Тучи на рассвете (роман, повести) - Аркадий Сахнин

Отец Пан Чака, Пан Юр Ил, ведет джонку в открытое море. Правда, и здесь, возле островков, много рыбы, но, если другие раньше добрались сюда, значит, нельзя им мешать.

Пан Юр Ил пристает к пустынному, скалистому берегу и вместе с рыбаками вытаскивает сети. Рыбы так много, что ее можно ловить корзиной. Каждый заход приносит большую добычу. Они бросают в лодку все, что попадается: скумбрию, савару, морского леща, горбушу, макрель.

Целый день рыбаки — по пояс в воде. На берег они выходят только для того, чтобы вытащить бредень, и снова — в воду. Камни и песок раскалены, и кое-где видно, как над ними струится воздух.

Постепенно джонка заполняется, и, чтобы рыба не прыгала в воду, Пан Чак покрывает ее циновкой. К заходу солнца рыбаки уже едва передвигают ноги. Отец Пан Чака поднимает парус и ведет отяжелевшую джонку на завод рыбьего жира компании «Ниппон Юки».

Весь улов надо везти туда. Куда же еще, если и джонка и снасти принадлежат компании. Рыбаки лишь сердятся, что надо плыть на самый дальний, седьмой затон, минуя по пути шесть других заводов «Ниппон Юки». Если бы можно было сдавать рыбу в первом затоне, они выгадывали бы по два часа в день, а в плохую погоду — даже три. Но управляющий заводами не согласился на это.

Все триста джонок, сдаваемых в аренду, он распределил между заводами, и каждая из них должна везти улов в назначенное место.

Управляющий не может учитывать, кто где живет. Для этого у него нет времени. Если он начнет выслушивать все жалобы да вникать во всякие мелочи, вроде того, что одному посчитали на несколько мер рыбы меньше, чем ему полагается, а с другого будто бы два раза удержали за износ сетей или джонки, — если всем этим заниматься, то рыбаки только и будут знать, что ходить и жаловаться.

Управляющий — человек дела и не может заниматься мелочами. Он разъяснил это рыбакам; они всё поняли и перестали к нему приставать. Но вскоре, после того как управляющий сказал, чтобы к нему не ходили с жалобами, произошел несчастный случай.

Как-то перед вечером он стоял на обрывистом берегу, наблюдая за разгрузкой джонок, и вдруг упал в воду.

На джонках поднялся шум. Все кричали, что надо скорее спасать управляющего. И японские приемщики еще раз убедились, какой эти корейцы бестолковый и неповоротливый народ.

Рыбаки только суетились на своих джонках, мешая друг другу, и получилось так, что большие лодки загородили выход маленьким, и те никак не могли выбраться из затона на помощь управляющему. А когда одна легкая плоскодонка наконец вырвалась вперед, Пан Чак ухватился за нее багром, чтобы раньше поспеть на помощь утопающему, да только кончилось это тем, что легкая плоскодонка пошла обратно, а на его, тяжелой, так и не удалось выбраться.

Потом рыбаки ныряли в воду — и тоже бестолково, мешая друг другу.

Когда наконец управляющего вытащили, откачать его уже не удалось, потому что эти ротозеи слишком долго провозились.

Полицейский инспектор, прибежавший на шум, не поверил, будто человек упал сам. Он начал допытываться, кто столкнул управляющего. Но выяснить это было трудно. В тот момент все сдавали рыбу, и никто ничего не видел. Только один старый рыбак сказал, что если действительно их начальник не сам упал, а его столкнули, то преступник, наверно, очень сильный человек. Если бы толкнул слабый, то управляющий упал бы вниз на камни и разбился. А тут был сильный толчок, от которого он не просто свалился, а перелетел через камни в воду.

Пан Чак слышал этот разговор и сказал, что рыбак не прав. Такой дерзости никто не ожидал от мальчишки: младший не может сомневаться в словах старшего. Но все же Пан Чак сказал то, что думал:

— Может быть, и не сильный человек толкнул управляющего, а только очень обозлившийся на него. Когда человек зол, то у него прибавляются силы.

Отец хотел наказать Пан Чака за дерзость, но другие рыбаки заступились за парня, потому что он правильно сказал.

Полиция долго искала преступника, допрашивала всех рыбаков, но безуспешно. Ведь они были заняты своим делом. Если бы рыбаков предупредили, что управляющего будут сталкивать в воду, они смотрели бы внимательно. Некоторые предположили, что, может быть, просто сильный ветер сдул его.

Всех, кто так говорил, полицейские забрали с собой, и даже того старика, что дал совет искать преступника среди сильных людей, тоже забрали, и больше этих рыбаков никто не видел.

