Карнавал - Сергей Герасимов

Доктор Д. вспомнил прекрасную лабораторию, организованную людьми с крысиными лицами всего за несколько недель. Потом он вспомнил о тех деньгах, которые были обещаны ему за операцию. Это меняет дело. Деньги меняют не только дело, но и способ мышления. Это ведь не совсем убийство, – стал думать доктор Д., – просто один человек умирает и спасает жизнь другому. Это почти обмен. И никто об этом не узнает. А когда никто не знает, то совесть становится гораздо покладистее.

Он вспомнил о короткой юбке в коридорах клиники, за которой он шел как привязанный пять минут вчера утром. Никакого сравнения с женой. В жизни так много хорошего, что нужно решать «быть». Быть и с большими деньгами начать жизнь заново. С большими деньгами это никогда не поздно.

Женщина на кухне включила радио, как всегда, слишком громко.

«…каракульских маток мы случали с романовскими баранами, а романовских маток мы случали с каракульскими баранами. Романовская кровь… И от этого получилось многоплодие…»

Доктор Д. попробовал представить себе, как выглядит романовская кровь. Наверное, обычная кровь; операция, которую ему предстоит сделать (он так и подумал: «предстоит») будет почти бескровной – просто умрет ребенок. В свое время еретиков сжигали на кострах – чтобы не было крови, так гуманнее. Когда умрет ребенок, он умрет гуманно.

Он перевернул страницу лабораторного журнала. Неизвестный миру гений изобрел пока неизвестную миру операцию, за что и поплатился. Наверное, он не согласился на их условия. Наверное, они его убили. Или еще что-то столь же радикальное.

Но достаточно позвонить и отказаться… И через полчаса они явятся сюда… И еще через пять минут он согласится снова. Ведь он тряпка и ничего больше.

Из лесу выехала машина и остановилась между деревьями. Странно, кто это едет в сторону города из леса? Почему машина остановилась здесь? Впрочем, какая разница, если это не имеет касательства к его собственной судьбе. Но если позвонить и отказаться…

Из машины вышла женщина.

Но если позвонить и отказаться…

Ничего, молода, белокура, с косой. Такую косу носят только скромные – они стесняются даже лежа на операционном столе. Доктор Д. вспомнил историю, рассказанную на прошлой неделе санитаром. Одна скромная девочка умирала от лейкемии. Бесплатное среднее здравоохранение было бессильно. Девочке было всего семнадцать и она тоже имела косу. Вечером девочка позвала санитара и сказала: «Мне осталось жить только месяц или два, а я еще не узнала самого главного в жизни. Вы понимаете?». «Ничего не понимаю», – ответил санитар. «Ну, у меня никогда не было своего мужчины», – сказала девочка, очень смущаясь. Если бы она смущалась меньше, то дело было бы улажено. «Ты мне лучше доллар дай», – ответил санитар. «А за доллар вы согласны?» – спросила девочка. «Хорошо, за пять», – согласился санитар. Когда девочка нашла пять долларов, санитар поднял цену до двадцати. Пока он ждал двадцати, девочка умерла. «Вот стерва, оставила меня ни с чем», – рассказывал санитар. Но ему никто не сочувствовал, потому что он сам был виноват.

Но если позвонить и отказаться… – снова думал доктор Д. Женщина медленно шла от машины. Она шла в сторону дома.

Сейчас она подойдет к дому, поднимется на крыльцо и скажет: «Я всю жизнь искала только тебя». Или скажет: «Как хорошо, что мы, наконец, встретились. До сих пор я приходила к тебе только во сне.» И добавит еще что-нибудь, возвышающее душу.

А жена? Жена может пойти к соседке на весь вечер, у той телевизор лучше работает.

– Жена! – позвал доктор Д.

Жена без подбородка медленно выдвинулась из кухонной двери.

– Жена, – сказал доктор Д., – сегодня я буду работать, не включай телевизор.

Жена без подбородка медленно повернула голову.

– А уже через десять минут, – сказала она.

– Ну пойди к соседям, еще успеешь.

– Если ты так хочешь, ладно, – сказала женщина без подбородка.

Она немного повозилась, накинула на плечи пальто и вышла. Когда дело шло о фильме, она передвигалась быстрее. У крыльца женщина без подбородка встретилась с женщиной из машины, но не обратила на нее внимания.

А она действительно идет сюда, подумал доктор Д. Какое чудо – сейчас она войдет и скажет: «Я заблудилась в лесу и у меня не было спичек, чтобы разжечь костер. Я так замерзла, согрей меня». «Ты не заблудилась, ты пришла куда нужно», – ответит доктор Д. и добавит: «У меня тоже кончились спички, осталась только одна, чтобы зажечь свечу». «Я так люблю вечерние комнаты при свечах. Особенно, когда рядом ты», – скажет она.

