Катунь Коварная - Олег Ершов

– Ступай!

Анатолий, поцеловал ее в лоб и в губы, развернулся и молча, вышел из дома. Он ни чего не понимал. И за долгие годы совместной жизни он ее видел такую впервые. Нет, не то, чтобы они ни когда не ругались, а вообще вот именно, такую, как сейчас. С пустыми глазами и вздохом беспомощного человека. Как будто бы у нее отняли душу, а тело мечется в ее поисках. Раньше, когда были какие-то семейные неурядицы и скандалы, так там же все было понятно. Стоило только один раз взглянуть в ее глаза, и сразу было ясно. Она прожигала ими насквозь, вбивая свою правду, в самое сердце и всегда оказывалась права. А уж если она бывала не права, правда это бывало очень редко, он даже сразу и не вспомнил, тогда она все равно раскладывала все действия по полочкам, как говорится по всем позициям и находила то место, где она была не права. Вся душа ее была, как чистая слеза и он это очень хорошо знал.

Всю дорогу до самого военкомата и потом до полигона, он не находил себе места. Ему хотелось вернуться и успокоить ее. Спросить в чем причина и помочь, подставить свое мужское плечо под ее слезы и конечно же, подать себя, как опору надежности. Хоть он и понимал, что вся самая большая опора в его жизни, была, конечно же, она, это Настя.

Он думал о том, что судьба не справедливо разделила их в тот момент, когда, что-то произошло и буквально не хватило времени, чтобы все поставить на свои места. Он думал о себе и о своей Насте, как в настоящий момент думали точно так же, тысячи и тысячи других таких же мобилизованных граждан Советского Союза, срочно призванных на сборы, так называемой переподготовки воинской службы. Они думали почти тоже самое, только о своих родных и близких, о самых любимых им людях, от которых их оторвали в одночасье, никак не посоветовавшись с ними и даже не предупредив ни о чем. А самое главное, ни кто из них не знал, что ждет их впереди и когда это все закончится. А сейчас пока они прибывали и прибывали в развернутый палаточный лагерь новой дивизии на танковый полигон, где их сразу же переодевали в полевую форму и выдавали оружие согласно штатному расписанию. Вновь прибывшие удивлялись увиденному, как быстро формируется боевая часть, и какое количество военной техники прибывает с каждой минутой в заданный район. Не так часто, но все же до этого момента в Советской Армии проводилась переподготовка и сборы демобилизованных, но состоящих на воинском учете, годных к строевой службе.

Но по сравнению с этими сборами, это бывало, как капля в море. Поэтому слухи, среди призванных, которые уже бывали на сборах, поползли, довольно не приятные, а скорее даже очень страшные. На полигоне, все начали поговаривать о предстоящих военных действиях и главном ударе наших частей по китайскому противнику в районе пустыни Гоби и Хинган в Монголии. Кто-то этому верил, а кто-то и верить не хотел. Русская душа у солдата, как в последний раз хотела праздника и песен. Что еще остается человеку, когда его принудительно лишают того, что ему дорого и свободно. Да, именно успокоить душу в празднике, зная, что ты уже ни чего не можешь исправить в решении партии и государства, пусть даже это решение может быть не совсем правильным или даже совсем не правильным. Но если оно принято на самом верхнем уровне, значит всегда страдает простой человек, отнимая от своих свобод и жизни некоторое время, а то и вообще отдавая всю свою жизнь, для выполнения поставленной задачи. А что может быть дороже человеческой жизни, если не сама жизнь? Что может благоприятно заменить ему эту жизнь, знают не многие, но некоторые все же знают. Некоторые все же знают, что человек беспрекословно и почти беспрепятственно может отдать свою жизнь и здоровье, ради чего то. А это, что то, есть огромная идеология о райском будущем, пусть даже не его, а его поколений. Испокон веков люди шли на битву за Родную землю, за матерей и сестер, за мир на их земле, за светлой будущее не жалея ради этого и своей жизни. Значит человек своим подсознанием понимает, что когда он отдает свою жизнь за добро, он продолжает жить в памяти своих близких и тех, за кого он отдал свою жизнь. И наверное это, как то успокаивало человека и он как в последний раз перед боем, всегда хотел настоящего праздника, чтобы его запомнили веселым и без страха.

