Другая жизнь - Филип Рот

А теперь следующий пункт. Фактически все, что у нас есть, мы получаем из-за границы. Я говорю об этих вещах потому, что если бы мы не получали товаров из-за границы (сюда я включаю плутоний), арабские страны не стали бы терпеть нас ни минуты. Знаешь, за счет чего мы можем их сдерживать? Только не за счет наших ресурсов — мы получаем денежные средства из чужого кармана, и, как я уже жаловался тебе пару дней назад, большую часть денежных средств нам выделяет Картер, и мы существуем на деньги, что ассигнует нам конгресс. То, что мы имеем, оплачивает из своего кармана один дядечка из Канзаса, часть его налоговых отчислений идет на вооружение евреев. А зачем, спрашивается, ему давать деньги евреям? Противная сторона старается сломить нас, уничтожить на корню эту поддержку, и их аргументы становятся день ото дня все весомее: пусть Бегин поможет им еще немного, проводя свою глупую политику, и тогда они смогут спровоцировать ситуацию, при которой желание евреев прекратить обстрелы и бомбежку не станет настолько сильным, что решительно ни один человек в США не будет чувствовать себя обязанным отстегивать три миллиарда долларов в год, чтобы жиды были при оружии. Для того чтобы непрекращающимся потоком текли долларовые подачки, американцы должны верить, что израильтяне остаются более или менее такими же, как всегда, — приличными людьми, совершающими достойные поступки. Но Липман совсем не таков. И если Липман и его команда — совсем не те евреи, которым они хотят давать деньги, я их не виню. У него, может быть, имеется оригинальная точка зрения, которая увлекает и очаровывает еврейского писателя-сатирика, но на черта это нужно какому-нибудь дяденьке из Канзаса, и зачем он будет тратить свои тяжким трудом заработанные бабки на такую околесицу?

Между прочим, ты пока еще не встречал такого араба — точную копию Липмана, который тоже обрушивал бы на тебя всю дичь своего краснобайства. Я уверен, что в Агоре ты слышал разговоры Липмана про арабов и про то, что евреи должны управлять ими, но если ты не слышал, как арабы говорят о власти, если ты не видел их у власти, то для тебя, как для писателя, превращающего любую ситуацию в гротеск, открывается широкое поле деятельности. Ты уже знаком с еврейскими разглагольствованиями, ты уже слышал всякую чушь, которую они несут, но каким бы занимательным персонажем ни оказался для тебя Липман, арабские разглагольствования и арабская чушь слабо отличаются от его идей, а личности, извергающие эту блевотину, не менее уродливы, чем твой герой. Проведи неделю в Сирии — и ты обеспечен материалом для своих фарсов на всю жизнь. Не попадайся на удочку одиозности твоего Липмана: его близнец-араб так же мерзок, а может, еще хуже, чем он. И еще: пусть тебя не вводит в заблуждение парень из Канзаса. У него более сложная натура, чем ты думаешь.

Надеюсь, в том, что я тебе говорю, ты усматриваешь не только высокую комедию, но видишь и всю серьезность моих мыслей. Комизм очевиден: Шуки, патриот и пиарщик, Шуки, призывающий к солидарности, к ответственности каждого еврея, — это тот самый Шуки, твой развратный гид, некогда водивший тебя на улицу Яркон. Пусть будет так: я смехотворный, крученый-верченый урод, безнадежно запутавшийся в требованиях нынешней сложной ситуации, как и любой другой человек начиная с сотворения мира. Но с другой стороны, у тебя теперь есть еще один персонаж, созвучный твоему творчеству. Напиши об израильском оппозиционере вроде меня, импотенте в политическом смысле, человеке, у которого душа разрывается на части и который до смерти устал быть недовольным всем и вся. Но будь осторожен, изображая Липмана.

