Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин

Число подобных примеров можно значительно увеличить. При этом обращает на себя внимание то обстоятельство, что новыми путями сообщения обычно охватываются зажиточные, богатые хлебом, села.

В селах еще в очень слабой мере производился товарный хлеб. Страна жила в условиях натурального хозяйства. Но хлеб, поступавший из разбросанных в разных уездах, принадлежавших крупным землевладельцам (особенно монастырям) сел в центры владельческого хозяйства в качестве оброка, являлся объектом иногда довольно сложных и длительных перевозок. Рента продуктами содействовала установлению связей между различными районами и центром Руси, между селами в пределах разных районов. И в то же время расширению этих связей препятствовала система феодальной раздробленности, постоянных застав и мытов. В архивах разных монастырей сохранились княжеские грамоты, которыми, по просьбе монастырских властей, князья разрешали беспошлинный провоз оброчного хлеба из монастырских сел.

Из грамот тверского князя Михаила Борисовича (1461–1485 гг.) видно, что из Троице-Сергиева монастыря два павозка и две лодки ежегодно отправлялись за хлебом и маслом в монастырские села Прилуки и Присеки Угличского уезда. Оттуда же привозили в монастырь всякие запасы на возах, гнали скот. По распоряжению тверского князя его мытники и другие пошлинники не должны были взимать мыта и прочих пошлин с монастырских судов, возов и с крестьян. Через Козловский мыт в Серебожской волости Дмитровского уезда проезжали крестьяне из сел и приселков Троице-Сергиева монастыря «з житом или з животиною» или с другим каким-либо «товаром». Грамота Ивана III 1467–1474 гг. освобождала их от уплаты мыта и остальных пошлин.

Согласно сведениям, имеющимся в грамоте великого князя Ивана III юрьевскому наместнику 1493 г., явствует, что из суздальского села Шухобалова, принадлежавшего тому же монастырю, доставлялось в монастырь «жито». В грамоте говорится о том, что суздальский наместник взял за провоз монастырского «жита» на 154 возах мыт в сумме полутора рублей и девяти денег. Князь велел вернуть в монастырь эту сумму и распорядился, чтобы в дальнейшем, «коли повезут к ним в монастырь их хлеб из их села из монастырского из Шухобалова», наместник не брал с монастырских приказных людей «никоторых пошлин». Судя по грамотам дмитровского князя Юрия Ивановича 1504 г. и московского великого князя Ивана III 1505 г., в Симонов монастырь ежегодно привозилось беспошлинно на ста возах «жито» из дмитровских сел и деревень[470].

Итак, даже в условиях натурального хозяйства между центрами феодальных владений и отдельными селами в разных землях как земледельческими центрами происходило постоянное общение, подготавливавшее условия для политического объединения на феодальном базисе русских земель.

§ 3. Заселение пустошей и расчистка лесных участков под пашню

На протяжении XIV в. и особенно в XV в. в Северо-Восточной Руси шла интенсивная распашка запустевших, заброшенных земель, на которых когда-то были земледельческие поселения, но откуда крестьяне ушли из-за разорения, вызванного феодальными войнами, набегами татар, неурожаями, недородами, голодом, болезнями и т. д. В актах постоянны указания на запашку пустошей («пахали, господине, те земли на монастырь за пусто»; «пахали есмя, господине, орали и сеяли… на пустоши…»; «поорали, господине, ту пустошь… да и посеяли…»[471] и т. д.).

Землевладельцы и их приказчики стремятся извлечь доход из такого рода земельных участков, долгое время бывших в запустении, и отдают их «в наем» (в аренду) за определенную плату своим и чужим крестьянам. В аренду сдаются и черносошные земли. Так, в 1448–1461 гг. крестьяне Логина Корыткова «поорали» земли митрополичьего владимирского Царевоконстантиновского монастыря, причем владелец крестьян обязался уплатить митрополичьей кафедре «наем с тое земли» в соответствии с существующими расценками («как идет в людех»). В 1462–1464 гг. посельский принадлежавшего князю Андрею Васильевичу села Воиславского Звенигородского уезда Леша говорил на суде относительно пустоши Лагиревой, на которую заявляла права митрополичья кафедра: «…та, господине, земля наша Воиславскаа, а мы, господине…ту землю орем, и сеем и в наем даем»[472]. Из судного списка 1464–1478 гг. по делу между Троицким Махрищским монастырем и старостой великой княгини Марии Ярославны Давыдом Шаболдой видно, что последний «имал наем» у монастырских крестьян с селища (места, где когда-то было село) Лаптева в Переяславском уезде, которое они у него «наимывали» под пашню. В 1474–1475 гг. старожилец Алексей Алферов, живший в деревне Чекмасовской Московского уезда, давал на суде показания о том, что он в течение 30 лет «поляну наимовал» у посельского Троице-Сергиева монастыря. старца Матвея. В 1488–1490 гг. крестьянин Иван Федоров рассказал судье, разбиравшему дело Троице-Сергиева монастыря с черными крестьянами Нерехотской волости Костромского уезда, что он, «живучи за монастырем за Троицким», «пахал, орал и сеял» земли, которые «наймовал» у нерехотского становщика. В докладном судном списке по земельному спору между властями Троице-Сергиева монастыря и черными крестьянами Костромского уезда 1495–1499 гг. имеются сведения о том, что крестьянин Гаврила Лягавин «наймовал» у великокняжеских тиунов пустошь Бураково «в кортому косить». Выступавший на суде в конце XV в. по делу между Троице-Сергиевым монастырем и князем И. К. Оболенским монастырский старец Исайя рассказывал, что он «давал в наймы» селище Зеленево в Малоярославском уезде крестьянам «косити, и орати, и дрова сечи и береста имать на деготь». Крестьяне Троице-Сергиева монастыря со своей стороны подтвердили на суде, что они на этом селище «пахали, орали и борановали», и высевали ячмень а также «лес секли и бересты драли на деготь»[473].

