Призрак музыки - Александра Маринина

– Настя! Ты что, не слышишь?

Мелодичный голос Ирочки звенел у самого Настиного уха.

– А? Извини, я задумалась. Что?

– Тебя к телефону.

– Лешка?

– Коля Селуянов. Говорит, срочно.

– Он всегда так говорит, – спокойно ответила Настя, сползая с дивана, на котором сидела, уютно поджав под себя ноги. – У него вечный пожар.

– Пригласи его к нам, хоть пирожков поест, – предложила Ира.

– Не выйдет, – покачала головой Настя, – у него теперь жена есть, отменная кулинарка.

– А ты все равно пригласи, вдруг придет?

Как ни странно, Селуянов пришел. Поохав над маленьким Стасовым, он тут же выцыганил у Татьяны два экземпляра ее последней книги и попросил написать автографы для жены Валентины и для тестя, который оказался большим поклонником Таниного творчества.

– Он как узнал, что я с тобой знаком, так всю плешь проел, чтобы автограф твой получить, – тараторил Николай с набитым ртом. Пирожки он поглощал с такой скоростью, что у Ирочки не осталось ни малейших оснований опасаться за результаты своих трудов. Ничего не пропадет и не зачерствеет. – А у меня и так с растительностью на голове не очень, так я подумал, что надо побыстрее ему книжку привезти, пока я вконец не полысел.

Через десять минут на огромном блюде не осталось даже крошки.

– Спасибо, родная, – с чувством произнес Селуянов, целуя Ирочку в обе щечки, – ты не дала погибнуть светочу советской легавки.

– Российской, – поправила Ира с улыбкой.

– А, ну да, никак не переучусь.

– И не легавки, а милиции, – снова поправила его Ира. Она очень трепетно и с огромным уважением относилась к работе Татьяны и всегда воспринимала любые пренебрежительные слова в адрес милиции как личное оскорбление.

– Ладно, сойдемся на ментовке. Я предлагаю тебе разумный компромисс, или, как нынче модно говорить, консенсус. Это я такой уступчивый, потому что объелся. Слушайте, люди, я вдруг подумал, может, у них в Думе столовка плохая, а? Чего ж они там никак договориться не могут? Такое впечатление, что наши всенародно избранные парламентарии заседают полуголодными. Сытый человек должен быть добрым, понятливым и уступчивым, как я. А они злые, никому ничего не уступают и совершенно не понимают, что им говорят. Надо с этим делом разобраться, нельзя допустить, чтобы судьбы страны зависели от повара, который не умеет готовить. Об этом правильно писал еще знаменитый детский поэт. Помните? «Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя».

– Коля, уймись, – попросила Настя. – Если ты наелся, то пошли, уже поздно.

Однако остановить Селуянова, если уж он начинал балагурить, было не так-то просто.

– Не смей затыкать мне рот упреками, – заявил он, – это можно сделать только вкусной едой.

– Коленька, а может, отбивную съешь? – обрадовалась Ира. – Она еще горячая, а если хочешь, я тебе свежую поджарю.

– Свежую не надо, – гордо отказался Селуянов, – давай ту, которая уже есть.

Он тут же принялся с аппетитом уминать жареное мясо вприкуску с хлебом и свежими огурцами.

– Слушай, как в тебя столько влезает? – сказала Настя, задумчиво оглядывая его с ног до головы. – Ума не приложу. Ты же на целую голову ниже меня ростом, у тебя внутри должно быть меньше места, чем во мне, а ешь ты раз в десять больше. Где ты все это размещаешь?

– Я тебе потом объясню, – пообещал он. – Вот доем, мы с тобой сядем в машину, поедем, и я все-все тебе расскажу на тему размещения и правильного распределения продуктов питания в сыщицком организме.

Настя безнадежно махнула рукой:

– Доедай уж скорее.

Однако стоило Николаю сесть в машину, он мгновенно перестроился. От веселого балагура и шутника не осталось и следа, он даже словно подобрался, как перед прыжком.

– Значит, так, Ася Павловна. С нашим покойным адвокатом происходит нечто абсолютно непонятное. Навещаю я подружек мадам Дударевой, которые рассказывали следователю Ермилову про разгульную жизнь Елены Петровны и которые, по замыслу Храмова и Дударева, должны были изменить свои показания. И что я от них слышу?

– И что же ты слышишь? – нетерпеливо спросила Настя.

– От одной подруги покойной Елены Дударевой я слышу, что у Елены была бурная личная жизнь за спиной мужа. А от двух других – что ничего такого конкретного они Ермилову не говорили. Во всяком случае, о том, что у Елены был любовник и она собиралась за него замуж, они точно якобы не говорили, потому что сами ничего про это не знали. А на мои удивленные вопросы про первую подругу дружно сказали, что она стерва и лгунья, всем известно, что она была влюблена в Дударева и при каждом удобном случае намекала ему про неверность Елены, чтобы их поссорить.

