Зуб дракона - Алексей Кленов

— Пропустите меня! Вы не имеете права меня задерживать! Я же вижу его, вот он стоит. Я знаю, что ему нужна моя помощь! Немедленно пропустите меня, слышите?! Сейчас же!..

Опустив голову, я посмотрел в ту сторону, откуда доносились крики, и, приглядевшись, узнал Машу Сокову, безуспешно пытавшуюся прорваться через оцепление. Какой-то верзила в форме облапил Машу обеими руками, стараясь не слишком сильно помять ее при этом и уговаривая не нарушать порядка. Видимо, отчаявшись уговорить этого мастодонта, Маша поступила так, как поступают все женщины в подобных ситуациях. Пронзительно взвизгнув, она стремительно укусила верзилу за руку и, вырвавшись из его объятий, побежала ко мне. Верзила посмотрел ей вслед и только безнадежно махнул рукой.

Я со слабой улыбкой смотрел на Машино приближение и вдруг совершенно отчетливо понял, чего я хочу и, самое главное, могу сделать. Это было очень немного из того, что можно было сделать вообще в этом гнусном и лишенном милосердия мире, но, пожалуй, это было единственно доступное мне, и, во всяком случае, уж это-то было в моей власти.

Маша с налету бросилась мне на грудь и сбивчиво залепетала, то и дело всхлипывая и шмыгая носом:

— Игореша, миленький, живой… Господи, живой… Я вся извелась, все слезы уже выплакала… Как только узнала, что здесь творится, сразу же сюда прилетела. Сердцем почувствовала, что ты здесь. Маме твоей звонила, спрашивала, а она сказала, что ты у друга ночуешь. А я думаю: ну как же у друга, если он тоже здесь?..

Легонько отстранив Машу в сторону, я с удивлением посмотрел на ее зареванную мордашку:

— А ты его откуда знаешь?

— А я вас видела вместе, когда он тебя на работу подвозил, помнишь?.. А тут смотрю, он здесь. Ну, думаю, не обмануло меня сердце, значит, и ты тоже здесь. И еще вспомнила, что произошло здесь два дня назад, и совсем сердце изнылось. Ну, как специально тебе…

От ее трескотни у меня закружилась голова, и, бесцеремонно прервав Машу, я задал ей вопрос, который хотел задать, как только она подбежала ко мне:

— Манюня, пойдешь за меня?

Маша ошарашенно замолчала и после длительной паузы, в течение которой я смог вволю налюбоваться ее растерянностью, справившись наконец с собой, непонимающе пробормотала:

— Это как же?.. Зачем?.. Это… Это что же, ты мне… предложение делаешь?

Мне от ее изумленной мордашки вдруг стало весело и даже как-то спокойнее на душе, и я бесшабашно ответил с самым невинным видом:

— Ага, предложение.

Манюня несколько секунд поморгала глазенками и вдруг, уткнувшись лицом мне в грудь, снова заревела. Осторожно обняв ее, я недоуменно пожал плечами и на всякий случай уточнил:

- іУ-у-у-у-уі — ідаі или інет?

Сквозь рев я с трудом разобрал:

— Дурак ты, Степанов.

Ну что же, хоть какая-то конкретика. Грустно улыбнувшись, я погладил Машу по пушистой голове и с горечью сказал:

— Это я уже слышал сегодня, солнышко.

Подняв голову, Маша спросила сквозь слезы:

— От кого?

Осторожно вытирая пальцем слезинки на ее припухших щеках, я ответил:

— Ну, во-первых, от тебя, днем. Ты уже забыла?.. Во-вторых… Во-вторых, от врага, который стал моим другом, и в-третьих, от друга, который стал…

Подумав о Вальке, много раз рисковавшем сегодня жизнью ради меня (все же и ради меня тоже!), я почувствовал невольный стыд и поправился:

— Который, наверное, стал моим… врагом… Теперь мне осталось только самому себе сказать: іДурак ты, Степанові, - и этот сумасшедший день наконец закончится.

Выслушав мою тираду, Маша покачала своей пушистой головой, словно сомневаясь, все ли в порядке с моей, и жалобно сказала:

— Я ничего не поняла, Игореша. Ты говоришь какими-то загадками.

Я еще раз погладил ее по голове и успокоил:

— Тебе и не надо ничего понимать, золотце. Да, признаться, я и сам еще не все понимаю… Так ты мне не ответила: да или нет?

Маша снова спряталась у меня на груди и прошептала едва слышно:

— Да.

Ну, что же, по крайней мере, хоть с этим полная ясность. И если я еще был в состоянии это понять, то считать себя конченым идиотом у меня не было достаточных оснований.

Подведя таким образом итог, я решил, что это достойное завершение сумасшедшего дня и мне остается только радоваться тому, что я еще кому-то нужен в этом похабном мире и кого-то могу сделать счастливым. Впрочем, я совсем забыл о маме. Пожалуй, она все же права, я действительно плохой сын. Интересно, позвонил ли ей Валька?

