Мастер меча - Дэвид Чейни

– Слушаюсь, генерал Кисо!

Молодой человек дрожал от желания выглядеть как можно лучше перед своим полководцем.

Кисо продолжил путь. Городок был освещен плохо. В нем царила тишина: большинство женщин и слуг присоединилось к веселящимся воинам. Время было позднее, но праздник только набирал силу.

Кисо заглянул в несколько пустых палаток, прежде чем обнаружил нужную ему. Он остановился у входа и прислушался. Вдали прорезали ночной воздух пьяные крики. Ближе звучали шумы дикой природы: стрекотание насекомых, зловещее уханье совы, тревожный крик обезьяны в скалах. Легкий ветерок все усиливался и уже шелестел в кронах криптомерии. Больше ничего не было слышно. И все-таки Кисо держал руку на рукояти меча, когда осторожно откидывал полог.

Масло в лампе выгорело. Кисо пришлось подождать, пока его глаза привыкнут к темноте. Наконец в ночной мгле у самого входа стали проступать очертания спящей фигуры. Даже если бы Кисо не мог ничего видеть, он бы понял, что нашел то, что искал: приятный легкий аромат духов окружал ложе, словно прозрачная завеса, которую можно потрогать руками.

Кисо почувствовал необычайное возбуждение и застонал от резкой боли в паху. Он так долго ждал этой минуты. Мужчина отстегнул мечи, развязал пояс оби, быстро сбросил доспехи и сложил их у входа в палатку. Теперь на нем оставались только нижняя свободная рубаха и черные шелковые хакама.

Женщина не шевелилась. Кисо прислушался к ее дыханию и ощутил, как его собственное дыхание, тяжелое и прерывистое, подстраивается под ритм ее вдохов и выдохов. Его сердце билось так, словно пыталось проломить ребра, руки тряслись.

Кисо нетерпеливо развязал хакама и рывком скинул их, приближаясь к футону. Его «мужское острие», твердое и горячее, вздрагивало с каждым ударом его сердца. Кисо опустился на колени, потом осторожно прилег рядом с теплым податливым телом и прижался к нему.

Нами долгие часы металась в лихорадочном полусне. Она смутно слышала вдалеке шум начавшейся битвы. Временами ей казалось, что это сон, временами она вспоминала, что сражение идет наяву, что именно сейчас люди умирают на поле брани, и ее душа сжималась от сострадания и страха.

Потом отголоски битвы превратились в звуки праздника – крики, песни. Нами заворочалась в постели, подумав о Йоши. Он обещал ей, что не будет сражаться и что, если боги даруют армии горцев победу, придет к ней, как только сможет. Она чувствовала во всем теле дремотную тяжесть, хотела встать, посмотреть, что происходит, но не смогла.

Где-то после полуночи она вновь крепко заснула.

Когда Нами очнулась, ее лихорадило. Злой дух, околдовавший ее, когда она укладывалась, наслал на нее болезнь. «Йоши», – пробормотала она. Почувствовав спиной его мускулистое тело, женщина подумала, что это опять сон. Но сильная мужская рука обняла ее за талию, раздвигая шелковые одежды. Жесткая от мозолей ладонь легла на бедро женщины, коснулась чувствительных складок. Нами вздрогнула, еле слышно застонала от наслаждения и протянула руку назад, чтобы помочь ему.

Тонкие пальцы женщины отыскали «мужское острие», ласково сжали его и нежно подвели к укромной ложбине.

«Йоши» меж тем нетерпеливо вздыхал, пытаясь одной рукой откинуть легкую ткань сорочки, мешающую любовной игре. Нами и тут помогла ему. Другая рука мужчины, вынырнув из-под слегка расставленных, подрагивающих бедер, скользнула выше и, обхватив грудь женщины, больно сдавила ее. Нами ощутила жаркое прикосновение «острия» и проснулась окончательно. В ноздри ей ударил удушливый запах пота и крови.

Молодая женщина почувствовала неладное. Кисть руки, больно мявшая ей грудь, была непривычно узка и костлява. Йоши вел себя как-то странно.

Нами беззвучно вскрикнула – и тут же рука, помогавшая ей совлечь одежды, грубо зажала ей рот.

Это не Йоши!

Амида Будда! Помоги верующей в тебя! Нами пыталась закричать, но рот ее был крепко зажат, и воздух с тихим свистом вышел через нос. Она чувствовала резкий запах крепкого сакэ и непривычный едкий запах мужского пота, возбуждающий и вызывающий отвращение.

Она стала бороться, извиваться, пыталась укусить руку, сдавившую ей рот, старалась ускользнуть от пальцев, которые настойчиво мяли, тискали, поглаживали, щипали ее тело. Против своей воли она чувствовала, что начинает возбуждаться сама.

