Слишком смышленый дурачок - Григорий Константинович Шаргородский

— Хорошо, — кивнул я, буквально всем своим естеством почувствовав, что именно нужно сделать.

В банке мне выдали чековую книжку с лимитом в треть находящейся на счету суммы. Написав на листке цифру, я расписался, оторвал чек и передал его девушке. А затем с наслаждением смотрел на её округлившиеся от удивления глаза. Настя быстро справилась с собой и, нахмурившись, сказала:

— Ты ошибся. Придётся переписывать. Даже если строго следовать договору, мне полагается сто шестьдесят семь рублей, а никак не четыреста тридцать один. Откуда вообще такая цифра? Переписывай.

— Нет, — с улыбкой ответил я, спрятав чековую книжку в карман. — Тридцать золотых, которые ты вытрясла из этого хитрована, к наследству моего отца не имеют никакого отношения. Это наша общая добыча, а у ушкуйников её принято делить поровну. Что с бою взято, то свято.

Настя ещё с секунду сомневалась, но затем на её лице отразилось такое запредельное счастье и предвкушение ещё большего удовольствия в скором будущем, что не жалко никаких денег. Не думаю, что для неё это запредельная цифра, всё же отец девушки наверняка богат, но важен сам факт заработка.

Деловая натура не позволила Насте долго наслаждаться успехом:

— Давай заверим чек банке, чтобы отец не придрался.

— Конечно, без проблем.

И проблемой это действительно не стало. Мы, толком не доев мороженое, вернулись в банк, где служащий быстро поставил штемпель на чеке. Я не удержался и дополнительно попросил выдать мне пять золотых и сотню рублей ассигнациями.

После этого девушка, суетно попрощавшись, умчалась тыкать в отца чеком, а я посмотрел ей вслед с мимолётной печалью. Она даже не поздравила меня с именинами. Впрочем, я прожил семнадцать лет без такой радости, так что не очень-то и обидно. Домой вернулся с лёгкой надеждой на то, что уж Дима-то порадует меня поздравлением. Когда вошёл в библиотечный зал и увидел отца Никодима, сначала обрадовался, что батюшка не забыл о важной для меня дате, но тревожное выражение на лице священника быстро заморозило всю радость.

— Что случилось? — спросил я, замирая в предчувствии беды.

Отец Никодим удручённо качнул головой и печально сказал:

— Мне жаль, Степан, но тётушка всё же сумела подгадить. Тебя ищут скорбные братья.

Я весь внутренне сжался и ощутил дикое желание сорваться и бежать куда глаза глядят.

Странно, что, когда попёрли биндюжники, страх придавил все мысли, вгоняя тело в ступор, а сейчас ужас разогнал их до безумного мельтешения, делая совершенно бесполезными. Оказывается, слишком быстро думать тоже не очень хорошо.

Похоже, отец Никодим понял по моим совершенно безумным глазам, что я сейчас сделаю какую-то глупость, и тут же поспешил успокоить:

— Не переживай, Стёпа, всё не так плохо, как кажется. Они пришли ко мне и потребовали выдать тебя, а я выдвинул своё условие. Пускай сначала тебя посмотрит благочинный.

Слова священника если и успокоили меня, то ненамного, но, по крайней мере, вернулась возможность хоть и заполошного, но всё же относительно здравого мышления.

— И как он сможет защитить меня? Сами же говорили, что у бесогонов слишком много власти.

— Говорил, — не стал отрицать батюшка, — но не наперекор благочинному. Иногда ему приходится закрывать глаза на перегибы скорбников, но нарушить прямую волю его высокопреподобия они не решатся. Ежели благочинный скажет, что ты не бесноватый, то скорбные братья не посмеют тебя преследовать.

— А он скажет? — Слишком суетные мысли раздули во мне сомнения.

— Не смей сомневаться в этом святом человеке! — словно прочитав мои мысли, вспылил священник. — Ежели он учует тьму в твоей душе, то я просто признаю свою ошибку и сам отдам тебя братьям скорби, но то будет лишь для твоего блага.

От внезапно разгоревшегося фанатичного огня в глазах отца Никодима мне стало ещё страшнее. Внезапно священник зажмурился и несколько раз глубоко вздохнул. Я же, почуяв взгляд со стороны, посмотрел на лестницу и увидел там напряжённо замерших Спаносов. Дима явно порывался спуститься вниз, но тётя Агнес удерживала его. И оба очень тревожно смотрели на меня, но ни страха, ни омерзения в их взглядах я не заметил, только сопереживание. А может, мне просто хочется в это верить?

Внезапно лёгшая на моё плечо ладонь отца Никодима заставила вздрогнуть, но мягкие слова батюшки тут же успокоили:

— Не сомневайся, Стёпа, он примет верное решение и подтвердит мои слова. Нам пора.

Как бы мне ни хотелось избежать очередной проверки, но священник был прав. Заручиться поддержкой главы духовной власти в Пинске точно не помешает. Ну а если и батюшка, и ведунья ошиблись, пропустив червоточину мрака в моей душе, то, может, оно и к лучшему будет предать себя в руки братьев скорби, чтобы спасти бессмертную душу.

С этими мыслями я шагал рядом с отцом Никодимом по ведущей к храму и княжьему замку улице. Душу всё ещё терзали сомнения, но они постепенно уходили, потому что вера в праведность отца Никодима, подтверждённую годами безупречного служения, стала для меня якорем.

Когда уже подходили к главному храму города, я даже не заметил, а скорее ощутил не то чтобы злое, но какое-то угрюмо-решительное внимание к своей персоне. Невольно задёргался, оглядываясь, и таки заметил, как от обрамляющих практически пустую сейчас церковную площадь зданий к нам двигаются четверо людей в чёрных подрясниках, но при этом с непокрытыми скуфьями головами. Каждый из них опирался на посох с крестом в навершии. И об остроте граней покрытых серебром стальных крестов ходили жуткие байки, которых я наслушался ещё в детстве. Постепенно монахи брали нас в окружение, да так плотно, что казалось, будто сейчас нападут. Веяло от них яростью, а отнюдь не скорбью. Сразу стало интересно, почему этих агрессивных ребят так называют.

Отцу Никодиму такая плотная опека тоже не понравилась. Он остановился и посмотрел на самого молодого из монахов.

— Почто препятствуешь мне, брат Аркадий?

Статный блондин, немногим старше меня по возрасту, посмотрел на священника долгим и колючим взглядом. Почему-то в моей голове мелькнула мысль, что ему с такой внешностью не подрясник носить, а в модном костюме барышень смущать. От этой крамольной мысли стало совсем не по себе, и я даже втянул голову в плечи.

— Я не препятствую, — ответил молодой монах и перевёл взгляд на меня. — Всего лишь хочу убедиться, что он не сбежит до встречи с его высокопреподобием. Вон как его бесы корёжат.

— О чём ты говоришь? — возмутился отец Никодим. — Чист он от бесовского наваждения.

— А я чую совсем другое, — не унимался блондин.

— Чуешь? — начал злиться мой защитник. — Без обряда и молитвы? Ты