P. S. Я почти не сомневаюсь, что тебе и раньше доводилось слышать такие аргументы от евреев в Америке. Сам я всегда думал, что ты не можешь творить, пока не узнаешь мир, который описываешь, лучше, чем людей, нападающих на тебя. Американские евреи всегда занимают сильную оборонительную позицию, и в каком-то смысле эта оборонительная позиция и есть американский иудаизм. Поскольку из Израиля открывается широкая перспектива, мне всегда казалось, что в Америке оборонительная позиция евреев превращается в гражданскую религию. В этом пункте я иду даже дальше, чем ты со своей придирчивой критикой. «Как ты можешь нас предавать?» И вот опять мы возвращаемся на круги своя. С одной стороны, есть евреи, в которых глубоко укоренилось чувство опасности, уязвимые евреи, попадавшие в ситуации с самым зловещим исходом; и, с другой стороны, есть очень опасный еврейский писатель, потенциальный разрушитель, все творчество которого направлено на ложное истолкование и ниспровержение всего на свете; и этот еврейский писатель — не только старый еврей, пишущий книги; но поскольку ты хочешь быть веселым и ироничным, описывая явления, которые предполагают отношения «за» и «против», поскольку, как это ни парадоксально, ты обладаешь истинно еврейским талантом показывать вещи в нелепом, смешном или абсурдном свете, включая — увы! — и еврейскую уязвимость, он часто становится тобой. На симпозиуме, что проходил здесь, в Израиле, в 1960 году, тебя громогласно и прилюдно осудил один израильтянин американского происхождения за то, что в своем творчестве ты непростительно слеп к ужасам войны и к истреблению евреев Гитлером; теперь, двадцать лет спустя, ты наконец возвращаешься сюда только для того, чтобы я рассказал тебе о трех миллиардах американских долларов, без которых мы могли бы попасть в весьма затруднительное положение. Сначала — шесть миллионов, потом — три миллиарда долларов; нет, это еще не конец. Увещевания и предостережения, политические расчеты, подспудный страх катастрофического исхода — все это еврейское беспокойство (если я правильно выражаюсь по-английски) есть нечто, о чем никогда не приходилось думать твоим современникам — американцам нееврейского происхождения. Что ж, это их беда. Обществу, в котором ты живешь, где знаменитые писатели не зависят от давления общественности, какую бы славу они ни стяжали и как бы ни швырялись деньгами, будет даже забавно узнать, что все обстоятельства, описанные тобой, вполне реальны, вне зависимости от того, нравится тебе это или нет.

На борту самолета «Эль-Аль» 11 дек. 1978

Дорогой Шуки!

Хватит называть меня нормальным евреем. Нет такого животного, да и откуда бы ему взяться? Как могут быть нормальными все пертурбации истории? Я так же анормален, как и ты. Сейчас я достиг уже зрелого возраста и в силу данных обстоятельств превратился в самую мягкую разновидность ненормальности. И это дает мне право прийти к следующему заключению: весьма спорно, что именно из-за Липмана весь зал конгресса будет чесать себе затылки по поводу выделения трех миллионов долларов, а не из-за тебя. Ведь Липман, как ни посмотри, — бескомпромиссный патриот и истинный верующий, чьи моральные принципы ясны и прямолинейны, чьи риторические пассажи справедливы и легко доступны всем и для кого идейная программа нации вряд ли может быть предметом сарказма. Товарищи вроде Липмана всегда пользуются огромным успехом в Америке; они, честно говорю тебе, считаются вполне нормальными, и таких личностей даже иногда избирают в президенты, тогда как парни вроде тебя едва удостаиваются чести быть упомянутыми в конгрессе. Что касается рядового налогоплательщика, то он вряд ли будет считать, что сверхкритически настроенный вольнодумец-журналист идет в ногу со временем, чутко настраивая свое перо в лад с историческим парадоксом, поскольку в своих суждениях он обрушивает гром и молнии на ту самую страну, к которой глубоко привязан и симпатизирует ей так же, как я; точно так же этот самый налогоплательщик вряд ли отдаст предпочтение писателю, если сравнивать его с генералом Паттоном[95], чья маниакальная преданность национальной идее может быть не чужда жителям Канзаса, как считаешь ты. Если я буду писать про Шуки Эльчанана вместо Мордехая Липмана, это не принесет никакой пользы Израилю в конгрессе и не добавит популярности среди избирателей, как ты совершенно нереалистически представляешь себе. Ты также отрываешься от реальности, считая, что мой гипотетический роман, в котором я описал бы Агор и его обитателей, изменит историю евреев, если его прочтет мой конгрессмен. К счастью (или к несчастью) для истории евреев, конгресс не зависит от писательских сочинений, когда измышляет свои способы дележки наживы; представление о мире, которое разделяют 99 % населения земного шара, как в конгрессе, так и за его пределами, во многом основывается на…

Тут я заметил, что молодой человек, занимавший соседнее кресло, положил молитвенник на колени; он сидел, сложившись пополам. И ему, как мне показалось, явно не хватало воздуха. Теперь от него разило еще сильнее, чем прежде. У меня даже мелькнула мысль, что он эпилептик, которого может в любой момент схватить падучая, или же сердечник на грани приступа, поэтому я отложил в сторону незаконченное письмо для Шуки — мое чистосердечное раскаяние в преступлениях, которых я не совершал, — и, наклонившись к своему соседу, спросил: