Гвен Винн - Майн Рид

двумя зубцами. Помимо этого, кувшин с водой, бутылка с бренди и стакан.

Подтащив стул к столу, Коракл принимается есть. Заяц молодой, зайчонок, которого он поймал в стерне, нежный и сочный, вкусный даже без соуса из красной смородины, которого у Коракла нет и о котором он не скучает. Тем не менее еда словно не доставляет ему удовольствия, и он ест, как человек, которому только необходимо утолить голод. Время от времени, поднеся вилку ко рту, он застывает с куском мяса на ее зубцах и прислушивается к звукам снаружи.

В это время у него напряженное и внимательное лицо; когда необычно сильный порыв ветра ударяет веткой о дверь, Коракл вздрагивает: ему кажется, что это стучит своей дубинкой полицейский.

Браконьер боится не того, что его привлекут к ответственности за ночные похождения. Если бы только это, он ел бы зайчонка так спокойно, словно заплатил за него. Но в мыслях у него другое: он боится увидеть предписание судьи и наручники у себя на руках, боится, что его отведут в тюрьму графства, там он предстанет перед судом и будет повешен!

У него есть причины опасаться этого. Несмотря на всю его хитрость, несмотря на то, что он все проделал очень быстро, могли быть свидетели его преступления. Ему показалось, что, помимо шума потока и криков тонущей девушки, были и другие крики – мужские. Голос показался ему знакомым. Это голос отца Роже. Судя по тому, что он узнал с тех пор, он в этом уверен. Не оставило сомнений расследование коронера, на котором он сам не присутствовал, но слышал рассказы о нем. Он не уверен только, видел ли его отец Роже у моста, а если видел, то узнал ли. Правда, священник на следствии ничего о нем не сказал; тем не менее у Коракла сохраняются подозрения, и теперь они мучают его так, словно доказано его вмешательство в состояние моста. Неудивительно, что он ужинает без удовольствия и после каждого куска глотает бренди, чтобы поддержать свой дух.

Тем не менее он не раскаивается. Когда он вспоминает короткий подслушанный на празднике урожая диалог, а потом более продолжительный, под старым вязом, на лице его не раскаяние, а дьявольское удовлетворение сделанным. Но его мщение еще не закончено. И не будет закончено, пока он не отнимет еще одну жизнь – жизнь Джека Уингейта. Он нанес молодому лодочнику удар, который поразил и его самого; только нанеся еще один удар, смертельный, он облегчит свои страдания. Он давно уже планирует убийство своего соперника, но пока не нашел безопасного способа его совершить. И теперь цель кажется не ближе – а сегодня вечером еще дальше, чем обычно. В таком состоянии, страшась виселицы, он рад был бы отступиться и позволить Уингейту жить!

Вздрагивая при каждом порыве ветра, он продолжает есть, торопливо, как зверь, поглощая мясо; покончив с едой, ставит тарелку на пол для собаки. Потом зажигает трубку, придвигает бутылку и сидит некоторое время курит.

Но вскоре он слышит шум у двери – на этот раз не удары ветки от ветра, а стук костяшками пальцев. Хотя звук осторожный и еле слышный, собака знает, что это стук, что видно по ее поведению. Оставив полуобглоданную кость и вскочив на ноги, она начинает сердито рычать.

Хозяин собаки вскочил и теперь стоит дрожа. В доме есть запасной задний выход, через который можно ускользнуть. Он смотрит в ту сторону, как будто собирается воспользоваться выходом. Свечу он может погасить, но с огнем в камине этого не сделать, поленья в нем еще ярко горят.

Испытывая нерешительность, он слышит повторный стук, на этот раз громче, и сопровождающий его голос:

– Откройте дверь, мсье Дик.

Значит не полицейский – всего лишь священник!

Глава двадцать седьмая

Загадочный договор

– Всего лишь священник! – говорит себе Коракл, но не испытывает особого облегчения по сравнению с появлением полисмена.

Ногой откинув собаку, он открывает дверь, спрашивая при этом:

– Это вы, отец Роже?

– C’est moi[97]! – отвечает священник, заходя без приглашения. – А, mon bracconier[98]! У вас что-то вкусное на ужин. Судя по запаху, рагу из зайца. Надеюсь, я вас не потревожил. Это заяц?

– Был, ваше преподобие. Небольшой зайчонок.

–Был! Значит, вы его прикончили. Все съели?

– Да. Остатки у собаки, как видите.

Коракл показывает на тарелку на полу.

– Жаль. Мне нравится зайчатина. Однако ничего не попишешь.

– Если бы я знал, что вы придете. Проклятый пес!

– Нет, нет! Не вините беднягу. Несомненно, ему тоже нравится зайчатина. Наверно, сейчас много зайчат и ловить их стало легче. Ведь они не могут прятаться в зерне.

– Да, ваше преподобие. Их сейчас много.

– В таком случае если вам попадется еще один зайчонок и вы принесете его мне, я сам смогу судить. Кстати, что у вас в бутылке?

– Бренди.

– Что ж, мсье Дик, был бы благодарен вам за глоток.

– Будете пить неразведенный или с водой,

– Неразведенный. Ночь холодная, и коньяк ее нейтрализует. Я промерз до костей и немного устал, борясь с бурей.

– Ужасная ночь. Я удивляюсь, как это ваше преподобие вышли… в такую погоду!

– Для меня любая погода одинакова – когда призывает долг. Сейчас у меня небольшое дело, не выносящее отлагательства.

– Дело – ко мне?

– К вам, mon bracconier!

– Какое же дело, ваше преподобие?

– Садитесь, и я вам расскажу. Дело слишком важное, чтобы обсуждать его стоя.

Вступительный разговор не успокоил браконьера; напротив, лишь усилил его страх. Однако он послушно садится за стол, священник усаживается напротив, держа в руке стакан с бренди.

Отхлебнув, он продолжает следующим замечанием:

– Если не ошибаюсь, вы бедный человек, мсье Демпси?

– Не ошибаетесь, отец Роже.

– А вы хотели бы разбогатеть?

Лицо браконьера слегка освещается, он приободрился. Улыбаясь, отвечает:

– Я бы не возражал. Наоборот, мне бы этого очень хотелось.

– Можете разбогатеть, если захотите.

– Хочу,