Футболь. Записки футболиста - Александр Ткаченко

Как-то я пришел раньше обычного, место возле меня на скамейке оставалось свободным, и я, полуразвалившись, лениво размышлял о том, как вернется команда, как усталые ребята, измотанные дорогой, будут с трудом ломать себя, и тогда я, отдохнувший, полный нерастраченных сил…

— Не занято?

Я вздрогнул, словно меня пронзило током: передо мной стояла Она.

— Пожалуйста, — почти испуганно ответил я.

Она села и сразу же, словно вопрос был заготовлен давно, спросила:

— Вы фарцовщик?

— Почему вы так решили? — не столько грубо, сколько удивленно ответил я вопросом на вопрос.

— Одеты во все фирменное и ничего не делаете целыми днями…

— Да, но вы…

— Я на сессии и, как говорится, грызу…

— А где вы учитесь? — смелея спросил я.

— В политехническом.

— Значит, не ошибся, решив, что вы студентка, — соврал я.

— Да, именно.

Легкость, с которой завязывался разговор, ошеломила меня. В голове уже бродили идеи свободного молодого мужчины, у которого водились деньги, — такси, ресторан и т.д. «Ах, как примитивно!» — скажет она, и все разлетится в пух и прах…

— Так вы не ответили на мой вопрос, — она смотрела прямо и остро.

— Если вы с целью что-то перекупить у меня, то вы ошиблись. Я не фарцовщик. Я просто люблю красиво одеваться.

— Извините.

Она покраснела и, встав, быстро пошла в сторону Александровского сада. И тут я понял, что обидел ее. Я забыл об обиде, которую только что причинила мне она, и бросился за нею. Я догнал ее почти у самых ворот сада. Словно почувствовав мое приближение, она резко обернулась, и мы оказались лицом к лицу. «Не такие уж они и высокие, эти длинные», — со злой иронией подумал я, хотя, выражаясь спортивным языком, полголовы я ей проигрывал явно.

— Так кто кого обидел? — Первой спросила она.

— Я, — поспешно ответил я.

— Уважаю мужчин, которые берут на себя вину, — она смотрела без тени улыбки, — но обидела все-таки я.

— Бросьте, ерунда. Я действительно похож на фарцовщика, да еще на бича, и вообще, черт знает на кого, потому что человек, лишенный своего главного занятия, может быть похожим на кого угодно.

Выпалив на одном дыхании эту тираду, я понял, что сказал слишком много, и огорченно умолк.

— Неужели все так серьезно?

Мы стояли у клумбы, и я подсознательно забирался на бордюр.

— Ну, как посмотреть…

— Так чего же вас лишили и за что обрекли на такие муки?

У нее были питерские глаза — синие, с сероватым оттенком. И в них стоял неподдельный интерес. Интерес ко мне.

— Мне стыдно признаться, но я остался без команды… Дело в том, что команда улетела без меня. Игры легкие, но… — И тут меня прорвало, я заговорил искренне, заводясь от слова к слову: — Видно, стал не нужен. Так всегда: пока играешь — ты король, чуть сломался — все забывают…

— Так вы игрок?

— Игрок — слишком высоко. Обыкновенный футболист.

— И за кого же играете?

Я назвал команду.

— Ого, не такой уж и обыкновенный.

— Нет, обыкновенный, самый обыкновенный, — горячась, заспорил я. — Стоит чуть подломаться, и уже без тебя могут лететь хоть на край света, а вместо тебя ставить кого угодно. Эти легкие игры… К черту! Надоело!

Кажется, я выплеснул все, что так долго, все эти дни вынужденного одиночества, копилось во мне.

— О, вы самолюбивы! — Она смотрела удивленно. — Это у вас чисто футбольное?

— Не знаю, — я постепенно приходил в себя, — я не самолюбив.

— Тогда — честолюбивы.

— Когда остаешься не у дела…

— …Тогда начинаешь разглядывать девушек, сидящих напротив, — она улыбнулась. — Так? Она повернулась, стала уходить…

Я смотрел ей вслед и думал о том, что у нее была фигура манекенщицы, но не профессиональной, вылощенной, выхолощенной, выстуженной, выученной ходить, сидеть, — это была порода, которой, наверное, все шло… Я догнал ее, спросил, конечно же, по-идиотски:

— Вы что — манекенщица?

— Нет… Вернее, была когда-то… — она растерялась, но тут же справилась с собой. — А вы, кроме всего прочего, физиономист?

— Извините, но ваша фигура, движения…

— Вы — фигурист? — она уже откровенно издевалась надо мной. — Не провожайте меня. Дальше я пойду одна.

Сказала и пошла, оставив меня в недоумении.

Конечно, я поступил глупо, спросив ее о профессии. У меня было несколько знакомых девушек в Москве, связанных с миром Дома моделей. У меня сложилось впечатление, что это легкие в общении люди, у которых всегда все на поверхности. К нам, «футбольщикам», они относились как к равным, и когда мы частенько встречались в гостинице другого города, где мы играли, а они гастролировали, то по вечерам быстро находили общий язык и тайком от тренеров устраивали тихие ужины с сидением допоздна. И кто и с кем уходил потом, не интересовало никого. Наутро же, когда мы шли командой на зарядку, весь Дом моделей во главе со своими капитанами стоял уже чистый, выглаженный, навьюченный коробками с платьями и шляпами и ждал автобуса в аэропорт.

…Уже давно наступило время наших случайных встреч, а она все не появлялась. И я тщетно вглядывался и вглядывался в толпу, проплывавшую невдалеке по Невскому, думая о своем: «Собственно, что произошло? Улетела команда, без меня. Но ведь есть же оправдание: не тратить на больного деньги, которые, как известно, любят счет. К тому же игры предстоят легкие». Все было разумно, логично. В голову, однако, разрушая логику, лезло, что двух ребят, оказавшихся в таком же положении, взяли, а мне быстренько — «разрешили» остаться…

Я вздрогнул, обернулся. Она стояла позади скамьи.

— Черт, вы меня вывели из панического размышления.

— О чем же? О судьбах мира?

— Как сказать… Сейчас меня интересует мой собственный мир. Или точнее — судьба… Видите ли, у мира нас много, а у меня и мир один, и судьба одна.

— О, вы еще и философ!

Она была раскованна, светилась радостью. Я не сдержался, сказал первое, что пришло в голову:

— Такая женщина, и не моя…

Она рассмеялась:

— Ну, началось. А я-то думала, что обойдется без пошлостей.

— Но это так.

— Вы не находите, что говорить такое мне — пошлость?

Ее глаза, смеясь, смотрели с вызывающей прямотой.

— Простите мне это как футболисту.

— Прощаю как бывшая манекенщица. Вы питерский?

— Отчасти. У меня здесь комната.

— Только не приглашайте меня к себе домой, ладно?

— Хорошо, это я могу обещать.

Меня смутила ее прямота. Я спросил:

— А почему вы ушли из манекенщиц? Поездки по стране, смена впечатлений…

— …И нахальные рожи в зале, и вечно спешащие, требующие одного и того же директора программ. Да и сами девчонки…