Прощение - Жаклин Митчард

– Почему он называется «Седьмое счастье»?

– Не знаю. Наверное, потому, что счастий всего шесть.

– Шесть счастий? – удивленно переспросила я.

– Да, но не спрашивай у меня, что это означает, это можно объяснить только на китайском.

– Ты не умеешь говорить по-китайски?

– Кто ты?

– Я из семьи мормонов.

– А я методист, но я имел в виду не это. Я хотел спросить: кто ты по национальности? Ирландка?

– Нет, у меня англо-датские корни. Я не знаю, откуда у меня рыжие волосы.

– Ты говоришь на датском языке?

– Я поняла теперь. Но я предположила, что раз вся твоя семья занята в ресторанном бизнесе и свою бабушку ты называл «бабушка», то ты китайский китаец.

– Теперь все встало на свои места, – сказал он. – Мой прадедушка прибыл из Китая. Но я уже самый обычный американец. По-китайски я знаю пять фраз, не больше. «Спасибо», «очень вам благодарен» и все такое. Как тебя зовут?

– Ронни. Вероника.

– Ронни, когда ты приехала в город?

– Два дня назад, и у меня еще не было времени купить молока!

– Тогда почему бы тебе не прийти вечером к нам? Заметив мои колебания, он добавил:

– Извини. Ты новенькая, поэтому тебе странно видеть, как люди относятся здесь друг к другу. В Калифорнии все общаются так, словно знакомы всю жизнь. Это типично калифорнийская манера. С другой стороны, я мог бы оказаться убийцей с топором за пазухой.

Я часто заморгала, и он поднял руки.

– Ронни, я шучу. У меня девушка учится на оператора в университете, и я привык вести себя как взрослый брат, потому что у меня очень много младших сестер.

– Все хорошо, – глубоко дыша, проговорила я.

Я всегда делала специальные дыхательные упражнения, когда что-то пугало меня. Но потом я подумала: «Как я могу бояться этого парня? Да он не старше Мико!»

– Увидимся на занятиях, – обронил Кевин, вынимая ключи от машины.

– Хорошо.

Он спустился по ступенькам. Позже Кевин скажет журналистам: «Теперь понятно, почему я напугал ее своим замечанием насчет убийцы, да еще в первую же встречу». Наблюдая, как он ловко движется среди машин, я вдруг крикнула:

– Подожди!

Я присоединилась к нему.

– Послушай, я не знаю, дорогой ли у вас ресторан, но я могу позволить себе ужин. У меня дома есть только арахисовое масло и крекеры. Это даже не дом, а комната, заставленная чемоданами и коробками. На завтрак я съела вареное яйцо, которое приготовила мне хозяйка, и мне не хотелось бы утруждать ее еще и заботами об ужине. Не говоря уж о том, что она, наверное, давным-давно поужинала. Если хочешь меня пригласить...

– Я и не думал, чтобы ты платила! – с усмешкой сказал Кении. – Максимум, что от тебя потребуется, это помыть посуду.

– В этом я чемпион! Я мыла тарелки и ложки для всех после собрания в церкви.

– Боже ты мой, Ронни, да я ведь шучу. Я хочу, чтобы ты познакомилась с моими родственниками. Ты сможешь взять с собой столько еды, что тебе хватит на неделю.

Ресторан находился в двадцати минутах езды от колледжа. Кевин припарковал свою машину, и мы прошли через стеклянную дверь, возле которой сидел крохотный мужчина и курил. Он что-то бормотал, тыча пальцем в воздух.

– Это мой дядя Торранс. Дядя Торранс, это студентка из моей группы Вероника.

Старик лишь кивнул и продолжил разговаривать с пустотой.

– Он пьет, – объяснил Кевин. – Он помогает нам, но большую часть времени проводит здесь, курит и разговаривает со своей женой, которая ушла от него сорок лет назад. Он Торранс, а мой дядя, который служит в полиции, – Барстоу, а папу зовут Карсон, как город в Калифорнии.

– Так странно!