Легонько встряхнув Машу за плечи, я спросил:

— Пойдешь сейчас со мной? Ко мне? Я тебя с мамой познакомлю. Мама у меня замечательная.

Сделав невинные глазки, Маша ошарашила меня, видимо, решив взять реванш за свою недавнюю растерянность:

— А мы уже знакомы…

Заметив, что у меня от изумления глаза полезли на лоб, Маша пощадила меня и немного успокоила:

— По телефону…

Мне ничего не оставалось сказать, кроме одного:

— Однако… Ну, так идем?

Маша с комичным ужасом закрыла щеки руками и испуганно спросила:

— Что, прямо вот так? Посмотри, на кого ты похож.

Оглядев себя, я пришел к выводу, что вид у меня действительно непрезентабельный. Плащ был забрызган кровью и распорот на плече, вместе с пиджаком и рубашкой, из-под которых проступали неумело наложенные еще Вовчиком бинты с проступающими пятнами крови. К тому же я еще не видел своей физиономии, но уверен, что и она выглядела далеко не самым лучшим образом.

Озадаченно повторив: іОднако…і — я покачал головой и засомневался, что понравлюсь маме в таком виде. Взяв Машу за плечи, я развернул ее и легонько подтолкнул в спину.

— Пойдем к іскоройі, пусть мне хотя бы перевязку толковую сделают. А плащ можно будет снять, не очень-то и холодно. Во всяком случае, воздушные ванны мне не повредят после долгого сидения взаперти…

В машине меня раздели до пояса и, предупредив, что будет больно, стали сдирать с плеча присохшую повязку. Я сказал, что героически это выдержу, если только удалят Машу, упрямо не желающую меня покидать, что моментально и было выполнено дюжим санитаром, кусать которого Маша не решилась, видимо, понимая, что ее поведение может отразится на мне, поскольку я оставался в машине в качестве заложника.

Покинув машину с туго наложенной повязкой и наказом регулярно ходить на перевязки в ближайшую поликлинику, я обнаружил Машу, ожидавшую меня с терпением, достойным всяческих похвал. Кроме того, уж не знаю, как ей это удалось, поскольку на почтамт пока никого не пускали не считая пронырливых журналистов, она все же побывала там и стояла теперь с выражением бесконечной преданности на лице и моим портфелем и бумажником, прижатыми к груди.

Оценив ее расторопность, я не удержался от похвалы:

— Молодец, Манюня. Как ты ухитрилась туда прорваться?

Маша расцвела от удовольствия и похвасталась:

— А мне товарищ твой помог. Мы с ним уже и познакомились…

Только теперь я заметил Вальку, стоящего чуть поодаль, уже переодетого в свою одежду. Я нахмурился, чувствуя, как во мне снова начинает закипать злость. С кем, с кем, а с Валькой мне сейчас хотелось общаться менее всего. Первый порыв ярости у меня уже прошел, но умирающего возле моих ног Вовчика я еще не скоро смогу забыть.

Отбросив в сторону докуренную сигарету, Валька сделал шаг в мою сторону и негромко окликнул меня:

— Игорь…

Я холодно спросил:

— Что тебе?

Обескураженный моим тоном, Валька сказал явно не то, что хотел сказать, окликая меня:

— Мне Маша сказала, что вы сейчас к тебе домой пойдете. Я мог бы вас подвезти…

Не скрою, мне было больно смотреть на его униженный вид и слышать умоляющие нотки в его голосе. Но пересилить себя сейчас я не мог. И не мог пощадить его, так же, как он не пощадил беднягу Вовчика. Но и добивать Вальку мне тоже не хотелось, и потому я тоже не сказал того, что мне хотелось сказать сейчас.

— Дай, пожалуйста, сигарету.

Валька с готовностью, поспешно и немного суетливо, протянул мне сигарету и поднес горящую зажигалку. Я снова почувствовал неловкость от его стремления услужить мне и поспешно отвернулся, чтобы не видеть его затравленных глаз. Думаю, нам обоим было сейчас тяжело, только каждому по-своему.

Валька несмело повторил свое предложение:

— Ну, так как, Игорек? вас подвезти?

Маша обрадовано прощебетала:

— Конечно, Валентин, если это Вас…

Под моим тяжелым взглядом она осеклась и закончила безо всякого энтузиазма, почти шепотом:

— … не затруднит…

Обернувшись к Вальке, я ответил, вложив в свои слова двойной смысл, чтобы не говорить откровенно в Машином присутствии:

— Нет, Валька, спасибо. Ты слишком стремительно ездишь и срезаешь углы для простоты движения. И боюсь, что нам с тобой не по пути…

Не знаю: понял ли он меня? Скорее всего, понял, потому что дернулся от моих слов, как от пощечины, и еще больше помрачнел. Маша недоуменно посмотрела на нас обоих, явно не соображая, что между нами происходит.