решил сделать то, что откладывал уже несколько дней. Уже в сумерках я вступил в квартал плотников, против воли окунаясь в воспоминания. Знакомая дорога привела меня к знакомому с детства низенькому дому – туда, куда я бегал, будучи босоногим сорванцом. Здесь жила мать Кристейна.

Дверь открылась со скрипом, и на пороге возникла заспанная тетушка Осси – еще красивая женщина со светлыми, как лен, волосами. Она всегда встречала меня с улыбкой, но сегодня, едва бросив взгляд на мое лицо, все поняла.

Схватилась за сердце и отступила назад.

– Вы все знали. Знали и молчали, – я покачал головой и до боли стиснул кулаки. Хотелось грохнуть ими о стену, но я сдержался. Не стоит пугать эту женщину, не стоит винить ее за то, что всеми силами хотела сохранить жизнь и тайну своего ребенка.

Мне никогда этого не понять. У меня не было матери, и я даже представить себе не могу, каково это, так любить – бездумно, слепо, одержимо. Закрывать глаза на все преступления.

Осси смотрела виновато и испуганно.

– Ренн, я…

– Не надо, молчите.

– Я не могла рассказать! Не могла, понимаешь? – голос сорвался на хрип, и она зарыдала. – Мой мальчик… мой единственный сын…

– Криса больше нет, тетушка.

Она осела кулем на пол и завыла, как волчица. Сердце рвалось в клочья от этих звуков, но я сделал над собой усилие и вошел внутрь. Опустился перед ней на колени, стараясь не дать волю удушливой жалости. Коснулся трясущихся плеч.

– Вы должны рассказать мне всё.

Мальчишка, которого я знал, остался в прошлом. Его место занимал одержимый жаждой наживы и мести человек, пугающий даже свою мать.

Из сбивчивого, приправленного слезами рассказа я понял, что, прежде чем вернуться в Арнерию, Крис несколько лет провел на севере, в краю фьордов – на родине Варди. Те странные амулеты, что помогали скрывать присутствие, именно оттуда – Осси смогла рассказать немного, остальное я додумал сам. И если эти амулеты обладали такой силой, то отцу знать о них никак нельзя. Хорошо, что они сгинули вместе с телами разбойников.

А вообще… о чем я думаю? Я ведь предаю интересы лорда и господина. Он вырастил меня лишь для одного – служить верно, как пес. Как хорошо обученный зверь.

Но внутри появилась червоточина, и, стараниями одной рыжеволосой