– Это безумно! Идея принадлежала моей бабушке.

– Нет, безумно то, что моя бабушка сделала точно так же: назвала детей в честь городов, и моему папе досталось имя Лон дон. Наверное, мы единственные люди во всей Америке, у которых бабушки безумствовали по одному сценарию.

Кевин покачал головой.

– Я сразу почувствовал, что мы должны подружиться. Это красная нить, – сказал он.

– Что это?

– Это китайская легенда. По ней, два человека, которым суждено пересечься в жизни, соединены невидимой красной нитью. Не имеет значения, сколько стран их разделяет, – они встретятся, потому что они соединены.

Он завел меня внутрь. В маленькой кухне было очень жарко. Повсюду громыхали кастрюли. Шесть человек в белых халата и косынках сновали туда-сюда вокруг огромной печи. Женщина нарезала овощи. В стороне от нее висели вниз головами ощипанные утки. Когда мы вошли, женщина как раз прекратила резать овощи и начала вопить на каких-то мужчин, тыча в их сторону большим блестящим ножом.

– Что-то случилось? – шарахнувшись назад, прошептала я.

– Нет, все в порядке, – рассмеялся Кевин. – Никто в моей семье не разговаривает нормальным голосом, если есть возможность покричать. Это моя тетя Роза. Она зла на своего мужа за то, что он играл на скачках.

– Мама! – закричал и Кевин, увидев высокую красивую женщину, которая выглядела как модель в своих сандалиях и сарафане. Она с улыбкой подошла к нам, снимая с себя халат.

– Мама, это Ронни, девочка из моей группы. Она ни разу в жизни не пробовала китайскую еду!

– Ронни, меня зовут Дженни Чан. Я, конечно, шокирована услышанным, но думаю, что мы это дело быстро исправим. Ты тоже учишься на ассистента врача «скорой помощи»? Мы так волнуемся за Кевина. Это ведь сопряжено с опасностями.

Я переводила взгляд с одной женщины на другую, так как тетя Роза в этот момент снова стала яростно кромсать овощи, но только для того, чтобы прервать свое занятие очередным криком.

– Я думаю, что мы справимся, – пробормотала я.

– Хорошо! – ответила миссис Чан. – Роза! Это хороший нож. Придешь домой, там и будешь драться, но своей посудой.

Женщина неохотно вернулась к работе – нож так и мелькал у нее в руках. Я не знала, как у нее все еще целы пальцы.

В тот вечер мне суждено было узнать, что китайская еда дарована человечеству самим Господом. Я ела креветки с омаром и рис с имбирем. Потом нам подали цыпленка с красным перцем, таким острым, что у меня во рту все горело. Сестра Кевина, Мэри, была моего возраста, а его сестра Кити – на год старше. Они включали радио и танцевали, пока ждали очередной заказ. Брату Кевина Скотту, который убирал со столов, было всего тринадцать. Коннер, еще один из братьев Кевина, раскладывал ножи и вилки. Он украшал столы цветочными композициями, а когда был свободен, рисовал фломастерами в альбоме. Ему было всего девять.

Мама Кевина, Дженни Чан, поразила меня своей открытостью и добротой. Она расспрашивала меня о моей семье и сказала, что считает меня очень смелой, раз я решилась уехать от своих родных так далеко. Она разукрашивала тарелки и очень злилась, когда Торранс разбивал их. Если бы Кевину пришлось уехать, она бы очень испугалась. Ей было жаль Торранса, и она поспешила сказать об этом. Отец Кевина тоже был исключительно приятным человеком, однако показался мне каким-то отрешенным. Я понимала, в чем причина. Он все время спешил. За то время, что я провела у них, ресторан посетило около двухсот человек. Сюда заходили и семейства, где все были светловолосыми и чрезвычайно похожими друг на друга (у всех мечтательные улыбки на лицах, все одеты в футболки и джинсы, а на ногах – сандалии), и большие еврейские семейства, которые прибывали в ресторан сразу после службы в синагоге.