Йот Эр. Том 2 - Андрей Колганов

— Подъем! Тревога! — истошным голосом завопила девушка.

Зетэмповцы бросились к дверям, но те были надежно подперты чем-то снаружи. Между тем пламя гудело уже со всех сторон, жадно набрасываясь на сухое сено. Похоже, сарай не только подпалили сразу с нескольких концов, но, судя по запаху, еще и плеснули керосинчика. Языки пламени уже добрались до крытой соломой крыши и вырвались наверх, освещая округу и рассыпая яркие искры. От дыма становилось трудно дышать, а пламя стало безжалостно хватать людей за одежду.

— Слегу снять и тараном бить в двери! — негромкий, твердый голос Ромки всколыхнул парней. Они, разбрасывая уже занявшееся сено и немилосердно обжигая руки, схватили здоровенную слегу, которой это сено было придавлено, — прямо тебе бревнышко, а не обычная жердь, — и с разбегу долбанули в закрытые ворота сарая.

— Как только двери распахнутся, всем лечь! — твердые, властные интонации вселяли в растерявшийся поначалу молодняк уверенность. — Лечь, вжаться в землю, пока я не скомандую: «Бежать»! И тогда бегите со всех ног через лес к военному посту! Бежать, не оглядываться! Не топтаться на месте, иначе вы окажетесь хорошо подсвеченной мишенью! — и все поверили: Вечорек знает, что делать, и они вывернутся из передряги и на этот раз.

Парни снова разогнались, прямо сквозь пламя, и со всей мочи врезали слегой по створкам ворот. Тех, на ком вспыхивала одежда, оттаскивали в сторону, сбивая огонь, а их место занимали другие. Еще удар, потом еще и еще. Вот, наконец, после очередного разбега слега со смачным звуком хряпнула в ворота и их половинки с грохотом распахнулись… А в открывшийся проем из ночной темноты ударили автоматные очереди. Тут уж никому не надо было отдавать специальные приказы. Все попадали на пол сарая, пытаясь уберечься от смертельного свинцового дождика. Неподалеку был виден охваченный пламенем грузовик. О судьбе часовых нечего было и думать — скорее всего, их взяли по-тихому, в ножи. Пока ребята вжимались в землю, Ромка бросился вперед, нырнул подкатом под ноги ближайшему автоматчику — и вот уже автомат у него в руках, и две короткие очереди прошили двоих оставшихся противников.

— Бегнийче! Шибчей! — заорал Ромка, надсаживая голос.

Ребята вскочили, и тут пламя, получившее выход наружу, огненным валом покатилось к открытому дверному проему. Роскошные волосы Нины вспыхнули, как факел. Не отходивший от нее ни на шаг Михась моментально сдернул с себя пиджак и набросил ей на голову, сбивая пламя. Недолго думая он легко, как пушинку, взвалил девушку на плечо и устремился с этой ношей к лесу.

Однако тремя автоматчиками число врагов не исчерпывалось. Темноту разрезали вспышки выстрелов, пули злыми осами жужжали над ухом, а Ромка, медленно отступая вслед бегущим товарищам, огрызался короткими скупыми очередями… Не успели беглецы углубиться в лес, как перестрелка смолка. «Патроны кончились, — решила Нина, и ее сердце сжалось от страха за судьбу товарища. — Может быть, вывернется? И не из таких переделок выходил», — успокаивала она сама себя, тяжело дыша на бегу.

Вместе со взводом жолнежей на грузовиках зетэмповцы вернулись в злополучное село. Ночную тьму уже сменили серые предрассветные сумерки, и потому еще на подходе, у опушки леса, с первой машины смогли заметить распростертого на земле человека. Неужели Роман? Да, это был он. Ромка лежал, весь залитый кровью. Ребята бросились к своему товарищу, склонились над телом… Вблизи было видно, что ему нанесли множество ножевых ран и вдобавок несколько раз пырнули вилами. Товарищи пока не успели толком осознать случившееся, но боль утраты уже сжимала холодной рукой их сердца. Внезапно командир пошевелился и открыл глаза. Каким-то чудом Ромка был еще жив. Он попытался двинуть рукой, но сил ему явно не хватало. Тогда он еле слышно прошептал бледными, бескровными губами:

— Януся… тут… во внутреннем кармане… Для тебя… — и тут же в изнеможении закрыл глаза и замер.

Нина осторожно отвернула полу пиджака. Из внутреннего кармана торчали три гвоздики. Нет, не те, крупные, яркие, пушистые, считай, ничем и не пахнущие, что выращивают во множестве и продают в цветочных магазинах. Простые, маленькие алые гвоздички, со своим неповторимым пряным ароматом… залитые его кровью. Непослушными, враз ослабевшими пальцами девушка вытащила цветы из кармана. Попытка встать не удалась — ноги почему-то отказывались держать ее.