Женщина остановилась у самого крыльца.

Но если, – подумал доктор Д., – какая разница…

31 

Большинство людей не выдерживают предельной моральной нагрузки. Это простительно, потому что большинство людей больны: одни моральным сколиозом, другие – моральной недостаточностью.

Одноклеточная вышла из машины и остановилась, чтобы послушать тишину. Тишину и звучание падающих сосновых игл – медленный-медленный дождь – только падая и сталкиваясь на лету с другими, еще живыми иглами, игла звучала – будто прощаясь, на землю иглы падали беззвучно.

У крыльца она встретила уродливую маленькую женщину без подбородка. Сделав незапоминающееся выражение лица, она легко прошла сквозь неплотное облако внимания маленькой женщины.

Она поднялась на крыльцо. Дверь была приоткрыта. Прекрасно, значит ее уже ждут.

Она вошла.

– Вы заблудились? – спросил доктор Д.

– Я заблудилась, да, – сказала Одноклеточная, – у меня кончился бензин, я очень замерзла. Я зашла, чтобы согреться.

– Я могу заварить кофе, – сказал доктор Д.

– Не нужно, достаточно только свечи.

Доктор Д. очень удивился.

– Почему вы сказали о свече?

– Вы верите в Бога?

– Да.

– Бог играет сонату нашей жизни на клавишах случайных совпадений, – ответила Одноклеточная. – Но нужно иметь божественный слух, чтобы за отдельными звуками услышать мелодию. Я заблудилась в лесу и у меня не было спичек, чтобы развести костер. Я так замерзла, согрей меня.

– Ты не заблудилась, ты пришла куда нужно, – ответил доктор Д. и добавил: – У меня тоже кончились спички, но одна осталась, чтобы зажечь свечу.

– Я так люблю вечерние комнаты при свечах, особенно, если рядом ты, – ответила Одноклеточная. – Дай мне твою руку.

Доктор Д. подал руку.

– Теперь я действительно верю в Бога, – сказал он.

– Вот и напрасно, – ответила Одноклеточная.

Она потянула руку на себя, затем резким движением сломала доктору большой палец. Она совершенно не чувствовала жалости.

Доктор Д. закричал и присел на корточки. Одной рукой он ухватился за край стола, но рука соскользнула, и доктор свалился на пол.

– Теперь, – сказала Одноклеточная, – дай мне вторую руку.

– Нет!

– Ладно, я могу и нагнуться, – она нагнулась и сломала доктору палец на левой руке.

Теперь этот человек не сможет оперировать. Теперь у нее в запасе было шесть недель времени.

Доктор лежал на полу и стонал. Пол был из очень старого некрашенного дуба; мягкие комнатные тапочки за десятилетия протерли пол не хуже наждака; когда-то глубоко вбитые гвозди теперь приподнимались над поверхностью наподобие подосиновиков, пробивающихся из-под земли.

– Какой у тебя интересный дом, доктор, – сказала Одноклеточная. – Ему не меньше сотни лет. Дом твой?

– Да.

– Очень интересно. Такой дом простоит еще сто лет, такой дом стоит дорого. Где ты его взял?

– Когда-то это была дача, потом хозяева уехали за границу.

– Понятно, – сказала Одноклеточная, – это ты расскажешь позже, если успеешь. А теперь встань, я не хочу бить лежачего.

Доктор Д. остался лежать.

– Встань, сядь и положи руки на стол, – приказала Одноклеточная. Тон ее голоса не позволял не подчиниться.

– Я ни в чем не виноват, – сказал доктор Д., – вы не туда попали.

– Нет, я люблю вечерние комнаты при свечах. Где у тебя свечи? Ага.

Она зажгла свечу и поставила ее на столик, предварительно покапав воском. Стол тоже был дубовым.

– Теперь, – сказала Одноклеточная, – ты можешь покаяться в своих грехах. Времени у тебя немного. Я сумасшедшая, которая сбежала из психиатрической клиники. Я убила санитара и еще несколько человек. Скоро я убью тебя. Ты знаешь, как называется моя болезнь?

– Нет.

– А доктора Листа знаешь?

Доктор Д. взглянул на лабораторный журнал.

– Да, ты его знаешь, – сказала Одноклеточная, – это его журнал. И он проделал операцию на человеке. Я и есть тот самый человек.

– Тот самый человек?

– Скорее машина для убийства, а не человек. Этого доктор Лист предусмотреть не мог.

– Но я ни в чем не виноват!

– Конечно, не виноват. Но именно поэтому ты и умрешь. Когда умирают виновные, это неинтересно. Говори свои последние слова и радуйся, что умер в такой красивый вечер, при свете свечи.