Огненная купель Шантунга - Александр Борисович Чернов

на два других крейсера. Но они, конечно, сперва выполнят ту работу, для которой и создавались, – уничтожение более мелких миноносцев противника.

К сожалению, для их командиров «Саги» был одним из тех двух миноносцев, которые успели развернуться к «Памяти Корейца» левым бортом и выпустить их последнюю, третью, торпеду. Так что русские истребители фактически «махали кулаками после драки». Кто-то из японских матросов остервенело отстреливался из кормовой пушки, но это был лишь еще один способ правильно уйти в вечность. Свою главную роль полторы сотни моряков японских миноносцев выполнили – «Асахи» отомщен, и убивший его русский крейсер переживет свою жертву не более чем на четверть часа.

Неожиданно ему, по жизни не большому поклоннику классической поэзии, в голову пришла хокку, наиболее точно описывающая их сегодняшнюю атаку:

Незаметные песчинки,Мы преданны своей стране.За нее идем в свой последний путь…[20]

Из ста пятидесяти восьми матросов и офицеров экипажей сводного отряда японских миноносцев из декабрьской воды после атаки было спасено пятеро. Единственным офицером из них был лейтенант Иокова. Его, потерявшего сознание от переохлаждения и потери крови, подняли из воды на русский контрминоносец «Бесшумный», который после снятия экипажа с «Памяти Корейца» уже уходил за русскими крейсерами. Его командир рискнул, приказав замедлить ход до малого, дабы спасти плавающего на спасательном круге человека в тужурке. Он принял его за русского моряка…

* * *

На мостике «Громобоя», досмотрев атаку японских миноносцев до развязки, Руднев медленно сложил свою подзорную трубу, с огромным трудом преодолев желание швырнуть ее за борт или расколоть об поручень.

– Как показывает теория и практика, дневная атака эсминцев и тем более миноносцев на крупный военный корабль не может быть успешна, если цель сохранила орудия и ход, – как будто отрицая только что увиденное, медленно проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Исключение, однако, составляют те случаи, когда команды миноносных судов сознательно идут на смерть, с самого начала атаки не заботясь о своем выживании. Что мы с вами, господа офицеры, только что имели честь наблюдать в исполнении японцев. Причем уже второй раз за сегодня…

Когда несколько командиров кораблей сразу могут решить атаковать, настолько не заботясь о своем выживании…

Но далеко не для каждого народа сейчас может найтись цепь событий, к такой атаке ведущая. В случае с британцами – их командиры пойдут в такую атаку, чтобы поддержать репутацию лучшего флота в мире. Японцы – из-за долга перед императором, немцы – из-за боевого товарищества, а мы, русские…

А хрен его знает почему, но мы тоже пойдем! А больше пока, пожалуй, никто на такое и не способен.

* * *

На мостике стремительно погружающегося крейсера каперанг Беляев был озабочен спасением команды. К опускающемуся все ниже и ниже правому борту подошли два слегка поврежденных в быстротечной схватке с японскими коллегами русских эсминца шихауского типа. За ними дымил еще один. Остальные пока вели бой, их поддерживали беглым огнем комендоры «Громобоя» и «Витязя», вновь легших на курс догона за удаляющимся японским флотом.

«Так, вроде бы все последние команды отданы. Паники нет, слава богу. Спасательные пояса практически на всех. Плоты на воде. Истребители пришли. Ну, вот и все, пожалуй…

Как же так, по-глупому, вышло? – Беляев размышлял о превратностях судьбы. – Потопить первоклассный броненосец и через каких-то неполных полчаса так непростительно бездарно подставиться под торпеды этих москитов? Да еще днем, имея полную свободу маневра…

Все-таки это несправедливо… Но так не хотелось упускать хвост Того и вставать к миноносцам кормой. И вот… да, за ошибки всегда приходится платить…»

Командир «Памяти Корейца» был уверен, что его замыслу никто помешать не сможет. Он прекрасно понимал, что из пяти с половиной сотен членов экипажа на момент утопления крейсера в живых останется человек триста. От силы четыреста, если повезет. Понятно, что кто-то не успеет или не сможет вовремя подняться на верхнюю палубу, кого-то уже на ней достанет осколок снаряда, ведь японцы так и не перестали обстреливать его корабль. Но это не меняло главного: снять всех на три маленьких кораблика, да еще и за столь короткий промежуток времени, шансов немного. Кого-то неизбежно засосет водоворотом. Кого-то пояса вытянут из бездны живым, а кто-то повстречается в этой крутящей пучине с обломками, всплывающими с крейсера. Как хрупок все-таки человек…

Но ему, командиру корабля, который обязан покидать корабль последним, уходить с него нельзя. Иначе он не сможет потом смотреть в глаза другим офицерам флота. Примерно это он и высказал поднявшемуся на мостик Франку, который в своей извечной манере, не выпуская папиросу изо рта, сначала пошутил, что «его не оставляет чувство, что это с ними уже было». Ответ Беляева был лаконичен:

– Не пора ли и вам направляться к «Бдительному»? Из машинных и котельных ушли, кстати, все?

– Живые – все.

– Славно. Ну, ступайте же и вы… С Богом.

– И вы уверены, что это все… правильно? – невинно поинтересовался у командира Франк, прислонившись, как и Беляев, к броне рубки и держась за поручни мостика – из-за вновь нарастающего крена стоять на ногах становилось все труднее.

– Знаете, Валерий Александрович, – отозвался Беляев, для которого вторая за год гибель вверенного ему корабля, снова сопровождающаяся потерями в команде, очевидно, стала слишком большим потрясением, – прекратите волынку тянуть! Я приказываю вам покинуть корабль. Это ко всем относится, господа, – зыркнул он на пару мичманов, все еще остающихся на мостике. – Не успеете на истребитель – затянет в водовор…

На палубе разорвался очередной шестидюймовый снаряд с «Фусо», своими осколками проредивший толпу спасающихся матросов и заставивший пригнуться на мостике четверку офицеров. Подняв головы, мичманы увидели стоящего над бесчувственным телом Беляева Франка. В руке он сжимал полуметровый обломок дубового поручня мостика. Вырванный железными пальцами богатыря кусок дерева весил не менее трех килограмов…

Франк под оторопелыми взглядами молодых офицеров обеспокоенно склонился к лежащему командиру.

– Не переборщил часом? Рука-то у меня тяжелая, нервы сейчас ни к черту, – проворчал он, проверяя пульс командира. Убедившись в том, что тот дышит, он повернулся к мичманам. – Значит так, господа-товарищи офицеры… Если кто-то из вас хоть когда, хоть кому кроме своих внуков расскажет, что это не прилетевший от взрыва обломок контузил командира… Сигайте за борт прямо сейчас, ясно? Предлагаю колосник к ногам привязать, подскажу, где лежит по дружбе, чтоб не мучить. А то во второй раз точно могу чуть-чуть переборщить…

Для верности Франк покачивал куском поручня в такт своим словам, что, безусловно, придавало им дополнительную вескость.

– А почему внукам можно? – не понял молодой штурман, прибывший из Севастополя на замену старого, получившего под свое командование вспомогательный крейсер «Обь». – И что нам теперь… делать? – Если вы, даст бог, доживете до