Дьявол, не позволявший ей шевельнуться, задвигался быстрее, его запах усилился. Рука, лежавшая на ее губах, разжалась, и Нами закричала. Она кричала снова и снова, хотя знала, что это бесполезно, что шум праздника победителей заглушает ее голос. Она попыталась ударить это чудовище, но насильник крепко прижал ее руки к бокам.

Потом она почувствовала жаркий порыв его похоти и безвольно уступила, с отвращением и ужасом. Она лежала, покоряясь его желаниям, обесчещенная, искалеченная, оскверненная до самых глубин существа. Лихорадка и оцепенение, погрузившее ее в сон во время сражения, прошли, к сердцу подкатила волна жгучей ненависти. Кто бы с ней сейчас ни был, он заплатит за муку и унижение!

Мужчина отодвинулся. Нами услышала, как он шуршит одеждой у нее за спиной. Темнота в палатке была непроглядной. Нами с трудом приподнялась на локтях, пытаясь разглядеть насильника, но при всем старании могла различить только смутную тень.

Потом занавеска, прикрывавшая вход, отодвинулась, и в свете далеких костров она увидела его профиль – большеносое, скуластое лицо.

– Кисо! – прошептала Нами, скрипнув зубами. – Вы скот! Вы поплатитесь за это!

Кисо уже не было. Темнота опять сомкнулась вокруг Нами, она опустилась на циновку и незаметно для себя заплакала, как ребенок.

Что она могла сделать? Что?

Глава 38

Наутро на месте ночного веселья еще ползало несколько самураев, не желавших расставаться с праздником. В воздухе стоял резкий запах тлеющих мокрых дров: проливной дождь загасил большинство костров. Ливень был слишком коротким, чтобы спасти пересохшие поля, но над лагерем вновь клубились тяжелые тучи.

Поле боя было усыпано трупами людей и животных. С большинства тел было уже снято все ценное: мечи, доспехи, луки и личные вещи. Женщины, дети и старики, следовавшие с обозом, собирали добычу с мертвецов во время праздника.

Йоши проследил за сменой караула и ушел в свою палатку.

Ему показалось, что из-за ширмы, скрывавшей Нами, слышится плач, но, когда он заглянул туда, Нами лежала, накрывшись своим футоном, и не двигалась.

Нами явно крепко спала. Йоши пожал плечами, решив, что рыдание ему почудилось или Нами всхлипнула во сне.

Йоши с неизъяснимым наслаждением развязал шнуры, которые закрепляли правую пластину его чешуйчатых доспехов и швырнул ее на пол. За ней последовали наплечные пластины, главный панцирь Йорои, облегавший всю левую половину его торса и наколенники.

Опустившись на футон, Йоши через голову, не расшнуровывая, стянул защитную рубаху и отправил ее в образовавшуюся груду.

Чистка, починка, укладка – потом, все потом…

Закрывая глаза, он подумал, что мало проводит времени с Нами, слишком мало… завтра он извинится перед ней… завтра?., или сегодня?., наверно, уже сегодня…

Ему показалось, что он не спал и минуты. Однако по царившей в палатке знойной духоте он понял, что уже миновал полдень. Он услышал стуки и грохоты за тонкой стенкой и догадался, что, пока он спал, Кисо велел сворачивать лагерь. Что ж… По-своему он прав. Солдаты империи сразились с горцами и проиграли бой. Теперь император и его семья отданы на милость Кисо.

Йоши вытащил затычку из бамбуковой баклаги, набрал пригоршню воды и швырнул себе в лицо, чтобы прогнать сонливость.

Пора вставать. У него много дел сегодня. Ему надо проследить за снятием палаток, разобраться с трофеями, задать… Но!.. Но прежде всего ему надо поговорить с Нами. Поговорить и… упросить ее потерпеть без него еще денек.

Половина палатки Нами была пуста. Футон свернут. Йоши нахмурился. Куда могла подеваться женщина в боевом лагере, который вот-вот снимется с места? Он забеспокоился, но быстро подавил тревогу: Нами, должно быть, у Томое, и ему не о чем волноваться. И все-таки походная жизнь очень переменила Нами. Его любимая, конечно, всегда была своевольной и независимой женщиной, но при всем при том в прежние годы она ни за что бы не вышла из дому одна.

Йоши в последние месяцы много раз обдумывал свалившуюся на него проблему. С одной стороны, он верил в непогрешимость старинных устоев: женщина должна сидеть дома и вести хозяйство. С другой, он сам позволил Нами отправиться с ним в дорогу на коне, под видом слуги, и проделать без соблюдения кодекса приличий путь из Киото в Камакуру, а оттуда в горы Шинано. Оттого что Нами опять одевается как положено женщине, может ли он требовать, чтобы она опять пряталась за ширмой и вела себя так, словно ничего не переменилось.

Мир становится на голову. Йоши вздохнул. Похоже, действительно наступают последние дни закона, как уверяют предсказатели.