Гастроль без антракта - Леонид Влодавец

Я ж говорил: дуракам везет. Должно быть, тот парень, от которого так мало осталось, тащил пакет с пластиковой взрывчаткой. Где он у него был — не знаю, скорее всего на спине. Как он мне подставился — тоже неизвестно. Может быть, его зацепил пулей Эктор, и мужик, ухватившись за раненую ногу, повернулся спиной под мою шальную пулю. Пакет грохнул, расшвыряв потроха и прочие ошметки своего носителя, а ударная волна шваркнула тех трех, что находились рядом, о бетонную стену. Последнего из пятерых та же ударная волна убила уплотненным воздухом, который клинком вонзился в носоглотку, порвал трахеи, бронхи и легкие, отодрал сердце от аорты, может быть… То же самое мог заполучить и я, если б лежал на полметра правее. Взрывная волна зацепила меня только краешком, вырвала из рук винтовку, прикладом которой я получил по скуле, но обошелся без перелома, а затем, немного подбросив и перевернув на спину, провезла задницей по цементному полу, сорвав шкуру с этого деликатесного, по утверждениям незабвенной Соледад, места. Какого Аллаха молить за этот благоприятный исход — я терялся в догадках. А вот Эктору, даже если он еще был жив после попадания в него десятка пуль, смерть от удара всем телом о стальную решетку была гарантирована. Его буквально вдавило головой между прутьями, размозжив черепушку в двух местах.

— Давайте вернемся в камеры, — вдруг предложила Эухения. — Мне дурно…

Лусии тоже было дурно. Если мне было хреново от контузии, то им от созерцания кишок, выдавленных глаз и иных прелестей, оставшихся на поле брани. Я, как здорово обалдевший после взрыва, воспринимал всю эту неизбежную грязь почти спокойно. Тем более что около самого дальнего жмура обнаружился вполне исправный пулемет — китайский «ПК» с лентой на 150 патронов, с которыми мне никакие бронежилеты не стали бы помехой. Тем не менее для себя я все-таки броник взял — береженого Бог бережет. Правда, так сказала, говорят, одна монашка, надевая презерватив на свечку, но все-таки… В одной драной майке как-то скучно. Каску с забралом я тоже прибрал. Если б нынешний покойничек не держал забрало открытым, то, может, и не хватанул бы ртом избыточное давление. Впрочем, перелом шейных позвонков он получил бы в любом случае.

Немного подумав, я снял с убиенного штурмовой пояс, на котором много чего висело. Кобура с «магнумом», кинжал, две гранатные сумки с четырьмя гранатами, перевязочный пакет, аптечка, еще чего-то. И все целехонькое, вполне пригодное для жизни. Напоследок я снял с покойного ботинки. Ногам стало теплее. Штаны, к сожалению, оказались непригодны к употреблению, потому как в момент отдания концов в эти штаны перекочевало все, что покойный напоследок скушал.

Возвращаться в камеру я не хотел. Я пошел дальше по туннелю, и Лусия с Эухенией, охая, зажимая носы и сдерживая рвоту, поплелись за мной.

ПАРЕНЬ СО ШРАМОМ И ДРУГИЕ

Путь оказался не близким. Особенно если учесть, что ты топаешь после того, как тебя хорошенько оглоушило, приподняло да шлепнуло. Пока какая-то часть нервной системы была вырублена в связи с контузией, я шел как под наркозом, не ощущая всех болячек, кроме двух наиболее сильных. Но спустя какое-то время связь между башкой и периферией моего тела начала восстанавливаться. Как это бывает во всяком централизованном государстве, — а человек есть модель государства в миниатюре, — все местные органы стали трезвонить в Центр о своих бедах и неурядицах, требуя принять неотложные меры. Выяснилось, что у меня, кроме кормовой части, ободраны колени, локти, правое бедро, ушиблены правая лопатка и правое плечо. В общем, все это было мелочевкой и особого вреда принести не могло, но надоедало ужасно. Опять же угнетала неопределенность цели путешествия, чреватого самыми крупными неприятностями.

Граждане, которые от моей шальной пули взлетели на воздух, не походили на здешнюю охрану. Они были явно снаряжены для штурма. Таким образом, мои отношения с атакующими явно испортились, а эти ребята, судя по отдельным звукам, долетавшим сверху, все еще находились здесь и продолжали свою бурную деятельность. Вместе с тем у излишне гостеприимных хозяев после того, как я пренебрег их радушием, да еще и проломил одному из них башку, тоже могли возникнуть претензии. Поэтому забиваться в какой-нибудь уголок и ждать, чья возьмет, резона не было.

Дойдя до перекрестка, то есть до того места, где начинался боковой ход, откуда вышли ныне угробленные бойцы, я повернул именно в этот ход. Во-первых, оттуда тянуло свежим воздухом, а значит, мог быть выход на поверхность. Во-вторых, если те, кто вышел оттуда, были уже мертвы, то на повторную встречу с ними надеяться не следовало. Могла быть, конечно, какая-то резервная группа, поджидавшая на выходе или стоявшая «на атасе», но она вряд ли могла быть больше той, что уже накрылась. У меня к тому же было кое-какое преимущество. В каске с забралом, бронежилете, при трофейных пулемете и фонаре я выглядел очень похоже на усопших (правда, нормальных штанов у меня не имелось и куртки тоже), отчего господа, стоявшие на стреме, имели шанс обознаться. Точнее, они могли не распознать во мне чужака на значительном расстоянии и не стали бы открывать огонь сразу же. А я, естественно, постарался бы шурануть по ним несколько раньше.

Конечно, для дурной головы — другой у меня не было — это был неплохой замысел. А вот будь у меня с головой все в порядке, я бы, наверно, только посмеялся над таким идиотизмом.

По боковому ходу мы шли не меньше часа. Я выдохся, потому что суставчики мои, которые при взрыве сильно тряхануло, изрядно заныли. Садиться на ободранное место было неудобно, и пришлось прилечь на левый бок, который пострадал меньше правого.

— Вам плохо? — спросила Эухения.

— Не знаю, — пробурчал я.

— У вас болит голова? — пристала сеньора Дорадо. — Я могу снять головную боль. Вы не против?

— Ради Бога… — В принципе мне это было по фигу, потому что болело сразу во всех местах и я не был уверен, что от одной головы мне сразу полегчает.

Однако Эухения взялась задело на полном серьезе. Она стала проделывать над моей головой какие-то гладящие движения вогнутыми ладонями и произносить некие непонятные слова, явно заклинательного свойства. Головы она не касалась, но при этом я ощутил, что волосы у меня начинают кое-где вставать дыбом, примерно так, как от наэлектризованной расчески. Более того, послышался слабый треск разрядов, даже голубоватая искорка мигнула. Бормотание Эухении, которым сопровождалось снятие статического электричества, напоминало мне тот язык, на котором блаженной памяти Соледад общалась со своими коммандос. Скорее всего это был язык какого-то из карибских племен.

И боль медленно, волнами, стала откатываться от головы. Она утихала плавно и незаметно, по чуть-чуть, но каждая новая волна была меньше предыдущей. Одновременно слабели болевые сигналы от ушибов и ссадин, потом некоторые места вообще болеть перестали. Наконец, я словно бы оторвался от боли и ощутил, что она исчезла совсем. Правда, при этом я на какое-то время потерял сознание.

Очнулся я достаточно быстро. Под моей головой оказалась довольно мягкая подушка — сеньора Дорадо пристроила мой затылок на свои колени, обтянутые мятой, пропахшей морской водой юбкой. Я поднял голову и почувствовал, что могу продолжать путь.

На сей раз идти пришлось недолго. Туннель вывел нас к вентиляционной шахте. Теперь стало ясно, что взорвавшиеся молодцы проникли внутрь подземного сооружения именно через него. Я даже прикинул — голова уже позволяла — примерный замысел тех, кто штурмовал подземную тюрьму, и вообще все, что тут находилось. Во всяком случае, я смог прикинуть, как работали две группы. Сколько их всего могло быть, я, естественно, не знал.

Первая группа проникла через подводный туннель, захватила лифт и прорвалась наверх, завязав там бой. А вторая — та, которую я так неожиданно для себя уничтожил, — прошла здесь, через вентиляционную шахту, отрубила электроснабжение и намеревалась учинить какую-то диверсию. Не зря же взрывчатку тащили! Пальба в верхних этажах продолжалась, поэтому очень могло быть, что были и третья, и четвертая, а может, и пятая группы, которые вползли в вентиляционные галереи этих этажей.

Свежий воздух тянул из открытой двери в шахту. Огромный вентилятор с мощным электромотором не работал, но приток все-таки был. Осторожно войдя в дверь, которую, очевидно, использовали механики по вентиляции для осмотра шахты, я задрал голову и отчетливо увидел квадратик синего неба. До него было метров пятьдесят, не меньше. То есть не до неба, конечно, а до выхода наверх. Судя по десяти квадратным отверстиям в одной из стенок шахты, размещенным через каждые пять метров, в этом подземном комплексе было десять этажей. Наверх можно было пройти по скобам, вцементированным в бетонную обкладку шахты. Впрочем, те ребята, что пролезли в нижний этаж, спускались более быстрым способом. Они съехали вниз по прочной нейлоновой веревке.