Представитель компании разгневался. Он потребовал возместить убытки в связи со смертью управляющего и велел удержать с каждого арендатора по одной джонке рыбы в пользу семьи погибшего.

Из-за этого поднялся целый переполох. Рыбаки и без того считали, что с них берут лишнее. А те, у которых был горячий нрав, решили отказаться от «Ниппон Юки», от аренды джонок и снастей. Они стали ловить рыбу на берегах Кочжедо чем придется, и улов получался хороший. Только им трудно было продавать добычу, хотя на рыбный рынок в Пусан приезжали купцы даже из других стран. Приезжие покупали сотни и тысячи тонн рыбы и имели дело с такими уважаемыми рыбопромышленниками, как владельцы «Ниппон Юки», «Чосон Юки» и «Чосон Чиссо». С рыбаками никто не хотел связываться.

Им пришлось везти свой товар подальше от Пусана. Там и платят дороже и продать легче. Но все же выгоды не получилось. Стоимость билета, провоз багажа, пошлины и налоги на торговое дело едва окупались всей выручкой.

Представитель компании был прав. Когда люди стали отказываться от аренды джонок, он сказал, что без него они совсем пропадут. Он объяснял, в каком выгодном положении находятся рыбаки по сравнению с крестьянами: если нет дождя или ливни смывают посевы, весь урожай пропадает. Нет урожая, и ничего не поделаешь. А у рыбаков другое дело. Рыбы очень много, надо только брать ее и везти на заводы «Ниппон Юки». Это все равно что возить готовый урожай. А главное — крестьяне платят еще аренду за землю, а компания разрешает пользоваться морем бесплатно.

Он советовал рыбакам быть трудолюбивее, обещал пойти им навстречу, даже велел выдать в долг рис. За мешок риса полагалось сдать месячный улов. Конечно, каждый согласился бы работать месяц за целый мешок риса. Но тогда улова не хватит на оплату аренды за джонку. А арендная плата взималась каждый день.

Те, кто взял в долг рис, оказались в трудном положении: им никак не удавалось расплатиться…

Пан Чак встряхнул головой, как бы желая уйти от воспоминаний, но они с новой силой нахлынули на него.

… Вот джонка отца подходит к приемному пункту. Это огромная железная баржа, глубоко сидящая в воде у самого берега. Она открыта, как плоскодонка, только по борту проложены мостки, по которым расхаживают японские приемщики.

Пан Юр Ил высматривает, куда бы причалить, чтобы скорее разгрузиться. Джонки со всех сторон облепили баржу, и кажется, что это не джонки, а колышущийся островок.

Наметив место, Пан Юр Ил пришвартовывается к железному борту, берет у приемщика две бамбуковые корзины, и начинается разгрузка.

Приемщик считает корзины и следит, чтобы их нагружали полней. Из общего счета он, как полагается, сбрасывает две корзины на недомер, делает пометку в книжечке и выдает боны. Ими расплачиваются за аренду джонки, на боны покупают нитки для ремонта снастей в магазине «Ниппон Юки».

Теперь можно снова идти в море. Надо только выбраться отсюда, отчалить от борта, вдоль которого стоят шестнадцать приемщиков, и считают корзины, и сбрасывают за недомер, и кричат, чтобы люди быстрей разгружались, хотя рыба, как вода на перекате, бесконечным потоком льется в баржу.

А с моря идут и идут джонки.

Картины былого

Каждый раз, когда джонка Пан Юр Ила причаливала к седьмому затону и начиналась разгрузка, Пан Чак незаметно отрезал у пяти-шести рыб по плавнику. Вскоре на берегу начинали жужжать насосы: рыбу из баржи засасывали два широких резиновых рукава, перекинутых через борт, и она неслась наверх по чугунным трубам на конвейер, и Пан Чак думал: попадет его рыба в руки матери или нет?

Раньше мать стояла у самой трубы. Там всего шесть женщин — по три с каждой стороны конвейера. Они внимательно следят за потоком, идущим из жерла трубы на широкий желоб конвейерной ленты. Им надо успеть так схватить рыбу, чтобы потом уже не возиться с ней и не перекладывать в руке, а сразу зажать в ладони и полоснуть узким острым ножом вдоль живота, снова бросить ее на конвейер и хватать следующую.

Все это надо делать быстро, иначе часть рыбы пойдет по конвейеру неразрезанной, и те, кто потрошат ее, ничего не смогут с ней сделать, и те, кто посыпают ее солью, — тоже, и дальше, пока в конце ленты такую рыбу не заметит контролер.

После окончания рабочего дня всю неразрезанную рыбу принесут в корзинах на конвейер для обработки, да еще удержат штраф за убытки, которые несет завод из-за нерасторопности работниц.