В своей монографии А. Д. Горский правильно отметил как новое явление в экономической жизни русских крестьян XV в. сравнительную распространенность найма ими земель сверх того надела, который они получали от своих землевладельцев. Это явление в значительной мере связано с тем, что на землях, превратившихся в пустоши, возобновлялось земледелие.

Земельные собственники (в пределах своих имений), представители княжеской администрации и выборные крестьянские общинные власти (если речь шла о черных волостях) выдавали также льготные грамоты (с освобождением на ряд лет от податей или повинностей) крестьянам, бравшим на себя обязательство восстановить земледельческую культуру на землях, в течение длительного времени не подвергавшихся обработке, а теперь передававшихся им в надел.

В жалованной грамоте Ивана III Спасо-Евфимьеву монастырю 1479 г. упоминается монастырская слободка Чапиха, «а та де их слободка лежит пуста и лесом де поросла великим». В целях ликвидации «пустоты» и восстановления слободки как населенного пункта монастырские власти получают право перезывать туда «крестьян из иных княженей», причем им предоставляется льгота на 10 лет в княжеских повинностях.

В 1489–1490 гг. боярин и дворецкий П. В. Шестунов «пожаловал» Степана Дорогу Якушева сына пустошью Козловского в Корзеневской волости Московского уезда, «а лежит деи пуста лет с петдесят, и лесом поросла великим, ни двора деи на ней нету, ни кола, ни пашни». Степан Дорога был освобожден на шесть лет от всяких податей, а по истечении льготного срока должен был уплачивать в великокняжескую казну оброк в сумме полполтины ежегодно.

Из правой грамоты Симонову монастырю 1490 г. видно, что митрополит Зосима «посадил» на селище Шишкинском в Дмитровском уезде двух «мужиков» и дал им льготную грамоту, согласно которой они в течение 3 лет не должны были выполнять никаких повинностей.

В 1493 г. сямский сотский Сидор выдал крестьянам Афанасию и Ивану Фоминым детям льготную грамоту на пустошь Гридкину, на которой они должны были поставить двор[474].

В Новгородских писцовых книгах конца XV — начала XVI в. также указываются «пустоши» и «пустые деревни», которые отдаются крестьянам на определенное количество лет «на урок», с условием, что они, после того как «отсидят свой урок», будут обложены оброком. В течение льготного срока «поряженный» крестьянин должен застроить и освоить в хозяйственном отношении данный ему земельный надел («на той пустоши поставити двор да в нем жити»). Иногда он обязуется также заселить бывшие до сих пор заброшенными земли другими крестьянами («звати… себе на те на пустые обжи хрестиан», «и на те пустоши садят хрестьяне людей в тот же оброк собе в тягль»)[475].

Вначале пустоши пашутся «наездом». Затем на пустошах восстанавливаются старые и возникают новые поселения. «То, господине, земля великого князя изстарины… — говорили в 90-х годах XV в. на суде старожильцы, — и на тех селищах [на местах, где когда-то были села]… по грамоте государя великого князя, тот Онтон и двор себе поставил. Дотоле, господине, те селища великого князя… пахали наездом монастырские хрестьяне из Бебякова…». «…Жили на тех селищах хрестьяне за великим князем, — читаем в той же правой грамоте, — а те деревни запустели от ратных людей и от разбоев, а от тех мест на тех селищах люди не живали, а после того учали пахати наездом за пусто монастырские…». В 1490–1498 гг. черный крестьянин Семен Кожа жаловался на суде на крестьянина Симонова монастыря Василия Узкого в том, что он в течение 11 лет пахал «наездом» пустошь Сонинскую, в Московском уезде, которая является тяглой великокняжеской землей и которую старые сотские отдавали «в наем». Сходный случай был установлен на суде в 1497–1498 гг., когда «знахари» показали, что крестьяне Симонова монастыря пахали «наездом» селища Чевыревское и Кермядиновское в Коломенском уезде[476].