Повседневная жизнь Европы в 1000 году - Эдмон Поньон

Кроме больных, лазарет принимал здоровых монахов монастыря в полном составе для того, чтобы сделать им кровопускание, которое было обязательным на Восьмой день после Благовещения (25 марта), после Пасхи и после Троицына дня. Известно, что эта процедура, как и полный отказ от мяса, должна была вернуть монахам чистоту помыслов, подвергавшуюся испытанию в это весеннее время, когда в природе усиливаются чувственные устремления.

Итак, в Клюни, а также в монастырях, зависевших от Клюни, ничто не было отпущено на волю случая. Порядок, иерархия, власть, дисциплина, сила духа… Все заставляет поверить, что эти добродетели хорошо организованной системы не могли быть присущи во времена 1000 года ни одной другой общественной организации. Клюнийская организация, несомненно, не имела себе равных. Однако, рассмотрев вблизи людей, живших не как все, мы увидели достаточно черт, которые, конечно же, были присущи не им одним. Именно это, как мы надеемся, оправдывает нас за то, что мы столь долго заставляли читатателей этой книги пребывать в кругу монахов.    

Глава XVI  ТРУДЫ ДУХА

Для того чтобы представить себе умственную деятельность людей, живших в 1000 году, нам придется еще на некоторое время задержаться в монастырях. Дело в том, что в любые времена духовная жизнь начинается с обучения, а в 1000 году монастыри играли в обучении очень важную роль. Можно сказать, разумеется, mutatis mutandis и не входя в детали, что они брали на себя функцию начальных и средних школ, а высшее образование можно было получить только в епископских школах. Известно, что со времен Карла Великого аббатства и епископские города несли образовательную функцию. Бедствия IX и X веков привели к нарушению и упадку этой функции. Но ближе к 1000 году уже ощутимо наметилось их начинающееся возрождение.    

Школы в аббатствах    

Итак, в аббатствах имелось два вида школ. Одни из них находились вне стен монастыря. Они были открыты для детей, живших в округе. Наиболее значительные свидетельства того, как монахи оказывали эту услугу обществу, можно найти в жизнеописании аббата Гильома из аббатства Сен-Бенинь в Дижоне: «Он основал школы, в которых мог бесплатно получить благодать образования любой, кто обращался в подчиненные ему монастыри. Никому из этих людей никогда не отказывали. Напротив, сер-вы или свободные, богатые или бедные — все без различения были осенены этим проявлением братской любви. Многие также, по причине своей несостоятельности, получали питание в монастыре». Итак, в этих маленьких школах, далеких предшественницах тех, которые спустя столетия открывали братья Союза христианских школ[162], могли соседствовать друг с другом дети из семей самых различных сословий. Как уживались вместе мальчики, которые не могли не осознавать неравенства своих родителей? Было ли принято, чтобы в школу ходили все дети крестьян, или это делали только некоторые из них, а тогда кто именно? Еще вопрос: можно подумать, что их учили читать, поскольку для нас это естественное начало элементарного образования. Однако единственным языком, на котором в то время можно было научиться читать, был латинский. Значит ли это, что их обучали основам латыни? Куда более реальным и почти очевидным кажется предположение, что обучение было только устным. Тогда оно могло включать некий набор правил мысленного счета и прежде всего, ознакомление с основными понятиями вероучения, изучения наизусть молитв, рассказы из священной истории и житий святых. Именно эти знания монахи стремились в первую очередь сообщить народу. Это была их миссия апостолов веры. Тогда становится понятнее бесплатность обучения, открытость школ для всех независимо от происхождения и раздача еды детям бедняков. Можно даже предположить, что, не удовлетворяясь теми, кто приходил сам, аббат побуждал родителей присылать к нему своих детей. Сеньоры, жившие по соседству, возможно, считали нормальным, что их сыновей воспитывали в духе религии, которую они, пусть даже не будучи благочестивыми, не оспаривали. Что до родителей, бывших «держателями» земель аббатства, а таковыми были большинство крестьян в его окрестностях, то можно предположить, что они подчинялись без сопротивления. Итак, мы видим еще один, и весьма важный, аспект «давления христианства».    