Петриков, уже несколько дней находился в палаточном лагере, расположенном на танковом полигоне недалеко от Чуйского тракта, под городом Бийском. Это было совсем не далеко от его животноводческого комплекса. Границы полигона проходили ровно по выпасам, где летом паслись и нагуливали молоко его буренки. Правда, когда проходили стрельбы, то была с военными договоренность, что скотину будут выгонять на другие угодья. Как на грех на этом полигоне было удивительное разнотравье и буренки рвались туда, как ребятишки на каникулы, в последний день учебы. Местные жители в ягодный период, толпами ходили туда за клубникой, она там почему-то вызревала крупной и пахучей. Бывало, зайдешь в знойный день на поле, а там стоит такой запах клубники, что слюна сама тебя тянет нагибаться и откушать это райское чудо. А уж если ты встал на колени, то пока, пузо не лопнет, будешь ползать и есть ее. А она сладкая, крупная и сочная, свисает своими гроздьями под тяжестью зрелых ягод в траву к самой земле матушке и просит, чтобы ты сорвал ее и освободил тонкие стебельки от тяжести. Все поле, как ковровая поляна, сплошь усыпана тысячами разных цветов. Только пчелы, как работяги, своими невидимыми ведрами, не устают перетаскивать пыльцу к себе в дома, на лету перерабатывая ее в сладкий и душистый мед. А какой клевер, каждый год разрастался по этим бескрайним полям, знают только избранные пастухи. Они знают, что в любой момент, когда нужно прибавить надой, нужно выгонять скот на эти сочные поля и буренки с великим удовольствием к вечеру отвесят тебе по два ведра свежего парного молока.

Конечно же, Петриков не мог знать всего этого, всего этого райского наслаждения, потому, что он прибыл сюда, когда еще эта вся красота была под снегом и на вид, была обыкновенным полем, с пожелтевшей травой и голыми кустарниками. Успев принять все вверенное ему хозяйство животноводческого комплекса и немного даже поработать в качестве управляющего этим хозяйством, Петриков, за короткое время сумел найти общий язык с рабочими и доярками фермы. Он с утра и до позднего вечера пропадал на работе и по крупицам создавал порядок и взаимопонимание среди работников. Показатели надоев резко пошли в гору. И, казалось бы, что вот только и осталось, закрепить свои начинания, как эта дурацкая мобилизация и он поехал на сборы. Успев перевезти свою семью из Новосибирска в село, Петриков понимал, что Марине с двумя детьми будет очень не легко в сложившийся ситуации. Но они договорились с ним, что будут терпеть и ждать, когда все это закончится. Виктор, перед отъездом, всю ночь разговаривал с женой, о том, что здесь у него есть перспектива развития. И местные люди полюбили его и ему это нравится. Что он начинает жизнь с чистого листа, и она должна ему в этом помочь вместе с детьми. Марина, конечно же, не раздумывая, согласилась с его решением и смело осталась выполнять его наказы и начинания новой жизни, по всей форме, отправив его на сборы.

Он приехал, как многие в военкомат и сразу же на полигон. Там их переодели в полевую форму и вот он уже несколько дней, как ходит в строю и мыкается по армейским палаткам. Даже пока проходило формирование Дивизии, ни кого, ни в коем случае в увольнение не отпускали, при том, что твоя деревня находилась совсем рядом.

К вечеру Автобат закончил перевозку и формирование новой техники танкового полка. Бронемашины выстроили несколькими линиями на зеленеющем поле, находящемся не далеко от села Верх – Катунского и поблескивали свежей защитной краской в лучах уходящего вечернего солнца. Кадровые офицеры, закончив опись техники, удалились по своим расположениям, оставив все под охраной караула. Плотно поужинав, после солдатской полевой кухни, Петриков вместе со своими новобранцами отдыхали в своей палатке, рассказывая смешные истории и анекдоты про жизнь. После долгих переживаний и непонятностей, народ начинал себя веселить как мог. Вдруг, откуда то нашлась и заиграла гитара, наполнив грустью собравшихся вокруг. Ее под громкие хлопки в ладоши, вдруг сменила веселая гармонь, перебором тональностей и знакомыми мелодиями приковывая внимание к своим первоклассным звукам. Настроение потихоньку поднималось и даже усиливалось в желании чего-то горячительного. А горячительное находилось здесь, неподалеку в деревне. Нужно было только отправить гонца и делов-то.

В палатке по призыву, были почти все местные. Так было удобнее держаться для подъема силы духа и формирующие ротные офицеры, которые так же находились здесь из числа вновь призванных, этому ни чуть не противились. Под звонкие выкрутасы гармошки двухрядки, поднималось веселое настроение. Не закончив веселую кадриль, гармонист Тимофееч, оборвал мелодию и со вздохом произнес: