Необычное и обыкновенное - Андрей Волковский

Вот этот вырост, похожий на растущую из пола пещеры сосульку, подойдёт. Надо освободить ему руки, связать два наших пояса хитрым узлом и опоясать брата, чтобы он к "сосульке" прижимался ближе, чем к маме в детстве.

Надеюсь, силы амулетов хватит, чтобы защитить его.

Итан, помни о нас. Пусть твоя боль будет с тобой, но не разрушит тебя, а превратится со временем в светлую печаль. Ведь если мы не будем помнить о тех, кто был с нами, о тех, кто нас любил и защищал, что тогда сохранит Свет в нас самих?

Я взял ключ в руку и пошёл к двери. Воздух вокруг густел и наполнялся еле слышными шорохами и шепотками. Идти становилось всё труднее, но я шёл.

Последние шаги — самые трудные. Давай, Марк, давай! Шаг за отца. Шаг за маму. За Старшего, Ника. За Джефа. За Чокчока. За Итана, который останется. За Джун, за Мари, которые, надеюсь, будут помнить о нас. За всех, кто ещё жив.

Вот и дверь.

Мокрый от пота, с гудящими от напряжения мышцами я стоял перед дверью. Ключ в руке светился и подрагивал, словно хотел поскорее очутиться в двери и покончить со всем этим.

Я не хочу умирать. Не хочу. Но выбора нет.

Ключ в замочную скважину. Попробовал повернуть направо — не вышло. Налево — снова ничего. Я уже решил, что что-то прошло не так, но тут дверь содрогнулась от потолка и до пола и стала медленно открываться.

Я отпустил ключ и попятился. Воздух вокруг то холодел, как зимней ночью, то нагревался будто в бане. И весь потёк к щели в двери, словно его затягивало в темноту за ней.

На двери засветились знаки, вырезанные и выбитые кругами, волнами и линиями.

Ветер, дующий снаружи пещеры в дверь, усилился.

Я сделал ещё пару шагов, развернулся и кинулся к тому месту, где полусидел-полулежал Итан, ещё не пришедший в себя. Если я схвачусь за ту "сосульку", то, может быть, мне удастся удержаться...

Да, надежда — глупое чувство, но я не буду стоять и ждать смерти.

Мой бег почти тут же перешёл в шаг. Уже не просто ветер, а настоящая буря била мне в лицо, силясь уволочь за собой в дверь. Дышать невозможно. Потоки тёмного воздуха приносили с собой отзвуки стонов, криков и жутких смешков. А ещё тревогу, отчаяние и страх. Ничего не получится, мне не дойти. Зачем сопротивляться? Меня ведь всё равно уже приговорили. Надо быть послушным — лечь и помереть. Может, обо мне сагу сложат. Или песню, хотя бы.

Я сильно-сильно прикусил губу. С трудом поднял руку и ущипнул себя. Давай, соберись! Иди!

Встречный ветер выл, бесновался и швырялся сгустками тьмы. Каждый шаг выматывал меня сильнее поединка, трудной работы и бессоницы вместе взятых.

Вот бы перехватить хоть немного воздуха. Но это так же бессмысленно, как пытаться напиться, попав в бушующее море в шторм.

Ветер валил с ног, пробирался под одежду, замораживая кожу и, кажется, даже кровь в венах.

Но я шёл. Шёл не видя ничего, кроме сияния амулетов на шее брата.

Может, мне не победить, но я не сдамся. Никогда!

И ещё один шаг, и ещё. И вот последний.

Я схватился за каменный столб — и в этот момент ветер, буря, ураган — словом, мощный порыв приподнял меня и грохнул о камень. Я задохнулся, втянул в себя беснующуюся вокруг тьму и отчётливо понял, что следующего такого удара мне не выдержать.

А вокруг уже не шепталось и стенало — выло, ревело и билось нечто огромное, чудовищное и тёмное.

Меня хлестало и дёргало. Чьи-то лапы хватали меня за ноги и пытались оторвать от столба. Чьи-то когти впивались в мои пальцы, обдирая их в кровь, до костей. Что-то прыгало мне на плечи, прижимало к камню и давило так, что я даже кричать не мог.

Амулеты Итана то ли погасли, то ли скрылись от меня в густом водовороте темноты. Я уже не знал, там он, в паре шагов от меня, где я видел его в последний раз, или нет.

Вой, гул, визг, рёв слились воедино, оглушив меня. Звуки бились не только в ушах, а по всему телу, царапая кожу, сдавливая мышцы и кости.

Новый свирепый порыв поднял меня. Дёрнул. Ещё раз. И мои ослабевшие, скользкие от крови пальцы разжались — тьма меня опутала и рванула в глубину пещеры, чтобы похоронить навеки.

Но кто-то больно схватил меня за ладонь.

— Марк!

Я изо всех сил ухватился за тонкие пальцы брата.

— Марк!

Он вцепился второй рукой в моё запястье и потащил меня к себе.

Тьма взвыла и потянула меня за собой. Страшный рывок словно освежевал меня, вышиб дыхание. Брат пытался меня удержать: его ногти пропахали борозды в моей коже, но чудовищный вихрь оказался сильнее. Меня мотало и било, словно тьма была водоворотом. Холодно. Больно. Страшно. Как же холодно.

Казалось, прошла вечность, но на самом деле сердце успело стукнуть в груди всего три раза.

Громко хлопнула дверь, высветив своды пещеры яркой вязью рун, и в следующее мгновенье я гулко ударился о гигантскую створку, ссадив кожу на скуле. Рухнул на пол, неловко подвернув руку. Меня столько раз швыряло и колотило, что тело уже устало болеть.

Я просто лежал в темноте и ничего не чувствовал.

Дверь закрыта, и Зло внутри. А остальное неважно.

— Марк... — сорванный голос Итана слышался слабо, но это был единственный звук в темноте.

Брат зовёт меня. Я поднялся и побрёл на голос. Дошёл до него — двадцать медленных шагов, и это усилие опустошило меня до дна. Я рухнул у его ног и закрыл глаза: вот бы поспать хотя бы час-другой.

— Марк, — хрипло прошептал брат. — Ты простишь меня?

Я улыбнулся, не открывая глаз: вот глупый!

Ещё растить тебя и растить.

Пламя (городское фэнтези, расследование, другой мир)

Наш город никогда не спит. В нём прожигают жизни тысячи людей и нелюдей. Его неоновые огни сияют ночь напролёт, затмевая и звёзды, и луну.

Впрочем, в небо всё равно почти никто не смотрит. Зачем? Ведь всюду блеск и красота, всюду горят вывески, фонари, рекламные стенды. Светятся витрины и фары дорогих машин. Сверкают огнями махины аттракционов, сверкают бриллианты в колье богатых дамочек, сверкают улыбки их состоятельных мужей.

Городу нравится быть