Подводя итог, можно сказать, что эта форма «начального» образования вполне подходила для детей мирян того времени. Им незачем было учиться читать: им просто нечего было читать. В повседневной жизни им были необходимы охота, счет, владение мечом для одних, и умение обрабатывать поле, заботиться о животных, умение общаться с хозяевами-землевладельцами для других. Но всему этому они обучались на практике. Дать им какое-то представление о духовности, о Боге, о своих обязанностях по отношению к Нему и к другим, дать им примеры из жизни святых, — это было наилучшее, что можно было сделать для них и для общества в целом. Это означало научить их принимать хотя бы какое-то участие в культурной жизни того времени, которая практически отождествлялась с христианской религией.    

Обучение детей жертвователей   

Впрочем, во внутренних школах, предназначенных для так называемых детей жертвователей, которых, как мы знаем, воспитывали в стенах монастыря и готовили к монастырской жизни, религиозному воспитанию также отводилась главенствующая роль.    

О повседневной жизни этих мальчиков, бывших либо крестьянскими детьми, выделенными как особо одаренные, либо младшими сыновьями благородных семей, которых родители предназначили для монастырского звания, мы осведомлены гораздо лучше. Эта жизнь была невеселой. Нельзя было хотя бы минуту побыть одному. Запрещалось находиться вместе вдвоем без надзора. Даже учителю не дозволялось оставаться наедине с учеником — об этом написано в жизнеописании Одона, аббата Клюни, умершего в 942 году. Поскольку те же ограничения были засвидетельствованы сто лет спустя в уставе, написанном Ланфранком, архиепископом Кентерберийским, для монастырей, подчиненных аббатству святого Бенедикта, то можно, без риска ошибиться, предположить, что они уже существовали в 1000 году. Ланфранк хотел, чтобы «повсюду, где ходят дети, между каждыми двумя из них находился наставник». Он дотошно добавляет: «Если их двое, то достаточно одного светильника; если их трое, пусть третий также несет фонарь». Но и на этом он не успокаивается: «Пусть они никому ничего не передают из рук в руки; пусть ничего не получают из чужих рук, если только этими лицами не является аббат, великий приор или их учитель богословия; но и в этом случае это должно происходить не где угодно, а лишь в соответствующих местах. В виде исключения певчий в школе может передать им книгу, по которой они должны петь или читать».    

Одержимый страхом перед «личными контактами», Ланфранк, как видим, был не лучше самого безумного ревнивого мужа.    

Наказания за нарушения были жестокими: розги за малейшую шалость. Если ребенок повторно нарушал запрет, его связывали, оставляли без пищи и бросали в карцер. Во всяком случае, так поступал в начале X века Бернон, основатель Клюни, склонный к перегибам из-за своего страстного желания укрепить монастырскую дисциплину. Справедливости ради следует добавить, что, согласно биографу его преемника Одона, Бернона сурово осуждали: «Разбойник, а не монах; тиран, а не отец; забияка и живодер, а не исправитель нравов и воспитатель». И можно предположить, что около 1000 года, при более чувствительном аббате Одоне, с детьми, обучавшимися во внутренних школах, обращались уже не так свирепо.    

Об этих детях уже можно, не боясь ошибиться, сказать, что их обучали чтению на латинском языке, потому что им предстояло всю жизнь иметь дело с литургическими книгами, а также письму, потому что многие из них в будущем должны были переписывать рукописи. Счет им также был нужен для того, чтобы распоряжаться имуществом монастыря. Что касается уровня их литературных знаний, то он в основном определялся тем отвращением, которое воспитывали в них аббаты по отношению к языческим авторам античности.    

Проблема античных авторов    

Эта проблема со времени возникновения христианства стояла перед теми, чьим призванием было мыслить и писать. Для обучения хорошему латинскому языку, а также для развития ума, незаменимыми источниками служили великие классики времен Республики и века Августа[163]. Однако мораль и философия этих классических образцов, похотливые образы, которыми были полны их книги, делали их опасными для души. Был найден необходимый путь компромиссов, без которого возрождение грамотности при Карле Великом было бы невозможно. Однако реакция Клюни на вольности нравов духовенства, неумолимое требование сурового образа жизни, на котором настаивали основатели движения, вновь поставили на повестку дня вопрос об аморальности «нечестивых» авторов.