– А что же они говорили?

– Они говорили… Даже не так, они не говорили сами, а отвечали на вопросы следователя. Елена Петровна была привлекательной женщиной? Да, безусловно, она была очень красива. Пользовалась Елена Петровна вниманием мужчин? Конечно, пользовалась, а как же иначе? Были у нее серьезные романы до замужества с Дударевым? Опять же не без этого. Любила она своего мужа? Да кто ж его знает, наверное, любила, но в чужую душу ведь не влезешь. Высказывала она хоть когда-нибудь недовольство супругом? Ну естественно, в какой же семье без этого обходится. И так далее. Ответы были искренними и при желании вполне могли интерпретироваться именно так, как их записал в протокол Ермилов.

– А как-нибудь иначе они интерпретироваться могли?

– Могли и иначе. Я, натуральное дело, дамочек спрашиваю, а не был ли у вас адвокат по фамилии Храмов? Был, говорят. Так, может быть, спрашиваю, то, что вы мне сейчас рассказываете, есть результат работы адвоката? Сколько он вам заплатил за такие обтекаемые показания и за обвинения вашей подружки в том, что она стерва и лгунья? А они мне чуть ли не морду бить кинулись. Все как одна. Мы, говорят, и Храмова этого почти что за дверь выставили, потому как он нам деньги пытался предложить ни за что. Мы, говорят, Жору Дударева выгораживать не собираемся, потому как он порешил нашу любимую подружку Леночку и нет ему за это прощения, но, однако же, врать следствию не намерены, как есть, так и говорим, и следователю так говорили, и адвокату, и вам повторяем: не было у Лены никакого серьезного романа, из-за которого она собиралась бы уйти от Жоры. Во как!

– Интересно, – протянула Настя. – Но объяснимо. Конечно, у Ермилова не могло быть в тот момент обвинительного уклона, направленного лично на Дударева, поскольку он тогда еще ничего не знал про любовные похождения своей жены, но профессиональная деформация могла сказаться. Есть такой близкий и доступный подозреваемый, что просто грех не собрать против него улики. В таких случаях иногда инстинкт срабатывает.

– Да? – хитро прищурился Селуянов. – Умная ты больно. Ты дальше послушай, что было.

– И что же было?

– А дальше я отправился к подружкам мадам Ермиловой. Этих подружек числом три адвокат Храмов должен был охмурить, подкупить и заставить сказать на суде, что Ермилов давно знал об измене жены, но из гордости и благородства скрывал. Поэтому в первые сутки расследования он проявил пристрастность, необъективность и недобросовестность. Это они линию защиты такую выработали, чтобы дело на дослед вернуть.

– Разумно, – кивнула Настя. – И что, все три подружки должны были выдать на суде это вранье?

– Нет, зачем все три, одной хватит. Ольга назвала адвокату три имени, а уж он сам должен был лично познакомиться с претендентками и решить, кто из них подойдет для такой махинации. Так вот, одна из этих очаровательных дамочек смотрит на меня круглыми глазами, хлопает ресницами и рассказывает совершенно душераздирающую историю. Однажды, примерно три месяца назад, к ней пришел Ермилов собственной персоной и спросил, знает ли она, что у Ольги есть любовник. Дамочка, конечно же, в полном отказе и в чистой несознанке, потому как подруга же все-таки. С чего, говорит, Миша, ты такую глупость взял? Оля тебя любит и верна тебе до гробовой доски. А Миша ей на это отвечает, что знает точно, своими глазами видел, и теперь просто интересуется, в курсе ли подруги и проявляют ли они нечеловеческую безнравственность, покрывая и поощряя свою подгулявшую подружку. Дамочка упирается и клянется всем святым, что, во-первых, ничего не знает, а во-вторых, тут и знать нечего, Оля чиста перед мужем и ни с кем ему не изменяет. Ермилов в ответ на эти клятвы усмехнулся и сказал, что пошутил. На прочность, дескать, проверял. Ольге попросил ничего не говорить, чтобы не расстраивать ее. А для подкрепления своей просьбы намекнул дамочке, что ее муж в рамках торговых операций имеет дело с фальсифицированной водкой, что милиция об этом знает и в любой момент может дать материалу ход. Дамочка намек поняла и подруге Оле ничего о подозрениях супруга не сказала. Но на ус намотала, что Миша Ермилов все знает. Поэтому, когда к ней пришел адвокат Храмов, она ему все это и вывалила. Подруга-то нормальной женщине завсегда дороже, нежели подругин муж, и ежели представилась возможность подруге Оленьке помочь вытащить любовника из тюрьмы и при этом напакостить зловредному мужу Михаилу, то она это сделала с легким сердцем. Даже собственного мужа, торгующего поддельной водкой, не пожалела. Вот какая история получилась, Настасья Павловна.