— Срочно в госпиталь! — попыталась крикнуть она. Из горла вырвалось только какое-то сипение, но ребята поняли все и без слов. Потерявшего сознание Ромку со всем предосторожностями, как можно бережнее перенесли в машину и немедленно отправили в Варшаву.

Часовой у входа в штаб Варшавского военного округа, довольно часто видевший Нину входящей и выходящей из здания, на этот раз никак не мог признать в девчонке, одежда которой местами обгорела и была заляпана грязью, прическа растрепана, а лицо покрывали пятна сажи, дочку командующего. Не тратя времени на объяснения, Нина просто снесла его с ног резким ударом и рванула вверх по лестнице. Вдогонку ей запоздало задребезжал пронзительный звонок тревоги, но через несколько секунд она уже распахивала дверь отцовского кабинета.

Увидев дочь в таком виде — одни только жалкие остатки еще вчера толстенной длинной косы и запах горелых волос сказали ему о многом — Якуб непроизвольно выскочил из-за письменного стола и бросился навстречу к ней. Да дело было даже не в сгоревших волосах и не в обгоревшей одежде — выражение на лице любимой дочери было такое, что его сердце дрогнуло.

— Что случилось, Нинуля? — голос его выдавал нешуточную тревогу.

— Со мной — ничего! — отрезала дочка. — А Ромку здорово порезали… В себя не приходит… — она едва сдержала готовые прорваться всхлипывания.

Долгих объяснений отцу не надо было. Он тут же повернулся к столу и схватил телефонную трубку.

— Дежурный?.. Говорит генерал Речницки. Срочно готовьте самолет в Москву… Нет, я не полечу. Нужно доставить в военный госпиталь тяжелораненого.

В тот же день Ромку переправили в столицу СССР, в Центральный военный госпиталь. Однако все усилия врачей с богатым фронтовым опытом оказались тщетными — через три дня, не приходя в сознание, Роман скончался. Слишком серьезны были раны и слишком велика потеря крови.

Мокотовская дельница ZMP пребывала в унынии и растерянности. Как же так? Они, которые жадно ловили каждое его слово (и любой из них готов был заслонить его собой), — они живы. А вышло так, что заслонил их всех собой он один, и вот теперь его нет. Нет больше Ромки, нет командира, за которым они шли в огонь и в воду, который мог выслушать и понять, все объяснить и растолковать. Вот только с Янкой объясниться так и не сумел, хотя заглядывался на нее и обхаживал всячески уже давно…

Последний прощальный подарок — три увядших гвоздички, залитые кровью, — легли на его могилу. У Нины не хватило сил оставить их у себя — так больно рвал душу даже случайный мимолетный взгляд, брошенный на эти цветы. Она не раз задавала себе вопрос — могла бы она ответить Ромке взаимностью, если бы он все-таки решился сделать первый шаг? Наверное, могла бы. Ведь она явно выделяла его среди всех своих знакомых, и если ухаживания и товарищей, и блестящих шляхетных панов, и молодых советских офицеров оставляли ее в лучшем случае равнодушными, то с ним равнодушием и не пахло. Правда, до сих пор она как-то не задумывалось о том, что возможно или невозможно между нею и командиром. И вот смерть оборвала ниточку, которая могла протянуться в будущее. Его больше нет, и уже никогда ничего между ними не будет. Думай — не думай, горюй — не горюй… Но стоит вспомнить его улыбку, как сердце рвет острая, безжалостная боль.

3. За кулисами

Минул август, наступила осень с золотым листопадом, дождями и холодными ветрами. Настало время очередной командировки в Москву. И на этот раз — надолго. Якуб предупредил дочку:

— В Москве предстоит серьезная работа. Будем готовиться к очень ответственному делу.

Покинув вагон варшавского поезда, оставшегося на пути с европейской колеей, генерал Речницкий с дочерью коротали время до пересадки на московский состав в ресторане брестского вокзала. Нина прихлебывала не слишком хорошо приготовленный кофе, понемногу откусывая от лежащего на тарелочке эклера, и со скучающим выражением на лице наблюдала, как отец, расположившийся у буфетной стойки, рассыпает комплименты блондинке-буфетчице. Девица, надо признать, была довольно симпатичная, и Якуб увлекся ею не на шутку, забыв о времени. А между тем до отправления поезда на Москву осталось всего ничего.

Попытки Нины обратить на себя внимание и напомнить о необходимости поторопиться остались безуспешными. Наконец она вскочила со своего места, набросив на плечи новенькую беличью шубку, и решительно направилась к отцу. Этот демарш не остался незамеченным — генерал демонстративно повернулся к ней спиной, давая понять, что не собирается отрываться от своего увлечения.